Илая
Ефия с утра в школе какая-то необычная. По-моему, ей хочется плакать, но мне ничего не говорит почему-то. Мы сидим рядом на уроке, а я вижу, как дрожат ее конечности, которыми она судорожно стило сжимает. Наверняка что-то произошло, только как узнать, что именно? У нас сейчас счет, на котором я сосредоточиться не могу, так меня состояние подруги беспокоит, просто до невозможности. Стоит уроку закончиться, и я, даже о брикете забыв, не даю ей никуда уйти, образно говоря, припираю к стене.
– Что случилось, Ефия? – интересуюсь я. – Скажи, что?
– Ты почувствовала, да? – грустно произносит она, всхлипнув. – Мама… заболела.
Это приговор. И она знает это, и я знаю. Если заболеешь, то будет долгая растянутая смерть, ведь на работу не дойти, а кто не идет на работу, не получает брикет. Без брикета смерть, поэтому надо сейчас что-то придумать. Но сначала я беру всю свою порцию и почти силой заталкиваю в рот подруге, которая совершенно точно отдала брикет маме.
Вылечить мы ее не сможем, нет у нас таких знаний, но сейчас самое страшное – ее голод и невозможность на работу ходить. Мама Ефии работала в теплице: работа рутинная, и справиться с ней кто угодно может. И тут я понимаю, о чем думаю. На самом деле уйти из школы нельзя – за это может быть наказание, и серьезное. Брикет не отберут, но нам точно не понравится. С другой стороны, у подруги болеет мама, и я просто не могу ничего не делать. Тяжело вздохнув, поднимаюсь из-за стола, утаскивая пораженно замершую Ефию за собой. Ну, ногами перебирает, конечно…
– Илая, остановитесь, – звучит спокойный голос учительницы. – Куда собрались?
Обреченно вздохнув, я поворачиваюсь к ней.
– У Ефии заболела ма… сестра, – едва успеваю поправиться я. – Значит, у нее нет брикета, и она… – я всхлипываю.
– И ты решила?.. – помогает мне она.
– Поработать вместо нее в теплице, – уверенно произношу я. – Чтобы у них был брикет, и…
– И мама твоей подруги не умерла, – грустно кивает мне учительница. – Хорошо, укутывайтесь, я пойду с вами.
Ой, это получается, мы сейчас не убегаем из школы, а просто нас учительница сопровождает! Это очень хорошая новость, она бы заставила меня улыбнуться, но в последнее время мне почему-то все тяжелее это сделать, как будто что-то давит на конечности, не позволяя их поднять в улыбке. Впрочем, учительница и сама все отлично понимает, по моим ощущениям.
Мы закутываемся, при этом я проверяю Ефию – как она, а она меня, а затем мы уже и из школы выходим. Учительница идет впереди, защищая нас от ветра, а мы вслед за ней. Тут всего-то школу обойти надо, потому что теплица к ней примыкает. Мороз ожидаемо прихватывает лицо, замораживая, кажется, даже глаза, но я терплю, потому что нужно дойти. И вот дверь теплицы открывается, впуская нас внутрь.
– Девочки поработают вместо… – наша учительница, имя которой я постоянно почему-то забываю, объясняет двоим почти взрослым дядям, зачем мы пришли.
Нас неожиданно легко пускают внутрь, объясняя, что нужно делать, а я задумываюсь: показался ли мне этот полный жалости взгляд одного из них? Работа довольно простая: надо проверить все корешки, затем пройтись специальным прибором, как камень выглядящим, по ним. Если камень останется зеленым, то ничего делать не надо, а если пожелтеет, то на помощь звать. С этой работой и одна может справиться, поэтому у Ефии задача перекопать грядку. Мы раздеваемся почти полностью, тут очень тепло, и вот это ощущение нежданного тепла меня чуть ли не усыпляет, но я, конечно же, держусь.
