Князь был одет в тёмно-алую рубашку тонкого шёлка, всю расшитую узором из золотой нити, сверху кафтан, так плотно затканный золотом, что, казалось, его сделали из куска драгоценного металла, на воротнике блистали самоцветы, пояс перехвачен красным кушаком, расшитым яхонтами и смарагдами (изумрудами). На плечах красовалась парчовая пурпурная ферязь, как и весь остальной наряд, затканная золотом и каменьями. Князь явно хотел произвести на кого-то впечатление, и уж точно не на удельную княжну Словенска. Скорее всего, желает показать свою власть над боярами, особый свой статус. Новгород – город непростой, правителя сюда призывают, нет тут воли Великого Князя. Значит, шаткое положение у Александра сейчас. Хотя моих познаний для подковёрных интриг времён Древней Руси явно маловато.
Княжна Ульяна не уступала своему старшему брату: пурпурное платье, украшенное крупным жемчугом и каменьями, отложной воротник, искусно расшитый узорами из лалов, золотые наручи, на пальцах блистают шикарные перстни, коруна усыпана самоцветами. Девушка была высокой, статной. Русая коса толщиной с мужскую руку перевита богатыми лентами, сосватана, значит, Ульяна. Голубые широко расставленные глаза смотрели на бояр без тени смущения, подбородок высоко поднят, спина прямая. Алые губы чуть приоткрылись в улыбке.
А вот Александр совсем не походил на те портреты, которые мне довелось видеть. У князя были светло-русые, чуть вьющиеся волосы, большие глаза, того же цвета небесной синевы, как у сестры, прямой нос, тяжёлый подбородок, что несколько скрадывала короткая борода, более тёмного оттенка, чем волосы. Он был молод, однако во взгляде читалась несвойственная его годам мудрость и проницательность. Высокий, с тренированными мышцами. Не так, как у «качков», наращивающие свои мускулы в спортзале и на протеине. В нём была воинская стать, мужественность, которую можно приобрести, лишь пройдя не одно сражение.
В палатах повисла тишина, Александр и Ульяна, не торопясь, шли на свои места. Проходя мимо меня, князь обернулся и остановился.
– Рад, что ты жива осталась Яромила Владимировна. Не погиб род Словенских князей.
Я так растерялась! Не понимала, как мне себя вести. Встала из-за стола, поклонилась, насколько это было возможно.
– Благодарю, Александр Ярославович.
Князь уже шёл дальше, и негодующих взглядов от бояр я не заметила, значит, всё в порядке. Бухнулась на скамью, переводя дыхание.
Александр взошёл на возвышение, поклонился в обе стороны, поприветствовал гостей и лишь потом сел. Так же поступила и Ульяна. Боярышни, занимавшие места рядом с княжной, засуетились, предлагая закуски и блюда. Чашники подоспели, разливая напитки.
За столом князя прислуживали юноши в богатых одеяниях, наверное, сыновья бояр. Быть стольником государя – должность почётная.
В палатах становилось жарко, я вся вспотела под собольей душегреей и снять нельзя. Да и у многих на лбу выступили бисеринки пота, одежда бояр ведь тоже была многослойной, подбитой мехами. Я вытащила из рукава небольшую тряпицу, которую сунула мне Авдотья, отёрла влажное лицо. Тётка часто мужа на пиры провожает, знает, каково здесь.
Девушки усердно потчевали Ульяну яствами, остальные тоже сосредоточенно жевали, а вот за мужским столом всё больше прикладывались к чашам с хмельным. Разговоры стали громче, и я, прислушавшись, обомлела. Речь шла обо мне.
– У княжны дар от матери и второй жёнки не надо, сама чародеев нарожает. Да каких! Февронья водой повелевала, не раз Словенск спасла от нападений. Если княжна в мать пошла, лучше невесты и не сыскать, – басил низкий, однако широкий в плечах мужчина с чёрной бородой, заросшей до самых глаз.
– Уж не за свово ли Мишку её засватать задумал? – фыркнул высокий худой старик, тонко неприятно рассмеявшись. – Не по Сеньке шапка!
Я обернулась на Александра, тот разговаривал с Владыкой и речей, где мной торговали точно коровой какой, не слышал. Отыскала взглядом дядьку Евсея, он о чём-то спорил с соседом, не слыхать.
– Рты разинули, – вдруг громко крикнул захмелевший боярин с лицом, изрытым оспинами, – Илье моему такая невеста впору! Я за неё и откуп богатый дам, не поскуплюсь. Не вам чета! Захотели! В палаты княжеские забраться!
