Можно поспорить, что килограмм говяжьего фарша в горелой буханке, залитый банкой томатов San Marzano, болоньезе не считается, но что я в том понимаю? Не я же признанный фудблогер.
Вера снова повернулась к Заку.
– Прошу прощения, мистер Сан. Поверьте, я сама в ужасе. Обычно в доме не такой беспорядок, но наша служанка расслабляется без строгого надзора. Боюсь, сейчас сложно найти хорошую прислугу. Вы же знаете, как все обстоит. – Под прислугой она имела в виду меня. А «катись к черту» я адресую ей. Вера указала на беспорядок позади нее. – Ох, надеюсь, это не испортило ваше впечатление обо мне.
Зак принялся закатывать рукава по предплечьям.
– К моей просьбе…
– Желаете ли что-нибудь выпить? – Вера прижала ладонь к груди. – Боже мой, где мои манеры? Похоже, совсем меня покинули. Всему виной долгий рабочий день. Я ведь приняла во владение бизнес своего мужа.
Ты приняла во владение диван в гостиной.
Я была и уборщицей, и бухгалтером, и руководителем. Она лишь раздавала приказы и называла меня бесполезной. Даже это делала раз в сто лет. Вера целыми днями ходила по магазинам и спускала деньги, которые получила, заложив папины вещи, запоем смотрела мыльные оперы и заказывала еду навынос, оплачивая ее корпоративной карточкой.
Раздражение исходило от Зака, словно густой дым.
– Я ничего не хочу. – Он закончил закатывать рукава и сложил руки на столе. – Кроме как задать вопрос, если позволите.
– О, разумеется. – Вера пришла в чувство. – В чем же дело?
Зак достал что-то из белого подарочного пакета, который принес с собой, и поднял к свету. Неужели это… Не может быть.
Но так и было.
– Эта обувь, случаем, не принадлежит кому-то из членов вашего семейства?
Глава 8
= Фэрроу =
Сукин сын.
Этот мерзавец-миллиардер точил на меня зуб. Даже выкроил в своем графике время, чтобы прокатиться во всему Мэриленду с моим видавшим виды кедом, будто с головой трофейного оленя. Мужчины при власти – настоящие садисты. Он попросту не мог закрыть глаза на случившееся.
От страха по спине побежал холодок. Покалывание от отбеливателя на руках сменили мурашки. Очень плохо оказаться в центре внимания Закари Сана. Он способен уничтожить любого простым телефонным звонком. О чем я только думала, когда пробиралась в его поместье, чтобы забрать подвеску?
В кухне воцарилась тишина. Вера, Реджи и Тэбби, безусловно, знали, что обувь моя. Не проходило ни дня, чтобы они не дразнили меня из-за моих нарядов. Никак не могли понять, почему я не позволяю, чтобы стоимость моей одежды определяла мою ценность как личности.
Солоноватая капля пота стекла по лбу в глаз.
Дыши. Просто дыши, Фэрроу.
Но я не могла. Грудь сдавило. Я прикрыла рот ладонью в надежде, что тем самым заглушу звук собственного дыхания. Еще секунда тишины – и меня услышат. Непременно.
В кои-то веки меня спас пронзительный голос Реджи:
– Ох, как неловко. Если честно, полагаю, она моя.
– Нет, нет. По-моему, моя. – Тэбби локтем оттолкнула ее прочь. – Я всегда беру с собой на вечеринки пару обуви без каблука. Не знаю, в курсе ли вы, но я неплохо танцую…
– Но разве ты не помнишь, Тэбби… – Реджи опустила руку на плечо Тэбби, наверняка впиваясь акриловыми ногтями до самых костей. В ее голосе слышалась зловещая угроза. – Я тем вечером одолжила у тебя эти… кеды, потому что мои потерялись, когда я спасала раненого кролика в саду мистера Сана?
Я прикусила щеку, чтобы сдержать истерический смех. Как бы низко я ни пала, надеюсь, что никогда не стану такой же жалкой. Эта чушь в духе Золушки как раз по их части. Готова поспорить, если бы Зак принес использованную менструальную чашу и спросил, чья она, обе устроили бы ему демонстрацию, лишь бы доказать, что приходятся законными владелицами.
Вера прекратила споры, пока Реджи не вспорола Тэбби плечо.
– Это обувь Тэбиты. – Из двух дочерей Тэбби обходилась Вере дороже, поэтому она, видимо, спешила как можно скорее ее сбагрить. Она кивнула, заверяя саму себя, что приняла верное решение. – Точно ее.
Опять тишина. К сожалению для моих так называемых родственничков, Зак Сан слишком умен, чтобы повестись на их вранье. Хорошая новость для него. И ужасная для меня.
