Я усмехаюсь. Она взволнована. Это так мило!
– Потому что я отличный слушатель.
На ее лице снова появляется застенчивая улыбка.
– Ну, как ты думаешь, что мне делать?
Она спрашивает меня? Разумеется, Кеннеди ничего обо мне не знает, потому что обычно я – последний, к кому обращаются за советом. Я тот, к кому приходят, чтобы повеселиться и круто провести время.
Мой брат Кай – серьезный человек, и, если бы он был здесь, а не играл в бейсбол со «Святыми Сиэтла», я бы спросил его, какой совет можно дать этой девушке. Он – мой главный советник, и я чертовски по нему скучаю.
Но его здесь нет, так что этот совет – за мной.
Лично я считаю, что ей следует подойти к доктору Фредрику и врезать ему по яйцам, но также мне очень нравится мысль о том, что она будет здесь работать. Мне нравится, что это веснушчатое лицо будет появляться на каждой моей игре.
С ней легко общаться, и худший день в году она сделала терпимым. Даже хорошим.
– А что тебе хочется сделать? – спрашиваю я, вместо того чтобы высказать свое мнение.
– Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос?
Я ухмыляюсь в ответ.
– Я хочу работать в сфере профессионального спорта, – прямо заявляет она. – Но такие вакансии встречаются редко, потому что для большинства специалистов это карьера на всю жизнь.
– Ты хочешь работать в профессиональном спорте, – повторяю я, чтобы она услышала.
Кеннеди согласно кивает.
– Я должна согласиться на эту работу. По крайней мере, я буду твердо стоять на своем. Но, боже, если даже доктор Фредрик так ужасно обращается с женщинами, то страшно представить, как ведут себя игроки команды…
Вот же черт!
Конечно, мы кучка идиотов, но никто из парней не проявляет такого неуважения.
– Я… – В горле стоит ком. – Я позабочусь о том, чтобы никто из парней в команде тебя не доставал.
Ее глаза сужаются – она в замешательстве, но на губах все та же очаровательная улыбка, и от этого у меня внутри все переворачивается.
– Кто ты такой?
– Две сиськи и короткая память, а, Кенни? Я уже говорил, как меня зовут.
– Ты работаешь в приемной или на…
– Мне нужно идти. – Я указываю на дверь. – Можно я тебя провожу?
Она смотрит на меня с подозрением, и все, что я могу – лишь улыбаться, как придурок, потому что эта умная девушка уделяет мне внимание.
Я не наивен и знаю: скоро она поймет, что я один из игроков. И если предупреждение доктора Фредрика для нее хоть что-то значит, то, едва узнав правду, она больше никогда не обратит на меня внимания. А пока что я воспользуюсь тем небольшим временем, что у меня осталось.
Я распахиваю перед ней дверь туалета, и Кенни, не пригибаясь, проходит прямо под моей рукой в коридор.
– Не вздумай никому рассказывать, – быстро говорит она.
– О чем?
– Если я соглашусь на эту работу, не вздумай рассказывать о том, что сказал доктор Фредрик, или о моей квалификации.
– Ты, наверное, первый из знакомых мне врачей, который не хочет, чтобы все знали об этом.
– Исайя, пожалуйста!
Эти два коротких слова заставляют меня замереть на месте. Мое имя – как она его произносит! Как звучит ее голос, когда она умоляет…
Я вглядываюсь в ее лицолицо: на нем написано отчаяние.
– Я ничего не скажу.
– А насчет того, что ты подслушал?
– Ты о том, что доктор Мудак – женоненавистник?
– Да.
– Нет, кое-что об этом я скажу. На самом деле, прямо сейчас.
Она останавливает меня, хватая за предплечье. Ее рука – бледная, усыпанная веснушками, – резко контрастирует с моей, загорелой, ведь я каждый день играю в бейсбол под открытым небом. Но прежде, чем я успеваю запомнить этот контраст, она мгновенно отстраняется.