При этих словах, девушка, что сидела напротив, вдруг потемнела лицом и зыркнула на меня с ненавистью. Вот так история. Она-то, выходит, на Илью виды имеет или уже сосватана в его семью, вон и лента в косе виднеется.
Если до этого я была растеряна, то сейчас в груди раскалённой волной поднимался гнев. Я им что, кобыла породистая?! Внаглую торгуются, как за кусок мяса.
– Чего ж ты брешешь? – продолжался спор вокруг моей персоны. – Куда твоему Илюшке да Словенском володеть?! – теперь кричал мужик сверху стола, кряжистый, как столетний дуб. – Моему Белозару такая невеста впору! Наш род твоего древнее будет!
– В Белозаре твоём еле душа держится, все знают, квёлый он, сможет ли деток наплодить или княжна пустоцветом ходить будет? – не унимался рябой.
– Ах ты, собачья душонка! – подскочил кряжистый.
Дядька Евсей оторвался от своего разговора и, наконец, прислушался к дележу. Брови его сошлись на переносице, ноздри раздулись, на скулах заходили желваки, но боярин молчал, подмечая, кто и как себя ведёт. У Александра за столом тоже наступила тишина, князь и Владыка обратили внимание на слишком шумный спор. Невский метнул на меня быстрый, нечитаемый взор.
Кряжистый порывался выбраться с лавки, но соседи приструнили его, усадив обратно, однако он не унимался.
– Илюшка твой безродный, второй жены сын! Захотел чародея заполучить, да не вышло, – он рассмеялся, показав рябому кукиш.
– Словенском чародей должен владеть! – вмешался сосед кряжистого, высокий, рыжий мужик. – Как мой Елизар! Вот кто княжне Словенской ровня!
– Елизару твоему, – не унимался рябой, – годков то ужо сколько. Всё перебирали невест, пока старость к сыну не подкралась. Чароде-е-ей, – дразнил он рыжего, – едва жёлтым светит.
– Ты в своём уме?! – возмутился рыжий. – Годков-то всего тридцать сыну, самая пора.
– Ага, – не удержался кряжистый, – пора сынов уже своих сватать!
Александр зорко следил за каждым, подавшись вперёд. Я глянула на девушку, что сидела с лицом, мрачнее тучи. Та, заметив мой взгляд, отвернулась и громко сказала:
– Княжна без кола, без двора. Милостью дядюшки живёт, своего ничего не имея. Погнали из Словенска, как собаку безродную.
В голове что-то тонко, звонко треснуло. Ну, это уж слишком!
Сперва по рукам пробежал холодок. Потом странная дрожь, будто ледяная вода потекла по жилам вместо крови. Воздух вокруг меня стал густеть, наполняться морозной взвесью.
Не выдержав этого позорного спора, дележа и слов наглой девицы, я медленно поднялась из-за стола. В ушах нарастал звон.
– Хватит, – просипела я.
Но меня никто не усшылал.
– ХВАТИТ!!! – выкрикнула, перекрывая голоса всех и одновременно возле меня словно что-то взорвалось!
Девиц, что сидели напротив, вышвырнуло из-за стола под ноги боярам. Стены палат не просто вздрогнули, они заскрипели, заходили ходуном от волны силы, что исходила от меня, подпитываемая бушующей яростью. Взор заволокло серебристой дымкой, будто я смотрела на весь мир сквозь кристалл льда. Каждый вдох обжигал легкие холодом, каждый выдох превращался в морозное облачко.
Краем глаза заметила, как подскочил князь, выставив ладони. Вокруг него взметнулись алые всполохи.
Ледяные лезвия всё летели и летели, и я не собиралась их останавливать!
Вы у меня получите племенную кобылу! Пожалеете, что даже мысль о сватовстве допустили в свои дурные головы!
Я устрою вам делёжку добычи на одре моего отца!
Стены быстро покрывались ледяными узорами, затягивало их морозной коркой. Князь выскочил из-за стола, метнувшись куда-то вбок. Увидела, что там чуть не раскроило голову незадачливому рябому, упавшим со стены боевым топором. Александр взмахнул рукой и оружие смело в сторону.
– Яра! – громко крикнул дядька Евсей. – Охолонись! Поубиваешь всех до единого!
Но холод во мне был сильнее его слов. Лёд был сильнее всего.
