– У нас наличных-то не бывает, – задумчиво сказал Бакунин, глядя в потолок. – Всё же на векселях и бартере держится. Чё, может состав минеральных удобрений возьмёшь? Шучу. Короче, завтра к обеду подходи к финансисту, Владик покажет, к кому. Найдём тебе налик, выдадим по расписке двадцать тонн у.е.
– Пойдёт.
– Десять компов бери и посмотрим, как всё пойдёт.
– Вот и договорились.
Пожали друг другу руки, разошлись. Бакунин явно доволен сделкой. Будто ожидал какого-то развода, а тут подвернулось серьёзное дело. Конечно, это не его масштабы, ведь весь бизнес стоил раз в десять дешевле его «Мерседеса», но задумку он оценил.
– А я думал – не выйдет, – сказал улыбающийся Славик, сняв тёмные очки. – Думал – как начнёт…
– Не, он бы всё равно дал, просто меньше, лишь бы ты при деле был. А тут видит, что выгодное дельце, и ты – не папенькин сынок, а чего-то добиться можешь, работая и без него. Вот и вложился.
– Может быть, – он кивнул на бутылку с вином. – отметим?
– Нет, – отрезал я. – Рано ещё вино пить. К Самовару сходи лучше, оформите с ним заказ, чтобы завтра сразу к афганцам поехать с деньгами.
– Понял.
* * *
Завтра, кроме заказа, ещё будут юридические проволочки и аренда помещения, которое мы уже присмотрели, ну и прочие вопросы, а на сегодняшний вечер оставалось серьёзное дело. Можно его даже назвать репутационным.
Сначала я вернулся домой, и во дворе у себя увидел «Ниву», в которой сидел Царевич и смолил сигарету, глядя, как дети кидаются снежками. Вид у него задумчивый.
– Чего задумался? – я постучал в окно.
– Да… да фигня какая-то на уме, – он кашлянул. – Сидишь, в голове гоняешь всякое.
– Голову раньше времени не забивай. Пошли, чай пока попьём, потом двинем.
Идти к десантнику Грише в гости в костюме не требуется, не в ресторан, туда надо что-нибудь попроще.
Открыл дверь своим ключом. Батя дома, слышно, как он что-то жарит на кухне. Картошку, судя по запаху. Царевич посмотрел туда с неловким видом. Он же работает у отца в цеху, ему непривычно так запросто приходить к начальнику домой.
– Здорово, парни, – отец выглянул из кухни. – Картошку жарю, подождите.
– Здрасьте, Валерий Палыч, – скромно сказал Руслан.
– Проходи, – я пихнул Царевича в спину, чтобы он прошёл в комнату, и показал на диван.
В пишущей машинке бумаги нет, отец сегодня ещё не печатал свою книгу. Телевизор включён, там шла какая-то передача местного телевидения. Этот канал смотрели редко, особо передач там не было, да и показывало оно не целый день, а только вечером.
В основном там крутились рекламные блоки, громкие и аляповатые, совсем непрофессиональные, как и любая другая реклама регионального телевидения. Ещё включали местные новости, по праздникам транслировали спортивные игры областного футбольного клуба. Была передача, где по заявкам родственников и друзей поздравляли именинников и включали их любимую песню. Ну и показывали некрологи – фотографии под грустную музыку, в основном от Морриконе, с бегущей строкой, где было написано, кто умер, отчего и где пройдёт прощание.
Но сегодня было что-то новенькое. За столом в студии сидел чернявый майор с новеньким орденом на груди и с жаром рассказывал о своих подвигах в Чечне: как навёл «Град» на боевиков, засевших в укреплениях, как спасал раненых под обстрелом и сколько освободил пленных. Его послушать, так он будто уничтожил всю армию Ичкерии, причём дважды.
Я сел рядом с Царевичем и присмотрелся к майору внимательнее. Видел его впервые.
