Борис Конофальский "Глубокий рейд. Книга 3 НОВЫЕ"

– Тридцать первых? Ну а то! – сразу откликается радист. – Полк Лазаревский. Крепкие бойцы. Соседи наши вечные, у нас участок на рыкском рубеже, севернее Кроликов, вот «Тридцать первые» у нас с левого фланга завсегда стоят. Какой год уже. Да-а… Хорошие бойцы, хорошие… Ребята с призыва идут.

Саблин машет солдатам на носу первой баржи, когда его лодка обходит транспорт; а капитан баржи даёт гудок. Длинный, раскатистый. А едва баржи скрылись за очередным изгибом большой Реки, радист докладывает:

– Радиосигнал «Тридцатой».

– Далеко до неё? – сразу оживился Аким.

– Сто шесть километров, – сообщает Карасёв. – Но это, сам понимаешь, по прямой. По реке, по изгибам, оно больше будет.

Прапорщик всё понимал.

Глава 4

А на Енисее было людно. Они встретили ещё одну большую баржу, на этот раз она шла вверх по течению им навстречу, то была торговая баржа. Кроме барж, встречались и лодки. Большие солдатские; тяжёлые, гружёные торговые; дорогие и быстрые старательские, и даже рыбачьи попадалась. За четыре часа хода они встретили или обогнали одиннадцать таких.

Каждую такую встречу Аким ожидал с настороженностью, хотя и понимал, что опасаться ему нужно тех, кто их догонял, но таких-то как раз не было, так как их лодка шла быстро. А когда Денис решил отдохнуть и у руля оказался сам прапорщик, так он ещё прибавил оборотов. В общем, двигались они очень хорошо. Едва ли не в два раза лучше запланированного. Но даже при таком хорошем движении Саблин каждый час спрашивал у дремавшего, кажется, Карасёва:

– Мирон, ну что там…? Дронов нет?

Тот приходил в себя, оглядывался и потом сообщал:

– Никаких дронов. Моторы только… Один удаляющийся и… ещё один идёт нам на встречу. Больше никого, – и прежде чем Саблин успевал задать ему следующий вопрос, сообщал дистанцию до «Тридцатой».

– Принял, – отвечал прапорщик и вел лодку дальше.

А когда время шло уже к семи, когда отдохнувший Калмыков вылез из кубрика, уселся возле него на ящики и стал не спеша крепить наголенники брони, радист и говорит им:

– «Тридцатка» вот уже. Запросить их насчёт постоя? Ночку можем там скоротать. А поутру и дальше пойдём.

Но Акиму не хочется этого делать, он побаивается, думает, что контрразведка могла сделать запрос, и на заставе их могут ожидать… Могут задержать, а то и конфисковать груз, даже лодку… Во всяком случае, на месте контрразведчиков он сам бы так сделал… Но вот так вот, напрямую, об этом говорить своим товарищам он не хочет, стесняется, что ли, поэтому и придумывает отговорку:

– Да там и мест в казармах, наверное, нет. Видели, сколько народа по реке ходит? Поспать на кроватях не получится.

– Да в лодке поспим, – не соглашается с ним Денис. – Зато поедим за столом, у них там кухня… И помоемся ещё…

– Да, помыться – неплохо… – соглашается с ним Карасёв.

Правы казаки: снять броню, поесть за столом, покурить, помыться – это, конечно, очень приятно; даже если не найдётся на заставе свободных коек, так можно и в лодке поспать. Нет места на реке безопаснее мощной заставы… Но Аким тревожится.

– На обратном пути, казаки, – произносит он, и никто больше ничего у него не спрашивает. В рейде слово атамана – закон.

Расстроил он казаков. Ну да ничего. Должны понимать, что это не прихоть, а предосторожность. Про дрон ведь они не забыли. И уже вскоре он получает косвенное подтверждение правильности принятого решения.

Застава высилась на правом берегу реки. Двадцатиметровый бетонный колосс над рекой, заросший рыжим лишайником до самого верха и с крышей, заставленной десятком самых разнообразных антенн. В красных лучах заходящего солнца застава выглядела багровой, величественной и даже мрачной.

И вот, когда они ещё не дошли до неё, индикатор на рации стал помигивать, и Карасёв тут же докладывает:

– Аким, тут запрашивают с заставы: кто идёт. И куда.

В общем-то, это было делом почти обычным, заставы иногда этим интересовались. Не всегда, но когда дежурному было не лень, интересовались.