– Если я собираюсь здесь работать, мне и так придется непросто. Я не могу начинать рабочие отношения с жалобы полевому менеджеру или владельцу команды. Я справлюсь с этим сама.
Она излучает независимость и решимость, и, хотя эта девушка, должно быть, не выше ста шестидесяти сантиметров, ее плечи гордо расправлены, что прибавляет ей роста.
Хорошо. Ей понадобится вся сила воли, чтобы работать с этим куском дерьма.
– Когда, – поправляю я. – Когда ты будешь здесь работать.
Она понимающе улыбается мне в ответ, и теперь мы оба храним секрет, известный только нам двоим.
– Ну, увидимся? – спрашивает она.
– О, я абсолютно уверен, что ты будешь часто меня видеть.
– Родез! – завернув за угол и увидев, что я стою перед женским туалетом, окликает меня Коди, наш первый бейсмен [3 - Первый бейсмен – игрок бейсбольной команды, ответственный за обороту первой базы. Выполняет роль отбивающего, когда команда находится в атаке.]. Он в форме, готов к командной фотосессии. – Вот ты где? Поторопись! Съемка начинается в пять, твоя форма – в шкафчике. Монти послал меня за тобой.
Сказав это, Коди удаляется в сторону клуба.
Я медленно поворачиваюсь к Кеннеди со своей самой невинной улыбкой. Ее и без того бледная кожа теперь кажется еще более бескровной.
– Ты игрок?
– Шорт-стоп, – подмигиваю я.
Ее поведение мгновенно меняется: от прежней улыбки не остается и следа. Я почти физически ощущаю, как воздух между нами становится ледяным. Кеннеди в шоке. Она смущена и слегка психует.
– Забудь этот разговор. – Кеннеди, не колеблясь, убегает прочь, и я уверен, что у нее в голове звучит предупреждение доктора Фредрика.
– Эй, Кенни! – кричу я, и она неохотно оборачивается. – Я ообещал позаботиться о том, чтобы другие парни не доставляли тебе хлопот, но ничего не говорил о себе. – Ее губы слегка приоткрываются, и я снова подмигиваю. – Увидимся, док!
– Где ты был? – спрашивает Трэвис, наш кетчер-новичок[4 - Кетчер – игрок обороняющейся команды, который принимает мяч, поданный питчером.], пока я стягиваю футболку через голову и бросаю джинсы в свой шкафчик. Мне нужно переодеться в новую форму, как и остальным игрокам команды.
Его шкафчик слева от моего, а у Коди – справа.
– Я был занят.
В верхней части шкафчика, скрытая от посторонних глаз, прикреплена скотчем фотография: я, мама и брат – и я большим пальцем стираю с нее пыль, когда кладу часы на одну из полок.
– Ага, – смеется Коди, указывая на раздевалку. – Занят вот этим.
Оставшись в одних боксерах, я поворачиваюсь и вижу Кеннеди, которая разговаривает с доктором Фредриком. Я наблюдаю, как он сжимает челюсти и раздувает ноздри, и понимаю: в этот самый момент она сообщает ему, что берется за эту работу.
Трэвис тихонько присвистывает:
– Симпатичная!
– И умная, – добавляю я, но не рассказываю о том, что мне известно, потому что Кеннеди попросила не делать этого, а мне нравится, что я знаю о новом тренере по легкой атлетике то, о чем не в курсе никто другой. – Эй, а какого цвета, по-твоему, у нее волосы?
– Рыжие, – просто отвечает Трэвис.
– Да ладно тебе, Трэв! Я же тебе говорил: описывай точнее.
Коди мгновение изучает ее.
– Я бы назвал этот цвет оберн [5 - Оберн – каштаново-рыжий цвет с медным оттенком.]. Смесь теплого рыжего и землисто-коричневого, но в них также есть немного меди.
– Как пенни [6 - Пенни – теплый землистый оттенок, напоминающий цвет осенних листьев.]?
