Вера Колочкова "От всего сердца"

– Не заберут, Дашенька, что ты! С чего ты взяла?

– Но ты сама только что с тетей Юлей говорила, я же слышала…

– А уши греть меньше надо, Даш, тогда и жить легче будет! – досадливо произнесла Юлька, мельком глянув на Варю.

– Правда не заберут, мам? – проигнорировав Юлькино замечание, тихо повторила девочка.

– Правда, Дашенька! Я вас не отдам, что ты! И не думай даже! Не отдам… Или… Или сама с вами туда пойду…

– Так тебя же не возьмут, ты взрослая!

– Ну и что! Я все равно рядом с вами буду, в любом случае! Хоть уборщицей, хоть нянечкой… Я же ваша мама, ты что! По-другому просто быть не может!

– А почему же тогда… Почему же твоя мама тебя бросила? Ведь она тоже мамой была?

Юлька хмыкнула и покрутила головой, с любопытством уставившись на Варю, – давай, мол, отвечай на законный вопрос… А я посмотрю, как ты будешь выкручиваться…

– Да я и сама не знаю, доченька… – очень просто ответила на сложный вопрос Варя. – Наверное, у нее так обстоятельства сложились, кто знает…

– Ей тоже негде жить было, да?

– Может, и так…

– Как нам, да?

– Я не знаю, Дашенька. Не знаю…

– А ты ее вообще-вообще никогда не видела? Ни разу в жизни?

– Нет, Даш. Не видела.

Даша снова скуксилась, собираясь заплакать, и Юлька спросила удивленно:

– Опять? А теперь-то чего, Даш?

– А мне маму жалко, теть Юль…

– Ну все, Варь, хватит мучить и себя, и ребенка! – не выдержала продолжения грустного диалога Юлька. – Слышать больше этого не могу! Развели тут… Бог знает что, даже слов приличных подобрать не могу, одни неприличные в голову просятся! Давайте лучше пойдем на кухню и поедим! Между прочим, я целую сковородку картошки нажарила…

Никто возражать не стал. Отправились на кухню, Юлька встала к плите, подняла крышку со сковороды, и запах жаренной с луком картошки моментально заполонил все пространство. Варя сглотнула голодную слюну, произнесла тихо:

– Спасибо тебе, Юль… Я со вчерашнего вечера ничего не ела…

– А чего не ела-то?

– Да не могла как-то… От всего этого… От непонимания, что делать, как жить дальше… Просто кусок в горло не лезет.

– Ну да… Если загремишь в больницу от истощения, оно, конечно, сразу все и решится наилучшим образом. Совсем с ума сошла, что ли? Есть она не может, видите ли!

– Ну не ворчи на меня, Юль…

– А кто еще будет ворчать на тебя, если не я? Пушкин, что ли? Александр Сергеевич? Вот, ешь давай! – Юлька поставила перед Варей полную тарелку картошки. – Чтобы все смела, до последней крошки, поняла?

– Да поняла, поняла…

– Погоди, я сейчас еще молока всем налью… Дашка, Мишка, будете молоко?

– Будем… – ответила и за брата Даша. – Мишка тоже любит картошку с молоком… Ой, как вкусно, теть Юль! У мамы так вкусно никогда не получается!

– А то… – хвастливо улыбнулась Юлька и тут же вздохнула: – Хотя жареная картошка – это мой единственный кулинарный конек… Больше ничего не умею.

– А зато я умею печенье с корицей печь! И с лимонными корочками! – похвастала Даша, с удовольствием уплетая картошку. – Меня бабушка Таня научила, вот!

– Она тебе прабабушкой была, Даш… – тихо поправила дочь Варя.

– Да я знаю, мам! – грустно кивнула головой девочка. – Я знаю… Если бы прабабушка Таня не умерла, то мы бы так с ней и жили, в ее квартире… И она не позволила бы нас никуда выгнать… Ну зачем она умерла, мам? Зачем?

– Хороший вопрос: зачем… – хмыкнула Юлька, глядя куда-то в сторону. – Пожалуй, и ответа на него не придумаешь – зачем…

Конец ужина прошел в молчании. Даже маленький Мишка помалкивал, попивая теплое молоко из кружки. Наконец Юлька произнесла громко:

– Ну все, ребята! Мне пора уходить! И без того засиделась у вас дольше, чем рассчитывала! Теперь придется автобуса ждать, они вечером редко ходят… А, да, забыла совсем! Я там тебе продуктов купила, Варь… Увидишь в холодильнике… Не ахти какие продукты, но все равно – жратва. Перебиться можно.

