– Ну, чтоб я знал… Согласен.
– Тогда в путь. Оставим воронам этот перекресток.
Вороны попрощались с ними карканьем.
– Не обижайся, – Хольт обернулся в седле, – но настаиваю на том, чтобы в моем присутствии ты изволил выражаться хотя бы в меру прилично. В особенности не говорил «позырить» и «ну, блин».
Глава третья
Мархия Западная над рекой Буиной лежит, на западе же упирается в Пустульские горы. Прежним маркграфов намереньем было все дальше и дальше на запад границу сдвигать, однако не удался сей замысел, ибо тамошнюю границу королевство Хенгфорс своей восточной объявило. Был об этом спор и грозило кровопролитие. Однако ж Хенгфорс, королевство хоть и невеликое, могучего союзника имело в лице Ковира, так что маркграфам хвост поджать пришлось и на мир согласиться.
Мир, заключенный в году 1125-м post Resurrectionem и известный как Голопольский мир, границу между двумя королевствами по речке Браа провел и тем самым западный рубеж Мархии как non plus ultra установил.
Болдуин Адовардо, Regni Caedvenie Nova Descriptio
Как обычно, первыми внимание на них обратили коты и дети. Коты, которых на окраине городка было великое множество, неохотно уступали дорогу, отходя же – оглядывались и шипели. Дети бежали по домам с плачем и воем, бросив все то, с чем играли, в основном – кучи засохшей грязи.
Кроме котов и детей никто из жителей городка Спинхэм не обратил на въезжающих ведьмаков ровно никакого внимания. Можно было подумать, что всадники в черных плащах с мечами за спиной въезжали в Спинхэм настолько часто, что совершенно перестали кого-либо интересовать.
Престон Хольт знал город, знал, в какой конюшне оставить коней. Дальше они двинулись пешком, грязноватой улочкой, распугивая очередных котов и очередных малолеток.
– Большой господин, – пристала к Геральту сидящая под стеной побирушка с младенцем в подоле. – Большой господин, дай грошик… На молочко для ребенка…
Хольт не успел отреагировать, как Геральт уже выудил из кошелька и бросил бабе марку; та рассыпалась в благодарностях. Хольт молчал еще с полсотни шагов, потом остановился.
– Ты не большой господин, – процедил он, глядя Геральту прямо в глаза. – Зато ты большой дурак. За марку можно купить надой с двенадцати коров. Тебе, как вскоре лично убедишься, за уничтожение чудовища попытаются заплатить лишь немногим больше. А убить чудовище предполагает несколько больше усилий, чем клянчить милостыню да скалить испорченные зубы. А ребенок уж точно взят напрокат у подружки, которая сейчас сидит в корчме и ждет клиента, чтоб ему за пол-марки отсосать в сортире. Я тебя предупреждаю, не ходи больше этой улочкой; если еще раз тут появишься, над тобой все долго смеяться будут.
На какой-то миг Геральт испытал желание возразить Хольту, огрызнуться, посоветовать отцепиться и не лезть не в свои дела. Но не сделал этого. Как-то интуитивно признал Хольта старшим по статусу, практически наставником. Может быть, оттого, что Хольт необычайно напоминал Весемира. Поведением и речью. Физически же, впрочем, весьма отличался.
Перед ними показались беленные известью колонны храма, под которыми сгрудилась целая армия побирушек обоего пола. Храм уже много лет как был покинут и не действовал, но побирушки все еще сидели там. И протягивали руки за подаянием. По привычке.
Хольт предусмотрительно перетащил Геральта на противоположную сторону улицы.
– Знаешь, отчего нас называют ведьмаками? – спросил он. – Потому что мы дети ведьм.
– Ну, блин… – Геральт осекся. – В смысле, что еще за вымысел? Ведьмаки от ведьм. Да я тебя умоляю.
– Ты можешь воспринять это как шутку, но я говорю тебе чистую правду. Первые ведьмаки были детьми женщин с неконтролируемыми магическими способностями, которых и звали ведьмами. Они были не вполне в своем уме, и охочие юнцы нередко пользовались ими для сексуальных утех. Дети, результат таких развлечений, чаще всего выбрасывались. Или подбрасывались. А из приютов и сиротских домов, бывало, попадали в ведьмачьи школы.
