– Ну привет, братик, – целую его в теплую макушку. – Я тебе подарок привезла.
Он захлебывается радостью, когда я достаю из сумки огромный набор Лего, купленного перед отъездом из Франции.
– Спасибо, сестра, – благодарит Паша, и на миг я забываю, что в нем есть частичка мачехи. Все-таки он ни в чем не виноват. Он просто ребенок.
Вика поднимается по ступенькам, оборачивается ко мне:
– Отдохни, детка. Завтра у нас на тебя планы.
Улыбка у нее липкая, как приторный торт. Я задираю подбородок и молча прохожу мимо, не давая согласие, но и не отказываясь. У меня нет выбора, и это чертовски злит.
Я молча поднимаюсь наверх, в свою комнату. Открываю дверь – и замираю. Ничего не осталось таким, каким я запомнила. Ни фотографий на стенах, ни моих старых рисунков, ни даже обоев с цветочками. Все перекрашено в беж, половина моих вещей выброшена, комната будто стерта из памяти этого дома.
Словно меня здесь никогда и не было.
– Мы думали, твою комнату нужно обновить, – говорит мачеха с порога. – После вашего отъезда Паша жил здесь несколько лет и испортил обои красками, пришлось перекрасить в беж.
– Супер…
– Кстати, один из твоих чемоданов с одеждой потерялся где-то между Парижем и Петербургом. Завтра съездим за новыми вещами, а сегодня можешь надеть мои.
– О, боже! Всю жизнь мечтала носить одежду мачехи, – тяну я саркастически. – Спасибо, я лучше посплю голая
Вика закатывает глаза, но молчит. Я хлопаю дверью перед ее носом, и это единственное, что приносит мне удовлетворение.
Я прислоняюсь к двери спиной и выдыхаю.
Добро пожаловать в ад, Адель.
Глава 2
С утра пораньше мачеха потащила меня в модный бутик с блестящими витринами и супер нарядными платьями. Но то ли я была не выспавшейся после самолета, то ли голодной, но эти манекены с платьями меня раздражали – мне казалось, что я сюда не вписываюсь, хотя по факту все наоборот, я выгляжу слишком живой для этой стерильной дорогой атмосферы.
Я. Живая.
Но мачеха упорно наряжает меня как куклу. Отстой.
– Адель, посмотри! – ее голос звенит так, будто она только что выиграла джекпот, и почему-то этим джекпотом себя ощущаю я. – Шикарное платье, правда?
В руках у нее платье цвета шампанского. Все усыпано блестками, переливается под светом софитов и просто жутко слепит глаза. Декольте аккуратное, длинный подол тянется по полу. Платье кричит о деньгах, статусе и приличиях, которыми я ни черта не обладаю или не хочу обладать.
– Угу, шикарно, – бурчу я, но вешаю обратно. – Только я в нем похожа на новогоднюю елку. Мимо.
Вика раздраженно морщится, но тут же срывает с вешалки другое платье – на этот раз бежевое и с удушающим воротником под горло.
– Вот, ты только посмотри! Такое изысканное, настоящее сокровище. В нем ты будешь леди…
Я скептически поднимаю бровь.
– Это ж гроб на тонких бретельках.
Увы, но в этом бутике Вику хорошо знают, поэтому ей стараются угодить. Она с консультантами сует мне то одно, то другое платье – все как будто сшиты для чьей-то богато-раздутой жены, которой за сорок. Ноль дерзости и уникальности…
– Надень хотя бы это, – Вика сует мне очередную тряпку. – Ты не понимаешь, как важно произвести впечатление. Там будут влиятельные люди, чего только стоит господин Мурад Шах… Хотя он и вряд ли обратит внимание на такую строптивицу, как ты, но попытаться можно!
Я закатываю глаза и отмахиваюсь:
– Я выберу сама, ладно? Мне уже не пятнадцать…
Я специально иду к другому ряду и нахожу то, что зацепило меня с первого взгляда. Черное платье с красивым декольте, под которое я не собираюсь надевать лиф, с закрытой спиной и длинной юбкой, но вся соль в том, что оно все соткано из элегантного черного кружева, под которым лишь тонкий бежевый подклад…
Просто шик!
Оно такое дерзкое… будто шепчет: «Вот она я. Смотри, если осмелишься».
– Ты с ума сошла?! – Вика аж давится воздухом. – Хочешь нас опозорить? Оно же дешевое как три копейки…
– Беру!
После примерки я даже не даю ей шанса возразить: несу платье на кассу и достаю свою карту. Я привыкла сама платить за свои решения, вот и сегодняшний день не стал исключением.