– Спасибо, Юль… Спасибо тебе… Ты… ты очень добрый человек… Мой добрый человек… Самый добрый, самый хороший, – сложив на груди ладони, проговорила Варя. Хотела еще что-то сказать, но Юлька нетерпеливо перебила ее:

– Да ну, Варька! Чего это тебя вдруг разнесло? Сроду меж нами такого высокого слога не наблюдалось! Прям высокие, высокие отношения, ага! Прекрати, слышь?

– Но ты же действительно добрая, Юль… И батюшка мне сегодня в церкви сказал: у всякого есть рядом добрые люди… А ты мне как сестра, Юль, и даже лучше!

– Да отчего ж не сестра? Сестра и есть. Я ж тоже Иванова, как и ты была в девичестве! Мы с тобой сестры по одному несчастью, Варька… И все, и молчи, и не говори ничего больше! Вон почти до слез довела меня, зараза… А нам с тобой плакать никак нельзя! Еще чего не хватало – плакать! Слезы, они ж последние силы уносят, а нам эти силы еще ой как понадобятся, чтобы свое место под солнцем отвоевать! Правильно я говорю, Варьк?

– Правильно, Юльк…

– Ну все, и на том до свидания! – решительно поднялась из-за стола Юлька. – Иначе я вообще сегодня от вас не уйду, а мне сегодня в ночную смену в моем круглосуточном супермаркете выходить, и домой еще заскочить надо! Все, я ушла…

Они все высыпали в прихожую – провожать Юльку. Уже в дверях она вдруг обернулась, хлопнула себя по лбу, выдала поспешной скороговоркой:

– Варька, я ж про самое главное забыла тебе рассказать! Мне ж тот итальянец ответил на сайте знакомств! Помнишь, я тебе говорила, что написала ему?

– Помню, Юль… И что он ответил?

– Да ничего особенного, в общем… Но таки ответил же! Это главное!

– Значит, ты не оставила мысли выйти замуж за иностранца?

– Да с какого перепугу я бы ее оставила, Варь? Нет, не дождешься! Потому что среди наших козлов уж точно ничего путного не сыщешь! По крайней мере, добрых среди них точно нет!

– Ну как же нет? А мой Гриша?

– И где он теперь, твой Гриша? Я не спорю, конечно, муж у тебя хороший и добрый… Но зато и пострадал, бедолага. У нас на добрых да хороших все шишки падают, им за плохими и злыми все подбирать приходится. И отвечать за чужие грехи тоже им – в местах не столь отдаленных… А ты тут как хочешь живи – с двумя детьми да со сволотой-свекровью, которая тебя тут же за дверь выставила…

– Это бабушка Вика сволота-свекровь, что ли? – тихо спросила Даша, и Юлька глянула на нее с досадой:

– Опять уши греешь, да?

– Нет, я не грею… Я ж тут стою, я вас провожаю… Не могу же я уши заткнуть, теть Юль! Они и без того у меня теплые, вот потрогайте!

Юлька хохотнула коротко и виновато взглянула на Варю – прости, мол, подруга, что-то разговорилась не в меру при детях… И проговорила так же виновато:

– Ладно, потом все подробности про заморского жениха выложу… Все, я ушла… Пока, пока!

Варя закрыла за Юлькой дверь, отправилась на кухню, убрала со стола, сложила посуду в раковину. Подошла к окну, чтобы открыть форточку, да так и застыла на одном месте, вглядываясь в белесые от снега сумерки. Мысли в голове тоже были словно застывшими, неповоротливыми. Вспомнилось отчего-то, как дружили в детдоме втроем – она, Юлька и Данька… То есть дружба была промеж них, девчонок, а у Даньки с Юлькой была любовь. Самая настоящая. Такая, о которой в книгах пишут. Чтобы друг без друга – ни дня, ни секунды… Даже спать расходились по палатам за полночь, сидели в коридоре на подоконнике, обнявшись. Мечтали вслух. И сердились друг на друга, потому что мечты у них были слишком разные.

Данька мечтал после детдома отыскать свою мать. Юлька не понимала и сердилась – зачем?! Зачем ее искать, если она тебя еще в младенчестве бросила, променяла свое материнство на пристрастие к алкоголю? А Данька не мог объяснить зачем. Просто хотел найти мать – и все. Чтобы была… Пусть с любыми пристрастиями, но чтобы – была.