– Точно.
Вот почему я спрашиваю об этом у Коди: парень понимает, что для меня важны детали.
Не сводя с нее глаз, с другого конца комнаты я наблюдаю, как она находит меня взглядом в тот самый момент, когда доктор Фредрик что-то ей отвечает. Кеннеди внимательно смотрит на мои ступни и переходит к голым ногам, затем задерживается на боксерах и не спеша обводит взглядом обнаженную грудь. Но когда она поднимает взгляд к моему лицу, я улыбаюсь как можно более нахально, давая понять, что поймал ее взгляд.
Кеннеди мгновенно отводит глаза, и я не могу сдержать улыбку. Трэвис толкает меня в плечо.
– Итак, кто она?
В этот день, когда все кажется знамением, я без колебаний отвечаю:
– Моя будущая жена.
Парни разражаются хохотом, но я не отрываю взгляда от единственной во всем здании женщины.
Кеннеди заправляет выбившуюся прядь волос цвета оберн за ухо, и в этот момент я вижу его: кольцо с бриллиантом, которое невозможно не заметить, сверкает на безымянном пальце ее левой руки. Хотя почему-то до этого момента я его не замечал.
– Извини, чувак, – снова смеется Коди, кладя ладонь мне на плечо. – Похоже, кто-то тебя опередил.
И этот день снова становится худшим в году.
1
Исайя
НАШИ ДНИ
– А вот и мои ребята! – Я обнимаю за плечи Коди и Трэвиса, встречая их на этаже, где в нашем отеле расположено казино. – Куда направляемся?
– Как раз вовремя, Родез. – Трэвис, наш кетчер, высвобождается из-под моей руки. – Ты собираешься дольше, чем любой из моих знакомых, а твои носки все равно ни черта не парные.
Я смотрю на свои ноги: брюки доходят до самых щиколоток.
– Они мне подходят.
– В клубе «Цезарь Палас» нас уже ждет столик. – Коди жестом указывает в сторону улицы Стрип [7 - Стрип (Лас-Вегас-Стрип) – длинный участок бульвара Лас-Вегас с отелями-казино, магазинами, простыми и элитными ресторанами и площадками для мероприятий, где устраивают концерты, комедийные шоу и цирковые представления. Кроме того, на территории района находятся танцующие фонтаны и колесо обозрения Хай Роллер.]. – Пошли.
Наш первый бейсмен стремительно удаляется, и остальная команда следует за ним по пятам, а я замыкаю группу.
Мы в Вегасе уже несколько дней, и это наша последняя ночь здесь. Каждый год перед началом сезона мы с ребятами отправляемся путешествие, чтобы сплотить команду. Обычно это жаркое или тропическое место – награда за то, что мы пережили чикагскую зиму, и, хотя в Лас-Вегасе в это время года не слишком жарко, нас подогревают душные клубы и алкоголь по завышенным ценам.
Не то чтобы нам приходилось беспокоиться о ценах на алкоголь или платить за многое другое. Пока мы здесь, нам, профессиональной бейсбольной команде, каждый вечер бронируют столики в клубах и дарят бесконечную выпивку.
Два года назад мой старший брат Кай перешел играть к «Воинам», и мы наконец-то оказались в одной команде. Его нет с нами в Вегасе – он решил остаться в Чикаго со своим сыном и будущей женой, но остальные ребята здесь, а мне нравится, помимо времяпрепровождения с семьей, потусоваться с друзьями и пропустить пару стаканчиков.
– Сегодня тот самый вечер? – Трэвис замедляет шаг, пристраиваясь рядом со мной в хвосте компании.
– Тот самый вечер для чего?
– Сегодня тот самый вечер, когда ты общаешься с кем-то еще, кроме товарищей по команде и клубу?
– На самом деле, не вижу в этом смысла. Это командная поездка. Я стараюсь подружиться с коллегами.