– И чего его рядом с нами не было? – в шутку спросил я. – Он бы там всех победил.
– По-любому особист, – предположил Руслан. – Рожа такая.
– Не, это штабист, – сказал я, немного подумав. – Матёрый, причём. Из тех, что приезжали, иногда стреляли в сторону врага, потом уезжали назад водку пить и в грудь себя колотить, как хорошо повоевали. Даже перед нами пальцы гнули, какие они вояки, блин, псы войны. Зато «боевые» получали, и награды.
– Угу.
– Штабист, – подтвердил отец, заходя в комнату. Он вытирал руки полотенцем. – Орден мужества ему дали. Говорит, штурмовал дворец Дудаева и Совет министров, возглавил батальон, куда был прикомандирован, когда их комбата убило. А я слушаю, да что-то думаю, что говорить он слишком любит.
– При штурме совмина я его не видел, – я напряг память. – Хотя там много кто был. Там морпехи ещё были, Лёня Белоусов и Сева Михалюк… чай горячий?
– Вот дед твой тоже не любил вспоминать, – сказал батя, посмотрев на меня. – Ты его и не помнишь, наверное.
– Медали он мне показывал – помню. За освобождение Варшавы вроде бы была, её точно помню.
– А вам так ничего и не собираются выдавать? Медали, ордена?
– На представление отправляли, – сказал Руслан, немного подумав. – На Халяву отправляли, на тебя отправляли, – он кивнул на меня, – за ранение и за тот танк. Самовара ещё хотели наградить. Но куда-то отправили, и там оно всё и потерялось.
– Всё ему досталось, – я показал на телевизор. – Ща, я быстро.
Я переоделся в спортивный костюм и потащил Царевича на кухню, где мы поели жареной картошки. А они как давай обсуждать работу:
– А что с два ноля – двадцать пять? – строго спросил отец. – Ты же передний редуктор центровал?
– Ну, с Евгений Петровичем, – Руслан, ковыряющийся вилкой в сковородке, задумался. – В ТУ-28 запись есть, приёмщик проверял.
– Да знаю, что есть, и что Витя смотрел. Но всё равно не то что-то с ней. Короче, эта лайба на техосмотр заходила, потом на межпоездной попала – все пакеты на ПРР изорвало, как бумагу. Техосмотр на цех ремонта спирает, что плохо отцентрован вал. Ну да фиг им, там два ТО пройдено после ремонта. Их это ответственность…
– Весёлая у вас работа, – заметил я. – Нихрена не понял. У тебя сало осталось? А то жареная картошка без сала – как-то не то.
– В морозилке, – показал отец. – Я уже забыл про него.
Почти тридцать лет для меня прошло, а про сало вдруг вспомнил. Ну вовремя, ничего не скажешь. Зато поели.
* * *
После мы отправились к Грише Верхушину, сослуживцу Моржова. Парни его знают, а вот я его не видел. Но даже если бы никто из нас его не знал, воровство «боевых» у инвалида кого угодно разозлит.
Гриша – в возрасте, он старше Моржова, есть жена и маленький сын. После ранения его комиссовали, и он вернулся сюда, пока сидел без дела. А какое дело, когда правой руки нет?
Дверь чуть-чуть приоткрылась, оттуда выглянула молодая женщина в домашнем халате и с косынкой на голове. На лице виден синяк, слабо замазанный пудрой. А дверь на цепочке, как в американских фильмах, у нас одно время тоже стали ставить такие. Правда, быстро поняли, что это бесполезная штука при реальных ограблениях.
– Вы к кому? – женщина напряглась и беспокойно посмотрела назад.
– К Грише, – сказал я. – Позовите, мы ненадолго. Поговорить.
В квартиру она нас пускать не стала, даже закрыла её на замок.