Юлька же для себя ничего такого не хотела. Какая еще мать, зачем она, эта мать? Она ведь свой выбор уже сделала, подбросив младенца на крыльцо детской больницы, ну так и пусть катится со своим выбором куда подальше! А она, Юлька, не пропадет. Она еще устроится в жизни так, что все ей завидовать будут. И те, которые при матерях выросли, тоже завидовать будут. Подумаешь – мать…

Но разногласия в этом щекотливом нюансе не мешали им любить друг друга. И строить планы… Вот выйдут из детдома, поженятся, истребуют положенные по закону сиротские квадратные метры – и заживут… Работу денежную найдут, по заграницам будут ездить…

Не суждено было сбыться ни мечтам, ни планам. Юлька считала: Данька виноват. А Данька вовсе так не считал, потому что он-то как раз исполнил свою мечту – нашел мать. Как и ожидалось, алкоголичку. Жила Данькина мать в этом же городе, на окраине, в однокомнатной клетушке-хрущевке, была больна – ноги совсем не ходили. Нашедшего ее Даньку встретила, как и полагается, слезной истерикой с обязательным буханьем на колени и душераздирающим воплем: прости меня, сы?ночка, прости… Это не я виноватая, это жизнь моя такая, сука подколодная… И не поднимай меня с колен, не надо, не встану! Всю жизнь о тебе думаю да плачу, сынок… Это ж я от горя такая несчастная да больная, а не от выпивки вовсе…

В общем, остался Данька у матери жить. Устроился на работу, в клетушке какой-никакой ремонт организовал, отогнал подальше всех друзей-собутыльников. Заботился о матери с такой преданной сыновней страстью, что соседи только диву давались – надо же… Тут от родных деток, на чистом сливочном масле вскормленных, подобного рвения не дождешься… Вот и озадачивайся теперь на тему воспитания да того самого пресловутого стакана воды и удивляйся подобной несправедливости!

А Юлька на Даньку обиделась вусмерть. Потому что не понимала, почему все так. Даже знакомиться с Данькиной матерью не пошла, фыркнула презрительно: на фига? Данька пытался ей что-то объяснить, но и сам не мог подобрать нужных слов – на фига…

Вот и вся любовь, получается. Были не разлей вода, мечтали всю жизнь вместе прожить. Наверное, у детдомовцев даже любовь бывает не такая, как у всех. То есть любовь любовью, а табачок все равно врозь. И мечты – врозь. Хотя Данька до сих пор Юльке звонит и говорит, что любит… А Юлька после этих звонков сама не своя ходит. Злится. От злости даже решила замуж за обеспеченного иностранца выскочить, чтобы сразу – и в дамки. Мол, возись, Данечка, в своем дерьме сколько хочешь, а у меня будет другая жизнь! Красивая, обеспеченная, и все в ней будет, как мы мечтали! Будет, но не с тобой…

– Юль, но ты же все равно Даньку любишь… Зачем тебе заморские женихи? Одумайся! – пыталась привести ее в чувство Варя.

– Да не люблю я его, все! – сердилась на нее Юлька. – Он меня предал, ты понимаешь это или нет?

– Да почему сразу – предал? Он просто мать свою любит…

– Эту алкашку? Да как ее можно любить? Объясни, я не понимаю, хоть убей!

– Значит, можно, если все так… Значит, Даньке она любая нужна…

– Да на здоровье, Варь, разве я спорю? Если она ему нужна – так пусть и будет с ней счастлив. А я себе другое счастье организую. Настоящее. На вилле буду жить, сидеть в жаркий день у бассейна и попивать холодный коктейль…

– Ага. Как в кино. И пальмы на участке будут шелестеть на ветру.

– Ну да… И пальмы тоже… А что здесь такого? Думаешь, не смогу? Еще как смогу! Ты же знаешь, какая я упорная!

Однако заморские обладатели вилл и бассейнов с коктейлями не спешили звать Юльку замуж. Даже на визу невесты никто не расщедрился. Наверное, Юлька все же не вписывалась в образ покладистой русской красавицы, хоть и старались наемные фотографы сделать ее такой. И рыжину под яркий блонд ретушировали, и глаза делали синими вместо карих, и на лице просили изобразить сердечность и негу… Видимо, хищный Юлькин глаз все эти обманки собой затмевал. Слишком уж ясно в этом глазу читалась материальная подоплека желанного замужества. Но Юлька не сдавалась и все время повторяла: «Должно же и мне когда-нибудь повезти!»