Он крепче сжал в руке кед.
– У вас есть еще дочери, миссис Баллантайн?
Я напрягла плечи.
– Что? Нет. Этих двоих более чем достаточно. Мне и с ними забот хватает. Поверьте. – Она сжала руки в кулаки. – Ха. Ха.
Снова молчание. Зак не считал нужным заполнять тишину пустыми словами. Пожалуй, это единственное его хорошее качество.
Наконец он стукнул паленым кедом Vans по столу.
– Вы уверены, миссис Баллантайн?
– Ну, я ведь знала бы, если бы в моем доме пряталась еще одна дочь, не правда ли?
Вот так ирония.
Реджи и Тэбби заерзали. Я видела это даже с такого ракурса. Тэбби прокашлялась.
Тэбита Баллантайн, не смей именно сейчас впервые в жизни проявлять честность.
– Прекрасно. – Стул Зака заскрипел по полу, когда он встал. – В таком случае обе сестры Баллантайн должны поехать со мной в полицейский участок. А вообще, так уж вышло, что окружной прокурор – мой хороший друг. Мы отправимся прямиком к нему домой. Я в любом случае собирался посмотреть его новый ремонт.
Вера расправила плечи, наконец прекратив строить из себя добрую тетушку.
– О ч-чем это вы? – С такой актерской игрой она бы не получила роль даже на стриминговой платформе.
Я часто задавалась вопросом, что же папа в ней увидел. Отчасти я вроде как знала ответ. Он хотел найти своего человека хоть в ком-то. Папа вырос в Шотландии сиротой. Переехал сюда безо всяких связей. У него не было друзей. Никого. А Вера? У нее было все. Сестры, тети, дочь – и еще одна на подходе. Очень жаль, что, обретя одну семью, он предал другую. Меня.
Зак забрал кед со стола, подцепив его указательным пальцем.
– О том, что хозяйка этой обуви пыталась украсть мою подвеску на званом вечере. А поскольку до того, как я ее купил, подвеска принадлежала вам, рискну предположить, что кто-то настолько к ней привязался, что подумал, будто сумеет безнаказанно ее выкрасть. Что ж, воровство запрещено законом во всех пятидесяти штатах. Вашим дочерям нужно преподать урок.
– Ох, это какое-то недоразумение. Им не нужно это бесполезное барах… – Вера осеклась в последний момент, сделала глубокий вдох и исправилась с легким смешком: – Могу заверить вас, что девочек совершенно не интересует подвеска, мистер Сан.
– И все же эта обувь доказывает, что одну из них интересовала, – упорствовал Закари, незаметно вытягивая из нее правду.
– Наверное, это Фэрроу, – выпалила Тэбби.
А я думала, что меня сдаст Вера. Щеки вспыхнули. Чертова Тэбби.
Зак опустил кед.
– Фэрроу?
– Нашей сводной сестры. – Тэбби покраснела, явно от внезапной возможности угодить Заку. – Она одевается как бездомная, а эта подвеска принадлежала нашему отцу – ее биологическому отцу. Фэрроу хранила ее в своей комнате, пока мы ее не продали. Она вечно влезает в неприятности.
До этого момента я бы, может, и спасла Тэбиту, окажись мы в такой же ситуации, как Муфаса со Шрамом. Я мысленно отметила, что не стоит этого делать. Эта женщина вызывала не больше симпатии, чем смертельный вирус.
– Значит, все же есть третья сестра, – Зак говорил таким тоном, будто пытался выудить коды запуска баллистических ракет у маленького ребенка.
– О-она нам не сестра. – Реджи теребила ворот платья-рубашки. – Хотя я не отказалась бы от такого же обмена веществ…
– Моя падчерица не близка с нами, – Вера пыталась говорить с достоинством. – Я старалась изо всех сил, но…
Зак перебил ее.
– Где Фэрроу?
– Где-то в доме. – Тэбби расслабила плечи, как только стало ясно, что тюремный срок ей больше не грозит. Махнула рукой на лежащие на полу тряпки. – Она должна закончить тут уборку.
Ее слова стали словно пощечина. Жар разлился в груди и охватил все тело. Моя жалкая пародия на семью даже не представляла, как это прозвучало. А может, представляла и как раз преследовала такую цель.
Меня не смущала работа уборщицей. Я гордилась собой за первоклассный сервис. Но когда собственная семья выставляла меня как свою смиренную служанку… Мне стало на удивление стыдно. На удивление – потому что обычно мне плевать на мнение окружающих. Но почему-то, когда дело дошло до Закари Сана, стало не плевать. Однажды мне удалось завладеть его вниманием, пусть даже всего на три часа, чего не удавалось ни одной другой женщине. Да, мне нравилась мысль о том, что он считал меня загадочной и притягательной. А не той, кто драит туалеты своих сводных монстров.