– Мать Гриши с моей матерью подруги, кстати, – тихо произнёс Царевич. – Я его до Чечни видел несколько раз, в гости приходили, и когда пересекались под Шатоем, он меня вспомнил. У него брат ещё есть младший – наш ровесник, тоже видал. Но в армию он не ходил, отмазался.
– Не пересекался с ними.
Замок снова загремел, и дверь открыл высоченный мужик в тельняшке. Усатый, загорелый, уже с брюшком, но ещё крепкий. На мускулистом левом плече набит парашют, а правая культя перемотана бинтом – руку он потерял выше локтя.
– Чё надо? – грубо спросил он, поглядев на меня, и взгляд скользнул по Царевичу. – А, Руслан, здорово! Ничё ты вымахал, не узнал даже!
– Да такой же и остался, Гриша, – Царевич улыбнулся. – Это вот Андрюха Старицкий, Старый, мы тебе о нём всё рассказывали. Он тогда в госпитале лежал, когда мы с вами под Шатоем стояли.
– С Моржовым вашим там лежал, – добавил я.
– А, понял-понял – он рассказывал, – Гриша закивал. – А я же вас всех ещё раз видел. Когда ваш капитан с нашим майором ругался, чтобы тот раненых забрал. Ещё и вас захватил. Но там не до того было, чтобы ручкаться. Прижали тогда конкретно.
Голос у него чуть невнятный, но это понятно, из-за чего. Видно шрам над губой, который не закрывали усы, и когда он открывал рот, то заметно, что передних зубов нет. Прилетел осколок, скорее всего.
Гриша Верхушин пожал нам руки своей левой, как мог, и позвал внутрь. Вот так запросто.
В квартире жарко и влажно, в ванной громко работала стиралка, но не автомат, а старая машинка. В зале темно, свет не включали, только телевизор работал. Показывали «Клуб Белый попугай», с ещё живым, но уже в солидном возрасте Юрием Никулиным.
Вдоль одной стены стоял диван и два кресла, перед ними журнальный столик, вдоль другой – стенка, но не старинная югославская, а поновее. Она забита книгами, видео и аудиокассетами.
На полу вместо одного ковра лежало две ковровые дорожки рядом. На них играл мелкий пацан с игрушкой – красной пожарной машинкой. Но колесо оторвалось, и он подбежал к отцу с просящим взглядом.
– Парни, не в службу, а в дружбу, – Гриша показал на машинку. – А то с одной рукой сами видите – бесполезно.
– Ща.
Царевич, сам ещё пацан, сел на ковёр, подложив под себя ноги, и начал заниматься починкой, а сын Гриши, поначалу настороженный, смотрел за процессом из-за его плеча. Гриша включил свет.
– А я от Моржова слышал, – сказал Верхушин, усаживаясь в кресло, – что местные парни из махры, кто в Чечне был, собираться стали. Дружные, какое-то дело открывают. Мне даже интересно стало. Не братву же организовываете?
– Не, – я помотал головой. – Это не самая надёжная работа. Да и не улыбается мне в бандиты идти.
– Это не каждому, да, – он задумался. – Ну, мы-то редко собираемся, да и в городе наших мало, все заняты. Тут же кто в офицеры подался, кто как… Машка, чай поставь! – крикнул Гриша.
И он, даже не спросив, чего явились, начал запросто с нами общаться. Может, ему скучно, ведь никуда не ходит, может, признал нас за своих, ведь мы все были в Чечне. Или, что он сам общительный. Скорее всего, всё вместе, ведь прошло всего несколько минут, и даже у меня появилось ощущение, будто мы знали друг друга несколько лет.
Бывают же такие люди. Всего немного времени прошло, и мы уже сидим, смеёмся над его историями:
– А, я не рассказывал же, как из госпиталя выбирался? Я же в Ростове лежал, а чтобы комиссоваться, надо было ехать в Москву. Там же все бумаги, врачи. Короче, купил билеты на поезд, в плацкарт, еду там, с мужиками за жизнь говорим… А поезд-то через Украину едет, прикиньте, мужики!