Благо, хоть родители и считали меня балластом, но зато они откупались от меня приличной суммой денег, падающей на карточку каждый месяц, а еще все лето я работала во Франции переводчиком и гидом, так что за платье заплатить я в состоянии.
На выходе из бутика я чувствую, как Вика пыхтит от злости. Отец ждет нас в машине, и я забираюсь туда с огромными пакетами. В придачу к платью я купила серьги и колье – уже на отцовские деньги и просто назло мачехе.
– Твоя дочь опозорит семью на вечере у господина Мурада, – жалуется Вика уже в машине, когда мы выезжаем с парковки. – Ты даже не представляешь, какое платье она выбрала.
– Задницу прикрывает, и славно! – отрезаю я и отворачиваюсь к окну. – А вообще я могу никуда не идти!
Отец кашляет в кулак, как будто хочет сгладить угол, но я вижу, как уголки его губ дергаются. Он сам понимает, что я права. Но Вика давит, ей нужен результат.
– Роберт, скажи что-нибудь! Ну?
Отец сжимает руль сильнее обычного, и я понимаю: тема закрыта, и у нас с Викой ничья.
Мы возвращаемся домой, и я надеюсь нормально поужинать, но дома нас уже ждет целая делегация: визажисты с чемоданчиками, стилисты, примерки…
Вика сияет, будто это ее день, я же, едва захожу за порог, сразу же сталкиваюсь с навязчивыми руками, которые тянутся к моим волосам, но я быстро запираюсь у себя в комнате.
Я сама крашу глаза и вывожу стрелки – резкие и подчеркивающие изящный разрез глаз, такие, что мои голубые глаза становятся холодными и колючими. Идеальную кожу оставляю нетронутой, лишь наношу блеск на губы – и все.
Волосы оставляю распущенными. Светлые, кудрявые, они спадают на плечи и классно контрастируют с черным платьем. Кудрявый блонд и голубые глаза у меня от мамы, а вот характер… мать говорила, что характер у меня в папину бабку – такой же противный, ну и славно, спасибо за него бабке.
Когда под вечер я выхожу из комнаты, Вика чуть не теряет дар речи, но никак не комментирует.
Минут через двадцать мы уже садимся в машину. Вика аккуратно устраивается рядом с отцом, ее волосы идеально уложены, а платье – словно из рекламного буклета. Я с братом сажусь сзади, подгибаю ноги и достаю телефон.
Оказывается, у меня уже пять пропущенных от подружки Зои. Когда я перезваниваю, на их фоне музыка, визг и смех.
– Ну что, Адель, когда тебя ждать? Тут огонь! Только тебя не хватает!
Я корчу недовольную рожицу.
– Я постараюсь вырваться пораньше. Через час буду у вас, без меня не начинайте!
Музыка в трубке щекочет кровь, и я уже думаю о танцполе, а не о скучных тостах и мероприятии в честь какого-то старикана Мурада Шаха. Конечно, он будет стариканом – а в каком возрасте прокуроры занимают такие высокие должности? Только разве что к пенсии, а у меня к извращенцам-пенсионерам жуткое отвращение…
Минут через тридцать мы подъезжаем к залу. Огромное здание сияет огнями, вокруг – дорогие машины, охрана, суета. Я выхожу первой, поправляю платье и чувствую взгляды. Мужчины оборачиваются, женщины шепчутся, хотя я не сделала ничего плохого – да, оно кружевное и очень сексуальное, но оно сидит приличнее, чем платье Вики, облегающее ее искусственную грудь, хотя стоит признать – грудь ей сделали ничего.
– Если ты попытаешься меня продать, как в мои пятнадцать, когда ты знакомила меня со старыми дедами… – говорю я тихо, в упор глядя на мачеху, – я отсюда сбегу.
– Не говори ерунды, – шипит она, но более спокойно, чем полагается. – Не было такого!
– Было. И я все помню. И как ты хотела выдать меня замуж за медиамагната на пенсии и позволяла ему меня лапать в отсутствие отца – тоже.
– Ой, я бы и сама за него замуж вышла! – цокает Вика. – Иди, пожалуйся отцу… расскажи все эти сказки, которые ты напридумывала, и он сбагрит тебя обратно к пьющей мамаше во Францию.
Сучка.
Я бросаю взгляд на часы: ровно девять.
«Часик потерплю и уеду к подружкам», – думаю я, входя в зал, где гул голосов и блеск бокалов сливаются в одну какофонию.