– Найдите ее. – Он щелкнул пальцами, будто оглашал указ своим верным подданным. Я так и слышала, как этот придурок откидывается на спинку стула, словно истинный бесцеремонный король. – Иначе угодите в жуткий судебный процесс.
От начавшейся суматохи у меня закружилась голова.
Вера указала на дочерей.
– Реджи, ты посмотри наверху. Тэбби – в домике у бассейна и в подвале. Она не могла уйти далеко. Ее машина припаркована перед домом. Я проверю здесь.
Раздался топот ног, бросившихся в разные стороны. Дверь на задний двор со скрипом открылась. От тяжелых шагов наверху задребезжали светильники. Дверцы кухонных шкафчиков стали открываться одна за другой.
Зак зевнул, вероятно… потешаясь над моими жизненными обстоятельствами.
– Она бы не стала прятаться в шкафчике.
Вера открыла еще один.
– Почему?
– Потому что она не полная идиотка.
– Поверьте, она как раз…
– Нет.
– Ч-что?
– Я вам не верю. Ищите дальше. – Он посмотрел на наручные часы. – Хочу получить ее голову на блюде, причем до встречи, которая состоится у меня в шесть часов на другом конце города.
Я поняла истинный смысл слов. Объявление войны. Если он думал, что я стану сидеть и терпеть, то сильно ошибался. То, что я сносила издевательства дома, чтобы защитить свое имущество, не давало ему права делать из меня свое новое любимое развлечение. Пока папа был жив, я посвящала свою жизнь тому, что задавала своим сводным монстрам жару. Дошло до того, что Вера едва ли не умоляла меня переехать в Сеул, Реджи вручила мне брошюры всех уважаемых пластических хирургов, а Тэбби отметила на карте все популярные места для гурманов. (Я даже не знала, что она умеет читать карту.)
Я умею сражаться, Закари Сан. Жестко. Беспощадно. До крови.
– От нее можно ожидать чего угодно, – в голосе Веры слышалась злоба. – Я пыталась, мистер Сан. Правда. Но Фэрроу неисправима. Думаю, виной всему гены, доставшиеся ей от матери. Она… – Вера выдохнула, но не договорила.
– Что?
– Такая неженственная.
– Поподробнее.
– Неуправляемая, дерзкая, невоспитанная. Пацанка, – выпалила она, оскалившись. Вера захлопнула дверцу шкафчика и покачала головой. – В детстве доставляла сплошные неприятности. Представляете, ее выгнали из частной школы, когда ей было шестнадцать. Она раздавала ученицам контрацептивы экстренного действия. Бесплатно.
И сделала бы это снова. К черту патриархат. И раз уж мы об этом – Веру тоже к черту.
– Она хоть окончила старшую школу?
Да какая теперь разница?
По иронии, больше всего толка от общеобразовательной подготовки я извлекла, когда использовала свои исследовательские навыки, чтобы пробраться в твой дом.
– С трудом. – Вера всплеснула руками. – Ее отец удумал отправить ее в академию фехтования в Сеуле. В любом случае она всегда этого и хотела. Вечно смотрела на меня и моих бедных дочерей свысока. Не позволяла мне выбирать ей одежду, делать маникюр, стричь ее жуткие волосы.
– А колледж?
Вера захихикала и отмахнулась.
– Не закончила даже муниципальный. А вот Тэбита получила степень бакалавра в Колумбийском, а моя милая Реджи училась в престижном…
– Можете не заканчивать предложение. Уверяю вас, мне все равно.
Даже будь ему искренне не все равно, Тэбби на самом деле получила диплом не в Колумбийском университете. Но Колумбийский колледж Мэриленда звучал отнюдь не так впечатляюще.
Вера открыла холодильник. Что же она думала? Что я забилась между бутылкой йогурта с пробиотиками и гигантской банкой маринованного лука? Кто-нибудь, позвоните Шерлоку и скажите, что он рискует остаться без работы.
Мистер Сан был явно не так потрясен, как хотелось бы Вере, раз она приступила к следующей части выступления с притворными рыданиями, вот только не смогла выдавить ни слезинки, поэтому просто морщила нос. Вера вытерла щеку. Сухую, как чилийская пустыня.
– Она ругалась со мной из-за подвески. Проклинала на чем свет стоит. Но нам нужны были деньги. Ее покойный отец зарабатывал очень скромно, а моих девочек нужно обеспечивать, пока не поступят деньги по страховке. – Послушать ее, так Реджи и Тэбби – дети, а не дееспособные женщины за двадцать. – Мне несказанно стыдно за поведение Фэрроу.