Если с жалостью на нас посмотрели не просто так, то значить это может что угодно. То, что мама Ефии обречена, мы обе знаем. Просто брикет даст ей возможность пожить подольше, а там, может, организм справится… Но что-то мне подсказывает, что нет. Есть у меня внутреннее ощущение беды, и тот факт, что мы сейчас работаем, никак на чувства не влияет. Вот кажется мне, что нас специально допустили для того, чтобы папа вернуться успел…
Интересно, а папа возьмет Ефию? Я его очень-очень попрошу, чтобы просто с ней не расставаться, потому что сестренка одна погибнет. Хоть и не бывает такого, чтобы совсем одну оставили, но кто знает… Очень я о ней беспокоюсь. А работа, несмотря на то, что очень простая, утомляет просто очень сильно. Уже и в глазах потихоньку темнеет, ведь я свою треть брикета сестренке отдала. Я ее так давно про себя уже называю, и кажется мне это очень правильным.
– Перерыв, – туда, где мы работаем, входит кто-то из старших. Он протягивает нам с Ефией по маленькому стаканчику, над которым пар. – Попейте и отдохните немного.
Я осторожно принюхиваюсь, чувствуя, что пахнет брикетом. Но в стаканчике жидкость и, кажется, очень теплая. Интересно, что это? Я осторожно пробую, сразу же ощутив тягучую жидкость. Ой, это «выварка», она после приготовления брикетов остается, но обычно ее в младшую школу передают, чтобы малышей поддержать. По вкусу точно как брикет, но почему-то от нее есть хочется намного меньше, хотя в животе все еще пусто и грустно.
Мы отдыхаем в обнимку с Ефией, а я все думаю о том, как ей скажут. Я почти уверена в том, что ее мама уже все. Подруга начинает мне тихо рассказывать, причем с каждым ее словом моя уверенность только крепнет.
– Она позавчера заболела, – тихо всхлипывает Ефия. – Но никому не сказала. А вчера упала на улице, но ее поднял кто-то, только она не сказала кто…
– Наверное, кто-то хороший, ведь мы же все иллиане, – обнимаю я ее покрепче. Если вчера на улице падала, значит, сил совсем не осталось.
– Да… – тяжело вздыхает Ефия, прикрывая глаза. – Она сегодня не шевелилась почти, я с ней всю ночь… – ее голос прерывается, и моя хорошая горько плачет.
Она все понимает, даже лучше меня. А еще я осознаю вдруг, почему сестренка с мамой не осталась – та, наверное, заставила пойти в школу. Вот смогла бы я сидеть на уроках, зная, что дома умирает мама? А если бы это был Фаин? Я даже представлять боюсь, потому что от такого самой заболеть можно. Нельзя о таком думать, нельзя! Только как же выдержала Ефия? Как смогла? Но вскоре нам приходится возвращаться к работе, а ощущение беды и острого горя внутри меня уже заставляет дрожать.
И вот когда снова открывается дверь, я вижу Фаина. Папа смотрит на меня так, что я все сразу понимаю, кинувшись к сестренке, ведь ее мир сейчас рухнет. Не надо, папа! Не говори! Пусть еще хоть немного…
Фаин
На работе положены перерывы, вот в один такой ко мне Вилк приходит, он даже не мой начальник, а руководитель подразделения. Я посасываю маленький кусочек брикета, большую часть оставляя для Илаи. Я знаю, что для нее я папа, ведь и сам совсем недавно был на ее месте, а она для меня очень любимое мое чудо. Совсем немного нам жизни отмерено от вспышки до вспышки, потому надо любить детей так, чтобы эта любовь согревала их долгое время.
– Фаин, – обращается ко мне Вилк, заставляя открыть глаза, чтобы взглянуть на него, – тут такое дело…
Уже интересно. Точно не ругать он меня пришел, ибо конечности у него в движении, демонстрируя некоторое смятение. Интересно, что могло привести в такое состояние духа обычно спокойного иллианина? Может быть, произошло что-нибудь необычное? Любопытно, конечно, уже до невозможности, поэтому я демонстрирую внимание, ничего, впрочем, при этом не говоря.