Зал встречает нас ослепительным светом. Люстры, как огромные кристаллы, отражают музыку, смех и звон бокалов. Мужчины в дорогих костюмах, женщины в вечерних платьях, шлейфы духов, шелест тканей.
Мачеха тут же вытягивается, словно ее личный час настал. Отец догоняет нас и поправляет галстук, стараясь выглядеть увереннее, чем есть.
Мои бордовые туфли на низкой шпильке гулко стучат по мрамору, кружево приятно скользит по ногам, и каждый взгляд цепляется за меня.
И хотя это не вызывает особого восторга, но это в любом случае куда приятнее, чем те поглаживания мерзкого старика, под которого Вика пыталась меня подложить. Отец мне тогда не поверил, но зато отправил меня жить к матери, и все домогания со стороны пенсионеров мачехи наконец прекратились.
Я беру у официанта бокал с шампанским и обвожу взглядом собравшихся людей, останавливаясь прямо посередине зала…
Глава 3
Я задерживаюсь на приеме дольше, чем обещала себе и подружкам, и это меня злит. Всему виной – мачеха, которая таскает меня за локоть от одной компании богатеньких семей к другой, и это тоже чертовски злит!
Хочется спросить, что за дерьмо, но вместо этого я прячу свой острый язык и улыбаюсь Вике сквозь зубы…
Пара кругов по залу – приветствия, улыбки, бокалы, и уже через полтора часа мне начинает казаться, что стены сминают меня в гармошку.
Люди, наряженные как елки, пьют шампанское и аплодируют тем, кто выступает на сцене с заумными речами, в которые я даже не пытаюсь вслушаться.
Мне скучно.
И точка.
Но я не сбегаю сразу, потому что отец периодически бросает на меня взгляды, словно проверяя, не натворила ли я чего дурного…
Да, я могу, но не сегодня. Я не позволю ему опозориться ни за что на свете, а если уйду, то тихо и без выкрутасов.
Вот только Вика вцепилась в меня клещами и тащит в эту толпу, будто я – товар на витрине. Я улыбаюсь и пью шампанское, потому что так положено. И потому что пузырьки щекочут горло и слегка заглушают мое немое раздражение. На вкус шампанское – кислое, но приличное. Полезно притупить настойчивость мачехи на часок, а сделать ноги я всегда успею.
– Смотри, в самом центре стоит семья Шахов. Господин Эмин, госпожа Диана и их взрослые дети. Нужно, чтобы нас кто-нибудь им представил, потому что просто так к этим людям подойти нельзя. Это дурной тон. Для всего нужны знакомства, а твой отец слегка не дотягивает до их уровня… – объясняет мачеха, кисло улыбаясь.
– Зачем тогда ты полезла к моему отцу в постель десять лет назад, если он не дотягивает?
– Дорогая, это случилось намного раньше, чем десять лет назад. Твой отец долго изменял матери, и не только со мной. Но со мной у него случайно родился сын. Кто же виноват, если твоя мать – любительница выпить? Нет ничего хуже пьющей женщины, вот он и нашел ласку на стороне, а потом у нас и ребеночек родился…
– Все-таки меня сейчас стошнит от твоей слащавости…
– Так, пошли! Вот они и представят нас семье и господину Мураду Шаху. Правда, его самого я пока не вижу…
– Господин, господин… – цокаю, закатывая глаза. Я реально устала слышать это слово!
Вика заметила семью, которая в ее представлении – как выигрышный билет. Статные, с идеальными улыбками, волосы уложены как на обложке модного журнала. Мачеха тут же натягивает на меня улыбку «покажи себя, детка» и тянет меня в их сторону.
– Помнишь, что я скоро уйду? – напоминаю ей.
– Я просто представлю тебя им. Они медиамагнаты, детка!
В глазах мачехи мелькает легкая паника.
– Ох, какая встреча, Арслан Рустамович! Позвольте представить… – она говорит так, будто подает меня на блюде. – Это моя падчерица Адель, только что из Франции…
– О, из Франции? И как там сейчас?
– Поднадоело… – бросаю вскользь.
Мужчина в костюме, которого Вика называет медиамагнатом, усмехается. Вика поджимает губы, а затем начинает рассказывать про мои «европейские манеры», словно читает рекламный сценарий.
Я чувствую, как внутри что-то скребется – раздражает!
Я врубаю ту самую наглую улыбку – и позволяю послушать комплименты в свою сторону.
– Вы уже поздравляли господина Мурада с повышением? – учтиво спрашивает мачеха.
