Через пять минут я не выдержал. Вышел из машины, захлопнул дверь чуть сильнее, чем собирался, и сделал пару шагов по тротуару. Воздух был густой, липкий – конец августа – и в костюме было жарко, как в духовке. Пот медленно скатывался по спине, но я всё равно застегнул пиджак. Мелкая пытка, зато дисциплинирует. Иначе я сойду с ума, пока она там красит губы или выбирает туфли под цвет платья.
Что я, чёрт возьми, делаю?
Жду женщину, которая лишает меня сна, здравого смысла и самоконтроля. Жду и волнуюсь, как сопляк перед первым свиданием.
А это даже не свидание. Просто ужин.
Спустя шесть минут (даже тут опоздав на минуту из заявленных десяти) Кейтлин, наконец, появилась.
Я поднял взгляд – и замер.
На ней было длинное платье цвета шампань, струящееся по телу, словно жидкое золото. Оно подчёркивало каждый изгиб: округлые бёдра, тонкую талию, плавную линию ключиц. На ногах – босоножки на высоком каблуке, от которых её походка стала ещё более грациозной. В руках – крошечный клатч. На губах… красная помада.
Она выглядела так, будто сошла с кадра старого фильма – только наглее, ярче и чертовски реальная. Эта женщина знала, как произвести эффект. И делала это с удовольствием.
Кейтлин улыбнулась, явно польщённая моей молчаливой реакцией. Слегка наклонила голову, прищурилась и вдруг… покружилась.
У меня буквально перехватило дыхание. Волосы. Она собрала их, открыв шею – свою тонкую, анатомически совершенную, с этой сумасшедше притягательной ямочкой у основания шею. Но добило меня не это.
Заколка.
Та самая, которую я подарил ей на день рождения. Я выбирал её несколько часов, мучаясь между десятком одинаковых на вид.
Да, мне нравилось, когда Кейтлин собирала волосы, оголяя шею – эта часть женского тела всегда была моей Ахиллесовой пятой. Поэтому я подумал, что такая маленькая, но изящная вещь будет отличным и не слишком личным подарком.
Для неё или для себя старался, Кроуфорд?
Я мысленно усмехнулся: кажется, я с треском провалился, и Кейтлин сразу же меня раскусила.
– Понравился сюрприз? – спросила она с лукавой улыбкой, заметив, куда я так пристально смотрю. – Думаю, она отлично подходит к платью.
Я кивнул, не в силах выдавить ни слова. В горле пересохло, ладони вспотели.
– Ну, так и будешь молчать? – поддела Кейтлин. – Как тебе мой аутфит? Я старалась.
Я сглотнул. Дар речи? Нет. Его у меня больше не было. Но я заставил себя выдохнуть и собраться с силами.
– Ты опоздала, – вместо комплимента заявил я, надеясь, что голос звучит ровно.
– Всего на пять минут. Это технически не считается.
– Шесть. В операционной шесть минут могут стоить жизни.
– А на свидании – эффектного выхода, – подмигнула она. – Расслабься, доктор, мы не в операционной.
Я закатил глаза, оставив при себе язвительное: «Мы и не на свидании», и подошёл ближе, помогая ей спуститься со ступенек. Аромат её волос и кожи щекотнул мой нос. Сегодня от неё пахло не ванилью, а дыней и чем-то цитрусовым. Этот запах сбил мне дыхание – так же, как и её прикосновение, когда она, спускаясь, на секунду опёрлась на мою руку. Лёгкое, почти невесомое касание, но и его хватило, чтобы сердце пошло вразнос.
– Платье… красивое, – хрипло выдавил я.
– Спасибо. Ты тоже ничего, Кроуфорд, – усмехнулась Кейтлин. – Особенно вот тут… – шёпотом добавила она и провела ладонью по лацкану моего пиджака вниз до пояса.
По коже пробежал ток. Я тут же перехватил её шуструю руку и отчеканил:
– Кейтлин. Прекрати.
– А то что?
Её тёплая рука всё ещё была в моей. Я чуть сильнее сжал тонкие пальцы и наклонился ближе:
– А то я сдам тебя копам за непристойное поведение.