– У твоей Илаи есть подруга, знаешь? – интересуется у меня Вилк.
– Ефия, – показываю я жест согласия.
– У нее сестра скончалась, – резко бьет он меня информацией. – Девочки думают, что она еще больна, но…
– Я возьму ее, не обсуждается, – подтверждаю я его мысли и прошу подробности. Очень мне важно узнать, что именно случилось.
– Еика поскользнулась у воды, – объясняет мне начальник. – Промокла, но смениться не успела – работа. Работает она в теплице, но либо не догадалась, либо еще что, но проходила так до вечера и простыла. Пару дней держалась, а сегодня… Ефия рассказала твоей, и они решили за ее маму поработать, чтобы был брикет. Дети же не знают…
Да, дети не знают, что, пока жив, даже если на работу не пришел – брикет будет. Нас слишком мало для того, чтобы быть жестокими зверями. Хотя встречаются, конечно, но именно такая жестокость у нас к сумасшествию приравнена, таких просто уничтожают. Мало нас просто, и дети наши очень важны. Ведь они – наша надежда на то, что однажды легенда станет реальностью и народ не канет в безвременье полностью.
Я слушаю о том, как две девочки отправились в теплицу, понимая: ради меня малышка сделала бы то же самое. Как можно не принять фактически ставшую ей сестрой потерянную девочку, у которой рухнул весь мир. Она еще сама этого не знает, но ее мира больше нет, и только Илая сможет удержать от гибели. Нам известны такие случаи…
– Ты иди к ним, я зачту тебе смену, – вздыхает Вилк. – Посиди с детьми пару дней, брикеты я выдам.
– Спасибо! – благодарю я показывающего себя настоящим иллианином старшего. – От души просто!
– Иди, – показывает он улыбку, а в глазах тоска.
По старым верованиям, мы все здесь дети. И Илая, и я, да и Вилк тоже, но выбора у нас все равно нет, поэтому нужно быть взрослым. Для того, чтобы малышки жили, нужно. Поэтому я тщательно укутываюсь, смотря за тем, чтобы не было щелей в одежде, а начальник протягивает мне пакет, в котором целых три брикета. Я понимаю – это из неприкосновенного запаса. Кроме того, брикеты умершей девочки еще на три дня – для Ефии. Так принято, чтобы можно было помянуть и хотя бы заесть горе.
Я иду по заснеженной улице, неся страшную весть. Будто Смерть идет рядом со мной – гадкая, зубастая, непохожая на нас, она сожрала сегодня очень хорошую девочку, у которой осталась совсем малышка еще. Чистая, искренняя, самоотверженная… Как она перенесет то, что я скажу ей?
Вот и теплица. Меня встречает сотрудник охраны. Он, конечно же, все отлично понимает, поэтому просто молча протягивает мне заработанный детьми брикет. Я делаю шаг к двери рабочего помещения прямо таким – весь во льду, в одежде для передвижения по улице, и тут вижу умоляющие глаза Илаи. Она будто молит меня – не говорить, и я чувствую: действительно, лучше дома.
– Пойдемте домой, дети, – негромко произношу я. – Ваша смена закончилась.
Полные надежды глаза Ефии как-то мгновенно гаснут – она все поняла. Все осознает малышка, которой даже попрощаться не разрешили, ибо ее мама уже стала топливом реактора. Жестоко это на самом деле, но правила не я придумал, поэтому надо просто собрать моих хороших и увести домой, пока метель не началась. Потом будет сложнее.
– Папа… ой, – не удерживает себя в конечностях Илая, но фразу продолжает, у нее сейчас другие приоритеты. – А что будет с Ефией?