– Да прям. Ты это выдумал. Не было такого.
– Было. Все мы, ведьмаки, происходим от умственно отсталых девок. Тебя это не веселит?
– Абсолютно нет. Потому что такого просто не было.
– Было, было. Но очень давно! Теперь под храмами ведьм не встретишь. Чародеи извели всех. Ха! Ничто не вечно.
Чем ближе к рынку, тем более людными становились улицы. Для Геральта это было внове. Он не привык к толпе, плохо себя в ней чувствовал. Его раздражал шум. Дыхание начинало перехватывать, а вонь становилась все более несносной. Воняло дымом, горелым жиром, гниющими фруктами, навозом и черт его знает, чем еще.
На рынке им пришлось пробираться сквозь ряд лотков и толпу покупателей. Здесь Геральта тоже подстерегали новости и неожиданности. А потом и восхищение. Он и не догадывался никогда, что на свете существует столько ремесел и что такое разнообразие товаров выставляется на продажу. И что находится столько желающих все это купить. Ремни и кожаные изделия, глиняные горшки с глазурью и без, меховые шапки, полушубки, постолы, вышитые платки, медные сковороды, грабли, вилы, черенки для мотыг – и калачи, калачи, калачи.
Хольт на чудеса на прилавках не обращал ни малейшего внимания. Однако в какой-то момент он вдруг перестал проталкиваться сквозь толпу и схватил Геральта за рукав.
– Глаза вниз, – прошипел он яростно. – Глаза вниз, не пялься.
– А чего?
– Чародейки.
Геральт послушно отвел взгляд. С неохотой. Две женщины у прилавка с янтарной бижутерией притягивали взгляд поистине магнетически. Богатыми нарядами. И красотой как с картинки.
– Они, – разъяснил Хольт, когда те уже остались далеко позади, – обычных людей держат за быдло, а ведьмаков ненавидят. Скандал готовы раздуть в любой момент, а любопытный взгляд могут посчитать для него поводом. Ну и лучше, чтобы они не учуяли наших медальонов.
Хольт остановился перед солидным домом, над дверями которого была прибита вывеска. Рисунок на вывеске, достаточно удачный, представлял сирену с выдающимся бюстом. Надпись под сиреной гласила «Лорелея».
Хольт схватился за дверной молоток и энергично застучал в дверь. Весьма энергично.
Массивная дверь распахнулась и в дверном проеме возник плечистый охранник с челюстью размером с булку хлеба. Какое-то время он мерил взглядом ведьмаков. Затем отступил, освободил им проход, приглашая внутрь.
Хольт, явно не впервой, без напоминания сбросил со спины оба меча и отдал охраннику. Геральт поспешил поступить аналогично.
Разоружившись, они вошли в освещенную несколькими лампами прихожую. Геральт с трудом перевел дух; прихожая была перенасыщена запахами духов и благовоний. На стене висела вторая нарисованная на картине сирена. Такая же сисястая. Надписи не было.
– Господин Престон Хольт, – поздоровалась, входя, женщина.
– Госпожа Пампинея Монтефорте. – Хольт поклонился. Геральт поклонился также. И захлопнул рот, который только что открылся сам. От восхищения.
Не знакомый с искусством женской моды, Геральт не мог знать, что черное платье Пампинеи Монтефорте сшито из прозрачного шифона, муслина и крепдешина. Не знал также, что требуется большое мастерство, дабы пошить платье так, чтоб закрывало открывая. И наоборот.
И еще Геральт не знал, что такое квинтэссенция женственности.
Но какая разница, что он не знал, когда просто видел ее.
– Юноша? – Пампинея Монтефорте ослепительно улыбнулась, взметнув бурю каштановых волос.
– Его имя Геральт. Молодой адепт ведьмачьего искусства.