– Уу, копам? – Она склонила голову, глядя на меня снизу вверх с неприкрытым азартом. – Звучит очень возбуждающе. Только, пожалуйста, пусть меня допрашивает лично капитан Кроуфорд. В тесном кабинете. В наручниках. – Её голос понизился, и она томно прикусила губу, глядя мне прямо в глаза.
Я сжал челюсти. Боже. Каждое её слово – как горящая спичка по сухой траве. Она игралась. А я уже был на грани.
– Идём, сумасшедшая, – пробормотал я и, не отпуская её руки, открыл дверцу машины.
Она изящно опустилась на заднее сиденье. Я закрыл дверь, обошёл машину и сел рядом, не слишком далеко, но и не вплотную. Безопасная дистанция. Почти.
Кейтлин обвела салон взглядом, потом спросила:
– Почему с водителем?
– Чтобы кое-кто не распускал руки по дороге.
– Хм.
Она повернулась ко мне, её полные губы тронула кривая улыбка. Затем положила руку на моё бедро и слегка сжала.
– Ты правда думаешь, что меня это остановит?
Чёрт. Я надеялся, что остановит.
– Ради Бога, приди в себя, – зашипел я, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле от возбуждения и раздражения из-за этой невыносимой женщины.
Она заливисто рассмеялась и убрала руку.
– Куда едем, доктор?
– Туда, где ты, возможно, хотя бы на время станешь адекватным человеком, – буркнул я, глядя в окно.
– О, звучит как вызов, – пропела она, а я только покачал головой, пожалев, что не закинулся виски перед отъездом.
?
Французский ресторан, который я выбрал, прятался на углу одной из тихих улиц Верхнего Ист-Сайда: в старинном здании с колоннами, лепниной и массивными дубовыми дверьми. Заведение не бросалось в глаза, не манило неоном, не вызывало суеты – оно будто существовало вне времени, для тех, кто знал.
В воздухе витал утончённый запах: смесь дорогих духов, трюфелей, выдержанных вин и чего-то едва уловимого, похожего на табачный дым кубинских сигар. В зале царило спокойствие: фоновая музыка звучала так негромко, что больше напоминала эхо из другого мира, а гости говорили почти шёпотом – с той самой манерной неторопливостью, что свойственна только людям, уверенным в своём положении.
– О Боже, – зашептала Кейтлин, озираясь по сторонам, пока метрдотель провожал нас к столику. – Ты привёл меня в ресторан для зануд!
Я усмехнулся:
– Это мой любимый.
Она смерила меня выразительным взглядом.
– Не удивлена. Тут всё как ты: строго, молчаливо и… роскошно.
Я лишь закатил глаза в ответ.
Метрдотель остановился у небольшого круглого столика у окна с видом на вечернюю улицу, залитую мягким светом фонарей. Изящным жестом отодвинул стул для Кейтлин. Она улыбнулась и села, закинув ногу на ногу с такой небрежной грацией, которую нельзя выучить – только родиться с ней.
Я коротко хмыкнул и взял меню.
– Дай угадаю: ты каждый раз заказываешь одно и то же блюдо и знаешь имя сомелье?
– Его зовут Жан-Пьер. Он сейчас принесёт нам «Шато Марго» 2015 года. Один из моих фаворитов.
– Жан-Пьер или вино?
Улыбка скользнула по моим губам прежде, чем я успел её остановить.
Глупая шутка.
– Вино, Кейтлин. Но Жан-Пьер тоже ничего. У него хотя бы нет привычки вставлять «остроумные» реплики в каждое моё предложение.
Она прыснула и тоже взяла меню.
– Это называется диалог, Джеймс. А из еды ты выберешь… – протянула она, пробегая взглядом по блюдам, – утиную грудку с соусом из красных ягод и пармезаном?
– К твоему сведению, я многое здесь пробовал. Всё на уровне.
– Но утка самая любимая.
…
– Да.
Кейтлин прищурилась, сдерживая улыбку.
– Может, сегодня позволишь себе хоть капельку непредсказуемости, Джей-Джей?
– А может, сразу начнём с того, ради чего ты всё это устроила?