– Будут у меня две доченьки, – как могу ласково отвечаю я ей.
Мы все называем старших мамами и папами, потому что ребенку до воя, до скрежета, до шипения необходимо кого-то так назвать, а тоски и смерти у нас хватает и так. И вот моя малышка раскрывает пошире обычно прижмуренный центральный глаз, с огромным удивлением, но и благодарностью глядя на меня. А я просто прижимаю ее к себе, все отлично понимая. И Ефию затем, уже одевшуюся и замершую от этого жеста. Я бы обеих понес, но сил просто не хватит.
Выйдя на улицу, бросаю короткий взгляд на небо. Устал я сегодня слишком, уже и движущиеся звезды мне мерещатся. Поэтому упираю взгляд в заснеженную дорожку и веду дочек домой. Тут нам недалеко – сейчас обойдем теплицу, а там и дом покажется. Еды у нас сейчас много, поэтому можно малышкам дать добавочную порцию. Отварю им кашу, а еще дам вприкуску кусочек брикета. Не наедятся, конечно, но хотя бы запомнят…
Дрожит Ефия, плакать хочет, но на улице это очень плохая мысль, и девочка все очень даже понимает. Сейчас мы до дома дойдем, и поплачет. Укутаю обеих в одеяла, шубками сверху прикрою и буду рассказывать им сказки, пока не уснут. И завтра с ними посижу, и, видимо, послезавтра тоже. Пусть в себя придут… Смерть – она непредсказуема, поэтому и сложно малышкам моим. Рано потеряла близкого иллианина девочка, да не сделаешь с этим ничего теперь…
– Илая, помоги сестренке, пожалуйста, – прошу я свою малышку, как только мы в дом заходим. – Я сейчас ужин сделаю.
– Хорошо, папа, – уже спокойно называет меня так Илая. – Давай разденемся…
Это обязательно – надо снять уличное и забраться под согревающий покров, а то худо будет. Ефия просто не знает, что и как у нас устроено, поэтому ей помогает названая сестра, и действовать надо быстро. Не только из-за холода, но еще… Ефия из последних сил держится, а я жду. Я хорошо знаю, что сейчас будет, сколько раз слышал подобное…
И вот когда из комнаты до кухни доносится даже не плач, а просто отчаянный вой, я понимаю – сорвалась моя новая дочка. Просто не выдержала и сорвалась в свое горе. Теперь надо дать ей возможность поплакать, а затем успокоить и сразу же покормить обеих. Покормить и пожелать, чтобы эта смерть была последней.
Начало работы
Фанг
Пары по принципу мальчик-девочка формируются, конечно же, не просто так. Это для комфорта живых сделано, из того что мне известно. Закончим когда, надо будет обязательно выяснить, как оно объясняется на самом деле, а пока у нас работа. Мы переходим по необычного вида галерее на борт звездолета кхраагов. Кошмарненькие они, конечно, на вид, но какие-то безобидные, особенно по сравнению с особями Врага. Не чувствую я агрессии совершенно, что и хорошо, по-моему.
– Здравствуйте, – звонко щелкает челюстью встречающий нас кхрааг. Челюсть почти не выступает, что говорит о так называемой «домашней», а не боевой форме. – Меня зовут К’ркааш, я буду сопровождать вас.
– Здравствуйте, – здороваюсь я, представляя нашу группу: – Ирина, Фанг, мы следователи. Хэн – наш эксперт, он поможет вам с технической частью.
– Кшрхаг! – то ли кашляет, то ли зовет кого наш сопровождающий, выдав затем шипяще-каркающую трель.
