Он взял любовницу под руку.
Дверь за ними захлопнулась.
Тишина.
Как после взрыва.
Вот. Теперь до меня дошло. Я попыталась спеть, но вместо голоса только хрипы. Боль тут же сжала мне горло, а по щекам потекли слезы. Зубы застучали. Мой голос… Мой бедный голос…
Амбросс бросился ко мне.
– Не плачьте… Прошу вас…
Я его не слышала. Мне казалось, что мир разбился на осколки. И я не знала, что с ними делать.
– Мне некуда идти… – прошептала я, с мольбой глядя на хозяина.
Ассандр Эштон медленно возвращался в свою комнату. Он даже не повернулся в мою сторону. Я лишь смотрела ему вслед.
Паника охватила меня. Казалось, я задыхалась. Куда я пойду? Что теперь мне делать? У меня ничего нет… Даже голоса.
Я спрятала лицо в руках, слыша, как где-то в гулкой тишине хлопнула дверь.
– Не надо плакать, госпожа… – послышался голос Амбросса.
Дворецкий выглядел растерянным.
Он пытался помочь мне встать, но меня не держали ноги.
Слабость была такой, что я не могла даже устоять на ногах.
– Вы можете остаться здесь, – услышала я голос дворецкого. – Я сейчас сделаю вам чай и пошлю за доктором. Вы, главное, не волнуйтесь. Я вас умоляю. И не плачьте… Я надеюсь, что доктор вам поможет…
Глава 5
Тёплый чай. Ах, этот чай.
Я не помню, как меня довели до комнаты, как усадили в кресло перед камином.
Но я помню момент, когда передо мной появился чай.
Он пах мятой, медом и… надеждой.
Амбросс, как истинный профессионал своего дела – то есть, как человек, умеющий делать вид, что всё под контролем, даже когда мир рушится, – поставил передо мной фарфоровую чашку с таким видом, будто в ней не напиток, а эликсир бессмертия.
– Пейте, мадам, – прошептал он, укутывая меня пледом, который, судя по вышитым звездочкам, явно принадлежал маленькой Эмме. – Это успокоит нервы. И… горло. Я уверен, что после чая с медом вам станет легче!
Я сделала глоток.
Тёплый, сладкий, уютный.
Идеальный чай для того, чтобы убедить себя, что кошмар закончился.
Пальцы перестали дрожать. Плечи, сгорбленные от страха и унижения, начали понемногу расправляться. Я даже смогла мысленно улыбнуться.
«Всё будет хорошо, Аннабель, — сказала я себе, глядя в чашку, как гадалка в хрустальный шар. – Доктор придёт, пощупает пульс, покачает головой, скажет “ну-ну, бывает”, и вытащит из своего волшебного саквояжа пузырёк с “Восстановителем Голосовых Связок №5”. Черт возьми! Звучит, как “Шанель №5”. И через недельку – и ты снова поёшь на балах у королевы! Люди платили за твой голос золотом! Ты – живая инвестиция! Ты не пропадёшь! Ты – Аннабель Винтер! Ты сможешь заработать себе на жизнь! Да там очереди будут выстраиваться!»
Я даже фыркнула. От смеха. Или от слёз. Не разберёшь.
«Где мои глаза были?! — мысленно припечатала я себя, как будто это помогало. – Муж… Он же был таким… обходительным, заботливым! Казалось, даже любящим! С меня пылинки сдували… Как с редкой вазы… Черт! А я думала – это любовь! О, глупая, глупая птичка! Надо было улететь, когда клетка была открыта! Хотя… когда она была открыта?»
Горечь подступила снова, но я отпила ещё чая. Нет, не пропаду. С таким даром! Я ведь не просто пела – я исцеляла! Я – ходячая аптека для душ! Меня будут умолять вернуться! Как только голос восстановится Реджинальд сам приползёт на коленях, с коробкой шоколадных конфет, которые я с радостью засуну ему в задницу!
Так, надо думать о хорошем!
Я уже начала мысленно выбирать новое поместье – с роскошным парком, белочками и без портретов Реджинальда в каждой комнате – когда дверь тихонько скрипнула.
Вошёл доктор.
Он был… очень докторским. Седые бакенбарды, круглые очки на кончике носа, саквояж, от которого пахло лекарствами и отчаянием. Он двигался тихо, как кот, подкрадывающийся к спящей канарейке. Словно боялся, что я сбегу от него.
– Мадам, – кивнул он, раскладывая на столе какие-то блестящие инструменты, похожие на пыточные устройства средневековья. – Я – доктор Пиппинс. Сейчас мы вас осмотрим.
Он велел мне открыть рот. Посветил в горло магическим огоньком. Нахмурился. Пощупал шею. Покивал. Покряхтел. Записал что-то в блокнот размашистым и неразборчивым почерком.
Я сидела, улыбаясь во весь рот (ну, насколько позволяло горло), полная оптимизма. «Сейчас скажет: “Ну, небольшая травма, пару дней покоя – и вы снова будете петь дуэтом с небесными сферами!”»
Пока что я смотрела в потолок. Белоснежный. Роскошно расписанный. С какими-то феями, которые смотрели на меня так, будто знали, что я вчера съела три булочки и соврала, что это была одна.
Доктор Пиппинс отложил блокнот. Снял очки. Протёр их платком. Это был плохой знак. Очень плохой. Люди так делают перед тем, как сообщить, что очень нехорошее. И сейчас просто подыскивали слова.
– Мадам Аннабель, – начал он, глядя куда-то в район моего левого уха, чтобы не встречаться со взглядом. – Я должен быть с вами предельно честен. Состояние ваших голосовых связок… весьма печальное.