– Нет, я голодная. Уверена, ты опять наговоришь мне кучу неприятного и испортишь аппетит. Поэтому сначала ужин и вежливый светский разговор. А потом – всё остальное.
Я тяжело вздохнул, убрал меню в сторону, и как раз в этот момент к нашему столику подошёл Жан-Пьер с бутылкой «Шато Марго». Он мастерски открыл вино, разлил по бокалам и оставил его стоять на столе, давая напитку раскрыться.
Когда появился официант, Кейтлин сделала свой выбор: лёгкий салат с козьим сыром, орехами и медовой заправкой, а на основное – филе дорады с пряным соусом из белого вина и трав.
Я заказал утку.
– За этот особенный вечер, – обворожительно улыбнулась Кейтлин, поднимая бокал, и я вдруг поймал себя на мысли, что этот ужин действительно может стать чем-то большим, чем просто приёмом пищи.
Но как же я ошибался.
Глава 8
– Как так вышло, что всего к тридцати ты стал таким крутым кардиохирургом? – поинтересовалась Кейтлин, доедая второе блюдо. – Ты вундеркинд? Или Шелдон Купер[13 - Шелдон Купер – вымышленный персонаж, один из основных героев американского телесериала «Теория большого взрыва» (The Big Bang Theory). Шелдон был вундеркиндом с эйдетической памятью. Он гениальный физик с IQ 187, социально неуклюжий, с навязчивыми привычками, маниакальной любовью к правилам и абсолютной уверенностью в собственной правоте.]?
Я усмехнулся и сделал глоток вина. Этот вопрос мне задавали слишком часто. Но у каждого «гения» – своя скучная история.
– Я вырос в семье врачей. У нас было не принято болеть, ныть или лениться. Пока другие дети учились кататься на велике, я учился держать скальпель. Отец говорил: «Ты не сможешь оперировать, пока не научишься резать бумагу скальпелем ровно по миллиметру». Я начал волонтёрить в его клинике в пятнадцать. В шестнадцать он впервые взял меня в операционную – просто посмотреть. Я стоял в углу в маске, сердце билось, как сумасшедшее. Но с тех пор знал – это моё.
– Господи, Джеймс. У тебя вообще было нормальное детство?
Я посмотрел на неё и чуть улыбнулся:
– Каждому своё. Потом была медшкола с ускоренной программой, экзамены, которые я сдавал с первого раза на максимум. А дальше – резидентура в нашей клинике под контролем отца.
– Поблажки были?
– Никаких поблажек. Он жёстко гнул меня: подъём в пять утра, дежурства по выходным, по праздникам. Даже если с ног валился – никаких «отдохни». Тщательно проверял мои конспекты, ставил в неловкое положение перед другими врачами, если я ошибался. И всё ради одного – чтобы я стал лучшим. Я спал по четыре часа, иногда прямо в коридоре больницы, но уже к двадцати семи проводил полноценные операции. В прошлом году окончил феллоушип[14 - Феллоушип (fellowship) – это этап после резидентуры, то есть узкоспециализированное обучение. Там врачи шлифуют мастерство и углубляются в конкретную область.] по кардиоторакальной[15 - Кардиоторакальная хирургия – это область медицины, которая занимается хирургическим лечением органов внутри грудной полости. Как правило, речь идёт о заболеваниях сердца, лёгких и других структур плевры или средостения.] хирургии и официально перестал быть учеником. Теперь в операционной я главный, и всё, что происходит на столе, зависит только от меня. – Я пожал плечами. – Так что нет – не вундеркинд и не Шелдон Купер. Просто рано понял, кем хочу быть, и не сворачивал с дороги. Даже когда очень хотелось.
Кейтлин улыбнулась, но в её улыбке и взгляде сквозила печаль. Словно она… жалела меня?
– Впечатляет, – сказала она чуть мягче, чем обычно. – Амбиции уровня ракеты.
– И связи, Кейтлин. Всё-таки мой отец – «король скальпеля» в Нью-Йорке.
– Надеюсь, он гордится тобой. И ты хотя бы сейчас можешь вздохнуть свободно.
Я уставился взглядом в стол.
«Нет, Кейтлин. Не могу. И вряд ли смогу когда-нибудь».