Судя по всему, все-таки позвал, учитывая, что нашего коллегу уводят куда-то в глубины корабля. Провожают, можно сказать, а нас с Иришей в это время мягко направляют в местную вариацию подъемника. И вот кажется мне, корабль совсем не под кхраагов адаптирован. В подъемнике кнопки, а не рычаги, которые для них удобнее, надписи в коридоре на двух языках, и их я, разумеется, фиксирую. Но размышлять будем позднее, а пока мы идем туда, куда нас ведут. Коридоры ни экранов, ни иллюминаторов не имеют, освещены очень скупо, стены серого и кое-где черного цвета, что у нас, например, не принято, а вот как у них – непонятно. Думаю, все выясним.
Наипервейшая задача у нас – обнаружить путь маленькой Маши, то есть тот самый центр, где она оказалась. Затем нужна информация о цивилизации Лин и о том, как эти кхрааги связаны с теми, что в закрытой вселенной обретаются. Кроме того, обнаружены были, насколько я помню, и иллиане – они откуда? Но мне кажется, это всё задачи второго плана, потому что, судя по тому, как себя ведут встреченные нами кхрааги, или они очень жесткие инструкции имеют, или свободой воли не обладают. И Иришку мою защитить надо. Отчего-то хочется мне ее ласково назвать, да погладить промеж ушек – помню, что котята так любят, но не знаю просто, как она отреагирует.
Отчего вдруг у меня отношение к напарнице меняется, интересно… Привычно опрашиваю внутренний диагност, привычно получаю результат в спокойной цветовой гамме. Значит, тут все в порядке, а проблемы я себе сам придумываю. Отвлекаемся от проблем, внимательно смотрим по сторонам. По-моему, это, как Илья говорит, «туфта». То есть планировка звездолета, его структура, рабочие помещения больше театр какой-то напоминают.
Нас приводят в каюту. Пожелав хорошо отдохнуть, сопровождающий исчезает. Мы несколько удивленно с Ирой переглядываемся, а я чувствую, что мне многое просто не нравится. Причем как-то подсознательно не нравится, необъяснимо. Поэтому я достаю наладонник, сразу же синхронизируя его с выходными элементами моего мозга. На экране появляется К’ркааш – его движения, мимика, взгляд.
– А что ты делаешь? – Ира устраивается рядом со мной на койке, вглядываясь в мой экран.
– А вот смотри, – я показываю ей динамику движений сопровождающего: как он начинает двигаться, как заканчивает. И сразу же рядом – аналогичные движения квазиживых третьей и четвертой эпохи. – Просто сравниваем.
– Пауза есть, – сразу же отмечает она. – Вот смотри, здесь и здесь.
– Да, – киваю я, перелистывая исторические записи на предыдущее поколение квазиживых. В третью-четвертую эпоху их еще называли иногда роботами, но это была дань привычке, а вот теперь я достаю из архивов действительно роботов, управлявшихся центрально. – Попробуем вот так…
– Ой, – обозначает свое понимание напарница, которую погладить хочется.
Тут действительно получается «ой». И вот сейчас у нас или проблема, и серьезная, или представившийся нам так же, как и Марии Сергеевне, кхрааг является кем-то другим, а это значит – мы в опасности. Я пытаюсь связаться с Хэном, что мне ожидаемо не удается. Это возможно в двух случаях: он уничтожен, или же связь глушится. В первом случае нам предстоит бой с роботами… М-да, всю жизнь мечтал, а вот во втором ситуация может быть интереснее – Хэн может взять под контроль всю эту сказку.
– Доставай из рюкзака синий пакет, – спокойно прошу я Иришку, сразу же понявшую, что именно я в виду имею.
– Но это же… – она тем не менее в рюкзак лезет, а я начинаю морфировать тело в боевой режим.
– Оружие, – согласно киваю я. – Основной принцип квазижизни до осознания помнишь, какой был?
– Защита живых, – шепотом произносит моя умница, со странным выражением глядя на меня. – Но…
– Это осталось приоритетной задачей, – я, конечно, кривлю душой, но немного, только чтобы ее успокоить. – По крайней мере, для меня.