– Мало вам! – будто и не я отвечала вовсе, будто иная сила пробудилась во мне. – Отца похоронить не успела, сваты уж пожаловали! Получайте невесту!
Ледяной вихрь взъярился вокруг меня пуще прежнего, девицы, не прекращая визжать, разбежались кто куда. Туча острого, точно ножи, ледяного крошева металась по залу, на стенах повисли лохмотья от гобеленов, бояре прятались под столы, прикрываясь блюдами, с которых выбросили еду.
И среди этого буйства морозной стихии ко мне шёл князь. Вокруг него возник воздушный кокон, игравший всеми оттенками алого.
– Яромила! Стой! Прекрати!
– Нет! – дерзко крикнула в ответ, сама не понимая, откуда во мне столько злости и… азарта? Адреналин буквально кипел в крови.
Александр, преодолевая сопротивление, всё же смог подобраться вплотную ко мне. Наши взоры встретились, радужки глаз князя были белыми, только чёрные точки зрачков остались. Он смотрел на меня без злости, спокойно будто вокруг нас ничего не происходит. Ещё шаг и вот он схватил меня за плечи, с душегреи посыпались ледяные осколки, весь мой наряд покрылся морозной коркой.
– Яра, – тихо сказал Александр, – я не дам тебя в обиду, слово даю.
Гнев мой уже унимался, а речь князя подействовала, как успокоительное. Я опустила руки, и пурга, бушевавшая в палатах, тотчас улеглась. Бояре испуганно выглядывали из-под столов, их бороды и ресницы были все в инее. Изо рта людей вырывался пар, кто-то стонал.
– Тихо, тихо, – князь гладил меня по плечам, стряхивая льдинки, – никто не посмеет тебя замуж против твоей воли взять. Не гневайся, Яромила.
Он говорил со мной точно с ребёнком, но это подействовало, хоть его слова и доносились до меня сквозь звон в ушах. Я медленно села на лавку, чувствуя, что едва держусь на ногах. Меня замутило, голова закружилась. Александр устроился рядом, неведомо откуда в руках у него возникла чаша с мёдом, которую он мне и протянул.
– Испей, сил прибавит.
Тремя глотками осушила внушительную посудину, в горле была пустыня.
Потихоньку все выбирались из своих укрытий, по залу побежали шепотки:
– Княжна-то алая! Алая! А норов-то крут! Где с такой сдюжить…
Я обвела мутным взором палаты, и силы стали стремительно покидать меня, сознание затягивало тьмой, последние проблески его померкли, уступая мгле, что приняла меня в свои объятья.
Глава 10
Время и пространство потеряли значение, я тонула в воспоминаниях Яромилы, как в омуте. Они хлынули бурным потоком, стоило мне погрузиться в туманное марево сна. Яркие, живые, осязаемые. Передо мной проносились детские годы, потеря матушки, её уроки, горе отца после смерти любимой жены, учёба княжны с церковным дьяком. Наши сознания взаимопроникали друг в друга, и не понять, где была Виктория Северцева, а где княжна Яромила Владимировна. Я переживала её чувства, её эмоции, запоздалой болью резануло сердце воспоминание о потере отца. Ощущала, как по лицу текут слёзы, и не понимала, во сне это или наяву.
Иной раз перед глазами начинали виться морозные узоры, лёд заключал меня в кокон, словно оберегая от чего-то. Я смотрела на своё отражение и видела, как пылает вокруг меня ало-карминовое пламя, ближе к телу переходящее в синеву. И глаза… Из карих они стали льдисто-голубыми.
Я нашла ответы на все вопросы, вернее, вспомнила. И про воинов, чей пустой взор так поразил меня у дяди Евсея.
– Когда-то только князья, да ближние их владели магией, – звучал в моей голове голос отца, – но потом жениться начали княжичи на простолюдинках.
– Разве можно так, тятенька? – маленькая Яра пытливо заглядывала в глаза князя.
– Они не по-настоящему женились, вырастешь, поймёшь, – смутился тогда отец.
– Понарошку? Это забава такая была? – не унималась маленькая княжна.
– Можно и так сказать. Хватит. Я не об этом, – оборвал меня Владимир, – так вот, когда детки одарённые стали рождаться у людин (прим. автора – свободные крестьяне, члены сельской общины, участвующие в ее жизни и вечевых собраниях), смердов (прим. автора – основная масса крестьян, земледельцы, прикреплённые к земле) и холопок простых, князья посоветовались и решили их на службу поставить, дабы силу волшебную крестьянской кровью не разбавлять. А девиц-чародеек вторыми жёнами себе бояре брали.