– Я надеюсь, – тембр голоса Пампинеи несколько изменился, – что адепт сей не был сюда приведен… С целью отметить, так сказать, ритуал перехода? Я обязана напомнить господину Хольту, что в «Лорелее» ничего не изменилось. В «Лорелее» ни господин Хольт, безусловно, крайне нам дорогой и милый, ни любой другой ведьмак обслужен быть не может. Поскольку…
– Поскольку, – мягко прервал Хольт, – другие клиенты могли бы отказаться от девушки, к которой до этого прикасался ведьмак. Но, конечно же, я помню об этом, дорогая Пампинея, и в голову бы мне никогда не пришло нарушать здешние правила. Я сюда явился никоим образом не как клиент, но исключительно с целью встречи со знакомым и деловым партнером. Тимур Воронофф. Он дал мне знать, что будет здесь, и договорился о встрече. В гостях ли он у вас сейчас?
– В «Лорелее», – Пампинея надула пухлые губы, – в принципе не принято делиться информацией о наших клиентах. Независимо от того, договорились ли они с кем-то или нет. Однако принимая во внимание известные мне особые отношения с господином Вороноффом… Могу проинформировать, что вы, господа, очевидно разминулись. Господин Воронофф был здесь неделю назад. Провел несколько дней, явно ожидая договоренной встречи. Не дождавшись, покинул Спинхэм. Сейчас он наверняка уже у себя, в Бельвуаре.
– Стократно благодарим. – Хольт вновь поклонился, жестом велев поклониться и Геральту. – Примите наше почтение…
– Господину Хольту, – понизила голос Пампинея Монтефорте, – как мне известно, знаком тайный вход в «Лорелею», в задней части здания. Вход для гостей… особых… И тайных. Так что если бы господа ведьмаки изъявили желание на угощение… И специальные услуги…
– Сожалею, – ответил Хольт к огромному огорчению Геральта. – Но время не терпит и дела зовут. Может быть, в другой раз.
* * *
Когда они вышли, Геральт собирался высказать Хольту свое неодобрение. Но не успел.
Со стороны ближайшего колодца до них долетели голоса. Высокий женский визг и пропитой баритон мужчины. Геральт сразу двинулся в ту сторону. Прежде чем Хольт ухватил его за рукав, он успел увидеть картину происходящего. Огромный мужик с брюхом, что вываливалось из-за пояса штанов, лупил палкой корчащуюся у его ног женщину. Женщина визжала, а мужик лупил.
Геральт уже было бросился в бой, но Хольт оказался быстрее, даром что калека. Подлетел, схватил мужика за плечо, рванул.
– Ты чего еще тут приперся? – заревел мужик. – Я тебя сейчас…
Он взметнул палку и изготовился к удару. И тут произошло нечто, полностью выпавшее из зрения как Геральта, так и уже начинающих сбегаться зевак. Невзирая на хромую ногу, Хольт извернулся в молниеносном полуобороте и на миг вошел с противником в контакт – из которого тот вылетел словно из пращи, треснулся головой о цоколь колодца и растянулся на мостовой.
– Ай! – закричал Хольт. – Человек упал! Человеку плохо! Помогите ж ему, добрые люди!
Добрые люди стояли, пялились и не особенно торопились прийти на помощь. А оба ведьмака быстро удалились.
И никто их не задержал.
Глава четвертая
Веди же! На двоих одно желанье,
Будь мне учитель, вождь и господин.
Данте Алигьери, Божественная комедия
– Что такое, юный Геральт, отчего мы нос повесили? И молчим так недовольно? Оглядись. Вокруг весна, на вербах сережки, птички запели, ручеек тихонько журчит. Из деревни сельским хозяйством тянет. То бишь прокисшим молоком и говном. А ты вместо того, чтоб с природой радоваться, весь такой без настроения. И с чего бы это?
– В животе у меня бурчит. Могли б мы и остаться там, в Спинхэме. Съесть чего-нибудь… Та дама приглашала же нас…
Престон Хольт хмыкнул.
– Подозреваю, что не обеда тебе жаль, а забав с девочкой из «Лорелеи». Придет и для этого время, обещаю, еще не раз и не два Пампинея Монтефорте примет нас в секретной пристройке к заведению. И наверняка найдется среди ее девочек какая-нибудь смелая. Но сейчас я хотел бы как можно быстрее попасть домой, в Рокамору.
– Откуда такое название, Рокамора?
– Не знаю. Я купил имение вместе с названием.