Мы вооружаемся, потому что куратор предусмотрел все, а я сразу и не подумал, да. Враждебности мы все-таки не ожидали. Правда, и сейчас совершенно непонятно, что происходит, поэтому я откладываю импульсный автомат, возвращаясь к планшету. Вот что-то напоминает мне весь этот корабль, движения кхраагов… Где-то я такое видел уже.
– Посмотри в историческом материале или у нас, или у наших рас, вырвавшихся оттуда: было ли что-то похожее? – прошу я Иришку, отвлекая от грустных мыслей. Ушки у нее опустились, отсюда и знание мое о ее настроении.
– Ага, – совсем по-детски кивает она, открывая свой наладонник.
Теперь мы можем только ждать и пытаться понять, почему с группой Контакта говорили вполне так себе квазиживые, а у нас тут роботы чуть ли не первой эпохи. Очень странная, на самом деле, разница. Кстати, а с чего мы взяли, что с Марией Сергеевной и с нами одни и те же особи говорили? Может быть, действительных квазиживых у них единицы и используются они для каких-то своих целей? Но тогда зачем нас позвали?
Тысяча вопросов – и ни одного ответа. Ира ищет информацию, я же продолжаю разбирать движения всех встреченных нами сегодня, все более убеждаясь в том, что это роботы. Не квазиживые, не разумные, а роботы с центральным управлением. Как такое возможно в принципе, я себе как раз очень хорошо представляю, но вот причины, мотив этого – ускользают. Даже если нас возьмут в заложники, наши найдут и спасут. А что, если они хотят получить информацию о Человечестве, считая рассказанное им неправдой?
Ирина Мясникова
Мысль о том, что антураж может что-то напоминать, кажется мне дельной, потому я работаю с наладонником. Параллельно борюсь со странными желаниями. Я уже взрослая, но почему-то мне временами просто спрятаться хочется, как будто я снова котенок. Особенно сейчас есть такое внутреннее ощущение. Может быть, я опасность чувствую?
Моя рука гладит импульсный автомат, работающий по смутно известному мне принципу, но на звездолете безопасно, а я напоминаю себе, что проверки бывают разными. Однако я не сотрудник группы Контакта, я следователь, а ощущение у меня сейчас такое, как будто я к чему-то опасному прикоснуться спешу. Но я не хочу… Мне не страшно, но вот само ощущение – оно как в детстве. Хочется спрятаться, и пусть всё вокруг будет сном, но рука сама ложится на «импульсник» – так его десант называет. У нас боевой подготовки совсем немного было, не нужна она следователям обычно, где опасно – десант сопровождает. Вот только сейчас оружие будто само просится в руку.
Решив поверить себе, я откладываю наладонник, приводя импульсник в боевое положение. Фанг, услышав щелчок предохранителя, ни о чем даже не спрашивает, а, сложив в карман наладонник, повторяет мои движения. И вот стоит ему отжать предохранительную скобу, звонко щелкнувшую при этом, как дверь резко раскрывается. За ней обнаруживаются два кхраага, причем в руках у них нечто похожее на циркулярную пилу древности.
– Остановитесь! – жестко командует Фанг. – Что вы собрались делать?
– Вы неправильно настроены, – сообщает тот, что стоит слева. – Вас нужно разобрать и правильно настроить. Подчинитесь воле Рстака!
И вот в этот момент я вжимаю спуск. Как будто кто-то другой, а не я сама, это делает. Такое ощущение, что собой я в этот момент и не владею, выдав очередь, накрывшую двоих сразу же задымившихся кхраагов. Действительно роботы, что ли? Меня буквально сдавливает внутреннее ощущение нереальности происходящего. Как будто мы сейчас в виртуальности какой-нибудь.
– Роботы, – констатирует напарник, при этом он очень сильно удивлен. Фанг встает с места и подходит к замершим фигурам. – Ничего не понимаю.
– Я тоже, – признаюсь я, глядя на то, как он ковыряется в одном из них, явно желая что-то открыть.