– Как это? – пискнула княжна. – То понарошку женятся, то вторыми жёнами берут. И у тебя есть вторая жена, папенька?
– Нет, – шутливо щёлкнул по носу отец Яромилу, – никто мне кроме матушки твоей не нужен.
– Разве не перед богом люди венчаются? Дьяк Архип говорил: никто такой союз разделить не в силе. А про вторых жён он не сказывал.
– Мала ты ещё, Ярушка. Вырастешь, всё узнаешь.
И снова княжна беседует с отцом, только постарше она уже. Идут они к гриднице, где живут дружинники Словенска.
– Сейчас увидишь, Яромила, как чародеев из крестьян на службу ставят, никого не допускают сюда, однако ты княжна, тебе многое знать надо.
В просторной избе, что примыкала к гриднице, увидела Яра мальчишек от десяти до четырнадцати лет. С ними были наставники, хмурые седые кмети, которые уже не принимали участия в битвах, лишь заботились о молодых ратниках.
Юнцы сидели рядком на лавках с большими кружками в руках, откуда шёл едва различимый парок.
– Каждому пить до дна, – поучал их старик-наставник, – палки, что дали вам ранее, после того, как отвар примете, зажмите в зубах, чтобы от боли языки не пооткусывать.
Мальчишки боязливо переглянулись между собой. Наставники нахмурились.
– Без этого настоящим воином не стать, – резко сказал один из них, – пейте.
Будущие ратники принюхались к напитку, поморщились и судорожно глотая, осушили кружки до дна. Не прошло и минуты, как их тела начало выворачивать судорогами, глаза закатились, наставники кружили над своими подопечными, кого придерживая, кого отодвигая от лавки, чтобы голову не расшиб. Не знаю, сколько это продолжалось. Яромила, вцепившись в руку отца, широко раскрыв глаза, смотрела на испытание. Сколько времени прошло – неведомо, только мальчишки по одному начали открывать глаза: пустые, холодные.
– Встань, – к каждому подходил высокий кметь лет сорока.
Парни поднимались, занимая место у стены, безвольные и безмолвные, точно страшные ожившие куклы.
Яромила отпрянула от окна, откуда наблюдала за жестоким превращением, и я очнулась.
– Яра! Как же ты нас напугала! – надо мной склонилась Голуба. – Как ты?
– Н-нормально, – язык еле ворочался, прилипая от жажды к нёбу, – водицы бы испить.
– Сейчас, сейчас, – сестра сделала знак чернавке, и та поднесла кружку.
Утолив жажду, огляделась кругом: горница с высокими сводами, в углу печь изразцовая, стены коврами завешаны.
– Где мы?
– В княжьем тереме, – ответила Голуба, – меня допустили ухаживать за тобой. Ай да шороху ты навела! – сестрица тихо рассмеялась. – Пока тебя лекари опекали, по приказу Александра, тятенька домой приехал, поведал нам всё, что случилось. Ох и осерчала маменька, сама к терему поспешила, бояре, что с вами вместе пировали, разъехаться ещё не успели. Матушка бороды-то им знатно прорядила, – Голуба расхохоталась в голос. За ней и я развеселилась, представив эту картину, как разбегались от Авдотьи Матвеевны степенные мужи, опасаясь гнева боярыни.
– Сколько же я здесь?
– Так со вчерашнего, – Голуба что-то тихо сказала чернавке, и та вышла из спальни, – с тобой князь говорить желает.
– Ты за ним послала? – испугалась я.
– Да где же это видано, чтобы мужчина в девичью светёлку ходил? – всплеснула руками сестра, – лекаря позвать велела. Вот посмотрит тебя и решит, можно подниматься или рано ещё.
Скоро в горницу чернавка привела старичка такого согбенного, что, казалось, он носом до пола достанет.
– Сядь, дитятко, – сказал дедушка бодрым голосом, который никак не вязался с его внешностью.
Длинными пальцами, похожими на паучьи лапки, лекарь повертел мою голову, заглядывая в глаза, оттянул книзу по очереди веки.
– Чары послушны тебе, княжна?
Я подняла ладонь, на ней начал появляться морозный узор, сила текла ровно и спокойно, полностью мне подчинившись. Будто сорвало все блоки, что мешали мне совладать с волшебством. А не те ли травки так подействовали на меня, которые дала Устинья? Я ведь выпила отвар перед самым отъездом в Городище.