* * *
Престон Хольт, как он пояснил Геральту, двигался от самой столицы вместе со строящейся Великой Дорогой, что должна была связать Каэдвен с Хенгфорсом, а дальше с Ковиром и Повиссом. Вырубка чащи будила чудовищ, притягивало их также и скопление людей. Подрядчики были склонны оплачивать охрану, так что для ведьмака было много работы и выгодных заказов. Четыре с лишним года назад, однако, когда стройка еще не дошла до границ Верхней Мархии, случилось несчастье. В бою с меганеврой, которую все же удалось победить и убить, Хольт получил серьезные травмы, в том числе сложный перелом ноги. Этот случай сильно подкосил ведьмачью карьеру Хольта. После этого он купил небольшую усадьбу Рокамора и ушел на покой.
– Иногда я все же принимаю заказы, – признался он Геральту. – Воронофф выбирает для меня чудищ полегче, и я снова отправляюсь на большак. Но на сей раз я отправился на север специально, чтобы повстречаться с тобой. Я уже побывал там в феврале, многим представился, подрядчикам с Великой Дороги, войту, солдатам. Согласись, эти знакомства принесли свои плоды.
– Кто таков этот Воронофф? Ты спрашивал о нем ту даму…
– Пампинею Монтефорте. Бордель-маман. И даму, а как же, на всю рожу даму. Тимур Воронофф же является моим агентом.
– Та госпожа Пампинея говорила, что вы разминулись. Что он вернулся в… в Бельвуар? Но мы туда не едем?
– Нет. Нам не по пути. Мы едем на юг, королевским трактом. А Бельвуар на западе.
– А этот агент… Чем он, собственно, занимается?
– Узнаешь в свое время. Если, наконец, примешь решение относительно моего предложения. Как? Не надумал еще? Можем об этом поговорить?
– Попозже, может быть.
– Как хочешь. Поторопи коня.
* * *
В живописной долине среди грабов, ивняка и ольхи виднелись крыши. Лениво тянулся дым из трубы. Хольт поднялся в стременах.
– Ну вот мы и дома.
– Ну, точнее, – пробурчал Геральт, – это ты дома.
– И ты тоже. Если согласишься на мое предложение.
– Если.
– Ох и трудный же ты экземпляр. Ну что ж, въезжаем.
В окруженную частоколом Рокамору въезжали через ворота, ведущие на площадь. Там стояла собственно усадьба, солидное здание из сосновых бревен, крытое крутой тростниковой крышей. Рядом располагались складской домик-лямус, конюшня, амбар, колодец, голубятня, баня и несколько сараев.
Через просторную прихожую можно было попасть в людскую комнату, а оттуда в большую гостиную с кафельной печью. Из гостиной, в свою очередь, двери вели в несколько спаленок-эркеров. К дому примыкали большая кухня и избы прислуги.
Прислуга состояла из управляющего, мрачного типа, беспрерывно занятого какими-то подсчетами, старшего слуги, напоминающего оруженосца, младшего слуги-конюха и часто меняющихся наемных девушек из села. Еще была толстая, крикливая и сварливая баба, объединяющая функции кухарки и домоправительницы. Бабе этой легко было простить ее крики и сварливость, поскольку готовила она божественно. Геральту, привыкшему к однообразной и довольно скудной диете в Каэр Морхене, каждый прием пищи в Рокаморе казался королевским пиром. За всю свою жизнь он не видел и не пробовал таких блюд, как говяжьи рулеты или голубцы из капусты, а уж ягнятина с овощами была просто невообразимой обжираловкой.
Обжираловка, безделье и наблюдение за прилетающими и улетающими почтовыми голубями долго не продлились.
– Ты, наверное, отдаешь себе отчет в том, – начал Хольт, ведя Геральта в амбар, – что в деле с тем дезертиром от петли тебя спасло буквально чудо. Ты убил человека мечом. Никого не волнует, была ли это самооборона или помощь другой невинной жертве. Ведьмаков не любят. За убийство человека можешь очутиться на виселице, по приговору суда или в результате бессудной расправы. Поэтому против людей лучше меча не обнажать. Против людей есть другие способы.
– Знаки?
– Не только.
В амбаре, совершенно пустом, в глиняный пол были вкопаны четыре столба, с насаженными на них манекенами – имитациями человеческих голов и торсов, выполненными из толстой кожи.