Я кивнула. «Ну, печальное – это временно. Дайте мне зелье!»
– Они сильно повреждены. Физически. – Он сделал паузу, чтобы я это усвоила. – Но, к сожалению, дело не только в этом.
Глава 6
Я нахмурилась. «А в чём же? В магии? В проклятии? Я готова!»
– Дело в том, что голос, мадам, – это не просто вибрация связок. – Доктор Пиппинс говорил так, будто объяснял ребёнку, почему нельзя есть совать пальцы в розетку. – Можно восстановить связки, но голос может не вернуться…
«Да-да, спасибо, доктор, я в курсе! Где зелье?!» – мысленно закричала я.
– Даже если, – продолжал он, игнорируя мой внутренний крик, – даже если мы полностью восстановим физиологию… нет никакой гарантии, что… что ваш дар вернётся. Что вы вообще сможете петь. Как прежде. Или… вообще. Петь.
Тишина.
Тишина, которая была громче любого удара.
Тишина, в которой мой внутренний монолог замер, как застывший в льду мамонт.
Тишина, в которой чашка с чаем в моей руке вдруг стала тяжелее, чем мешок картошки.
«Не сможет петь… вообще…»
Это был не удар.
Нет.
Это был апокалипсис.
Мой личный, маленький, очень тихий апокалипсис, произошедший в гостиной поместья Эштонов, под аккомпанемент тиканья старинных часов и запаха мятного чая.
Все мои мечты о поместье, о сладкой мести, о богатстве, независимости, свободе … рассыпались, как карточный домик под порывом урагана.
Я посмотрела на доктора. Потом на Амбросса, который стоял в углу, белый как его перчатки, и выглядел так, будто ему самому сейчас понадобится доктор.
Потом – на чашку.
И тихонько, очень тихонько, поставила её на стол.
Потому что в этот момент я поняла: чай не помогает.
Ничто не поможет.
– Так, хорошо, – хрипло сказала я, поражаясь, до чего мерзким стал мой голос. Сиплый, с хрипами, глухой. Да я могу теперь изображать чудовище без усилий. В темноте это будет особенно эффектно. – Неужели нет никакого средства?
Доктор просто покачал головой и опустил глаза.
Итак, что мы имеем?
Я – Аннабель. Мне сорок лет. Бывшая жена Реджинальда Винтера. Бывшая обладательница волшебного голоса.
А теперь… просто не самая молодая женщина с хрипами и без будущего.
«Отлично, — подумала я, чувствуя, как внутри всё холодеет. – Что дальше? Устроиться привратником и спрашивать “Кто там?”, а потом брать швабру и убирать за посетителями?»
Глава 7
Доктор Пиппинс ушёл, оставив за собой запах трав, настоек, отчаяния и окончательного вердикта: «Вы больше не певица».
Я сидела в кресле, укутанная в плед, и смотрела в пустоту. Мир сузился до размеров этой комнаты, а затем – до размеров моего горла.
Пустого.
Мёртвого.
Бесполезного.
«Всё кончено, — думала я, глядя на остывшую чашку. – Я не смогу заработать ни гроша. Ни одной ноты. Ни одного концерта. Я – Аннабель Винтер, бывшая. Бывшая жена. Бывшая певица. Бывший человек. Теперь я просто… обуза. Дворецкий, наверное, уже жалеет, что впустил меня. Хозяин, этот чешуйчатый призрак, вообще не заметил, что я существую. Что ж, пусть идёт хоронить себя дальше. А я… я, видимо, останусь здесь, пока меня не выставят за дверь. Или пока я не умру от стыда и голода».
– Не отчаивайтесь, мадам, – прошептал Амбросс, как призрак, материализовавшийся рядом с камином. – Я… я пошлю за другим доктором. У нас в городе есть один… э-э… специалист. Говорят, он лечит невозможное. Его зовут доктор Бромвель. Он… немного необычный. Но у него есть репутация.
Я лишь махнула рукой. Какая разница? Один доктор сказал «никогда», другой скажет «абсолютно никогда». Есть ли разница одним “никогда” больше, одним меньше.
Но Амбросс, видимо, решил, что молчание – знак согласия, и исчез, чтобы вернуться через полчаса с новым «спасителем».
Доктор Бромвель был… впечатляющим.
Он был одет в плащ, который когда-то, вероятно, был зелёным, но теперь напоминал карту древнего континента, испачканную травами, маслами и, судя по запаху, чем-то, что умерло в его карманах. Его борода была седой, густой и, казалось, жила собственной жизнью. На носу болтались очки с толстыми линзами, увеличивающими его глаза до размеров блюдца.
– А-а-а! – воскликнул он, увидев меня. – Где здесь жертва мужского эго и плохо развитых пальцев? О! Классический случай! Не волнуйтесь, мадам, доктор Бромвель на страже вашего здоровья!
Он подошёл, схватил мою руку, пощупал пульс, постучал по коленке молоточком. Пока что я пыталась понять взаимосвязь между голосом и коленкой.
– А коленка тут при чем? – спросила я, стараясь говорить шепотом.
– Я проверяю, – так же шепотом ответил мне доктор. – Не повредили ли вы ее, когда пытались зарядить эм… в душу мучителю.
Это показалось мне логичным. Но сама идея – запоздалой. Что ж… Хорошая мысля приходит опосля.
И, наконец, доктор заглянул мне в горло с помощью зеркальца, которое выглядело так, будто его нашли на дне колодца.
– Хм-хм-хм… – бормотал он, кивая. – Да-да-да… Связки, конечно, в плачевном состоянии. Но! – он ткнул пальцем в воздух. – Но! Дело не только в них! Тут ещё и магический резонанс нарушен! И энергетический канал заблокирован!
Глава 8