– Ты не знал? – спросил Царевич.
– Откуда? Я же как и вы, в тех краях впервые побывал. И на кассе не сказали, – он засмеялся. – Вот я и встрял на таможне. У меня же паспорта не было, я с военником ехал. А там таможенники ихние зашли в купе, морды наглые, зверские. А как документы увидели, как давай мне что-то чесать на своём!
– И что дальше? – спросил я.
– Орали-орали, один аж с автоматом пришёл, меня на выход гонит. Я им говорю, что с госпиталя в Москву еду, культю показываю, а он мне: та ты шо, та ты шо, я тэбе не розумию! Шпионом ещё назвал и обматерил, на русском причём.
Да, некоторые поезда, идущие с юга в Москву, тогда и правда ходили через Украину аж до 2015 года, и таможенники проверяли всех, кто едет. Ну а тут офицер с военным билетом, вот они переполошились.
В итоге Гриша договорился с таможенниками, и этому я совсем не удивлён. Болтливый мужик, но весёлый, общий язык находит со всеми, говорит с нами, как со старыми друзьями.
Бывают такие люди, и даже травма ему не помеха. Но есть проблема – возможно, и про деньги он так же рассказывал всем. И это всё усложняет.
Ну, может, Газон разузнает, найдём гадов. Если нет – ну, посмотрим, чем его занять, чтобы не бросать. Что он, на нищенскую пенсию инвалида сына растить будет?
– Вот такие дела, мужики, – сказал Гриша на кухне, где мы собрались за столом с нехитрой закуской – маринованные огурцы и хлеб с колбасой. – По чесноку – лучше бы с этим вернулся, чем с деньгами, – он показал на культю. – Ну, не знаю, как дальше. У меня тачка батина осталась, продам, с братом напополам поделю, проживу. Какую-то пенсию должны же дать, я же доказал, что это боевое ранение.
– Так кто к тебе влетел домой, ты точно их не знал?
– Не знал, – десантник помотал головой. – И голоса не знакомые, и одежда. Вообще какие-то левые. А вам-то это зачем? Морж попросил? – он нахмурился. – Думает, что менту не скажу, а вам скажу?
– Он говорил, но мы решили сами, – сказал я. – Потому что неправильно это. Плевок в лицо всем, кто там был.
– А чё тут сделаешь? – Гриша пожал плечами.
– А кому ты говорил о деньгах?
– Да блин… всем. Фиг догонишь уже.
Казалось бы, откуда у него враги? Со всеми дружит. Но завистников полно, как и гадов, готовых поживиться на всём. Вот и влетели какие-то хмыри, ударили жену, напугали ребёнка, побили его самого – мужика без руки.
Значит, кто-то услышал, но круг подозреваемых слишком большой.
Это злило. И так не видели справедливости, а это уже совсем через край.
Зато познакомились с хорошим и неунывающим человеком. Полезно всем: и ему, и нам.
Но искать гадов мы всё равно будем. И найдём.
– Слушай, – сказал Царевич, когда мы вышли на улицу. – А у меня тут мысль одна появилась на этот счёт.
– Ну давай, рассказывай.
– Да сходить надо в одно место, поговорить с человеком. Может, он в курсе?
Глава 4
* * *
В Грозном не такие низкие температуры зимой, как у нас дома, но мы всё равно мёрзли, сидя в этом разбитом магазине. Ещё и капитан Аверин следил за тем, чтобы мы регулярно приводили себя в порядок при первой возможности, и заставлял хоть как-то мыться, мол, чтобы человеческий облик не потеряли.
Холодно, и вода у нас была только ледяная, из реки Сунжа, что шла через город. Но Аверин уже доказал, что его нужно слушаться, мы и слушались. Поэтому мы и живые, и чистые, насколько это возможно в таких условиях. Но мёрзнем, и жрать нечего со вчерашнего дня.