Может, и впрямь когда-нибудь повезет… А может, с этим итальянцем у нее что-нибудь выгорит?

– Мам… А мы уроки сегодня будем делать? – неожиданно спросила Даша, и Варя даже вздрогнула от ее голоса.

Обернулась. Стоит в дверях, смотрит исподлобья. Улыбнулась, подошла, прижала к себе дочь:

– Нет, Дашенька, сегодня не будем… Завтра уроки сделаем. Тебе же во вторую смену, успеем…

Сказала – и мерзкий холодок пробежал по спине: да как же завтра-то, Господи! Один Бог знает, что будет с ними завтра!

Хотя Бог, может, и знает… Может, придется им в ту комнатку при церкви идти, если батюшка еще не передумал…

– Иди, Дашенька, смотри свой мультик. А мне еще посуду помыть надо. Потом будем спать укладываться, иди…

Надо же, как у нее спокойно сказать получилось. И вообще… О чем она думала только что? О Юльке с ее женихами, о Даньке… Разве об этом надо ей сейчас думать?!

Наверное, это инстинкт самосохранения так работает – перебрасывает сознание на что-то другое. На второстепенные мысли, в данный момент неважные. Чтобы с ума не сойти. Спасибо ему, конечно, да только проблема от этого сама по себе не решится.

Наверное, надо детей спать уложить да вещи собрать… А утром… О Господи, помоги! Помоги мне, Господи, Иже еси на небесех… Иже еси… Опять забыла молитву! Да что ж такое…

Наверное, опять надо переключиться на что-нибудь. Вон хотя бы посуду помыть наконец. Не оставлять же после себя грязную посуду! А потом надо детей спать уложить… И вещи собрать…

Руки делали свое дело – ополаскивали тарелки-чашки под струей горячей воды, а мысли текли хоть и в грустном, но нужном направлении. Значит, придется в ту комнатку при храме идти, куда пригласил батюшка. Надо было хоть посмотреть ее, эту комнатку, что она из себя представляет. Может, маленькая совсем. Хотя… В ее ли положении рассуждать: маленькая – не маленькая?

Выбора все равно нет! К Юльке тоже нельзя – там соседки злые, сразу жаловаться побегут, что они без прописки! Юлька бы прописала, ей не жалко, но все равно ведь откажут, потому что квадратные метры в той комнатке совсем никаковские. Нет, комнатка при храме – это спасение, конечно. Надо батюшку благодарить да в ножки кланяться… И нечего тут рассуждать… Хоть какое-то время там поживут, сколько разрешат! А там видно будет…

Ну вот, посуда вымыта. Пора идти детей спать укладывать.

Зашла в комнату, и чуть слезы из глаз не хлынули – сидят детки на диванчике, обнявшись, мультики смотрят. Мишка сопит, Дашкины пальцы перебирает. И так жалко их стало вдруг… Ну вот куда, куда она их потащит, в какую комнатку при храме? Там наверняка даже телевизора нет… И стола удобного нет – Дашке уроки делать…

– Ну что, спать будем ложиться? – произнесла почти весело, сглотнув слезный комок.

Повернули к ней головы одновременно, глянули недовольно. Мишка тут же скуксился, приготовился плакать. Даша опередила его, протянула жалобно:

– Ну мам… Пусть Мишка мультик досмотрит, не выключать же на самом интересном месте… Тут всего ничего осталось!

– Ладно, пусть… – кивнула с улыбкой Варя. – Но как закончится – сразу спать!

Обе головы тут же развернулись к экрану телевизора, как подсолнухи к солнцу. Варя присела на край дивана, тоже стала смотреть, как сражаются черепашки Леонардо и Донателло с Крысиным Королем. И почему дети так любят этот мультик? Тем более такие ужасы на ночь…

– Мам… – вытащил ее из задумчивости тихий Дашкин голосок. – А нам правда надо уходить из этой квартиры, да?

– Правда, Дашенька. Надо. Ничего не поделаешь.

– А куда мы пойдем? Где мы жить будем?

– Пока в комнатке при храме, мне батюшка обещал… Помнишь, мы с тобой и с Мишкой как-то заходили в этот храм?

– Помню… Но там ведь никто не живет, мам… Туда люди приходят, а потом уходят… Там ведь никто ночевать не остается!

– А мы будем ночевать, ничего…

– А может, мы лучше здесь останемся, а?