– Скажи: Второй пластунский, – он немного думает и потом решает соврать: – А идём мы на Туруханск.

Мирон набирает текст и отправляет его. И через несколько секунд снова докладывает:

– Аким, говорят, что у них есть место у крытых пирсов и свободные койки, говорят, что могут нас принять.

– Скажи, что рады бы, да некогда, – отвечает Саблин. – Хотим до утра быть в Туруханске.

Вот, казалось бы, и весь разговор, что тут ещё говорить, но не прошло и половины минуты, как снова рация пискнула и снова замигал индикатор приёма.

– Ну, что они там? – интересуется Калмыков.

– Говорят, что у бегемота гон начинается. Что сейчас по темноте ходить опасно.

Видно, те, кто это им писал, не очень хорошо понимали, что в лодке, уходящей вниз по реке, сидят люди опытные, и они прекрасно понимают, что как раз ночью бегемоты не опасны. Они из-за темноты из своих омутов не очень хорошо видят, что над ними кто-то проплывает. И одного шума мотора для нападения чудищу маловато.

– Напиши им, что мы будем осторожны, – говорит Аким.

Мирон отправляет радиограмму, а потом и сообщает товарищам:

– У нас бегемоты иной раз паскудствуют, беда с ними.

– До нас тоже нет-нет да и доплывёт какой очумелый, – отвечает ему Денис. – Вон Аким за ним ходил.

– Ходил за бегемотом? – спрашивает радист с интересом.

– Пару раз, – нехотя отвечает Саблин. Он не хочет говорить об этом. Карасёв понял тон прапорщика, больше о том и не спрашивал. А меж тем и темнота спустилась, пришлось снизить скорость и включить фонари: и носовые прожектора, и кормовой тоже. Теперь в ночной тиши их было далеко видно. Тут Аким попросил Дениса взять руль, а сам включил планшет и стал в который уже раз изучать карту. И, не отрываясь от неё, говорит Карасёву:

– Мирон, как отойдём от заставы на десять километров, так дай мне знать.

– Есть дать знать на десяти километрах от заставы.

– Нет… – Саблин всё ещё разглядывает карту. – На восьми. На восьми километрах.

– Принял. На восьми, – отзывается радист. И, покопавшись в станции РЭБ, добавляет вдруг: – Слышь, Аким… Опять дрон.

И в лодке повисает пауза. И Калмыков, и Саблин, и сам Карасёв… все молчат некоторое время.

Дрон!

«Откуда он? Неужели нас нагнали те…? – но Акиму в это не верится. – Нет, не могли, мы же по реке просто летели. Почти весь день прошли на высокой скорости… Не могли они нас нагнать… – и тогда ответ напрашивался сам собой: – С заставы запустили».

– И что, он за нами идёт? – интересуется наконец Калмыков.

– За нами, тысяча двести метров запад от нас. Идёт параллельным курсом, – почти бесстрастно отвечает Карасёв.

«Вот рогата жаба… И сбить-то его в темноте непросто будет».

– Ладно, пусть идёт, – наконец произносит Саблин. – Ты, Мирон, только скажи мне, когда восемь километров от заставы пройдём.

– Радиосигнал от заставы чёткий, я тебе до метра всё определю, – обещает радист.

***

После того как солнце совсем скрылось на востоке, над рекою повис гул. Шум, привычный казакам. Мелкие насекомые роились над водою, издали создавая иллюзию тумана. Только чёрного.

– А всё равно мошки тут поменьше, чем у нас, – замечает Калмыков, смахивая надоедливых тварей с фронтальных камер.

– Меньше, – соглашается с ним Аким.

– Ну да, есть такое дело… – говорил Карасёв. – В рогозе им раздольнее, чем на открытой воде.

Моторы негромко тарахтели на небольших оборотах, а Река жила своей ночной жизнью. То и дело до их микрофонов долетали всплески. А иной раз что-то попадало и в свет прожекторов. Много мошки падало в липкую воду, а разнообразная и неизвестная им речная живность лакомилась ею в чёрной воде великой сибирской Реки. Но это всё не представляло большой опасности для лодки, так как размеры рыб были явно не исполинские, так, мелочь всякая, до полцентнера.

Саблин перешёл на правый борт лодки и, не выключая планшета, через ПНВ всматривался в черноту берега, но почти ничего не мог различить, кроме стены зарослей… Слишком большое расстояние, да и тучи мошки серьёзно мешали.

– Денис, держи ближе к берегу.

– Есть ближе к берегу… – отзывается Калмыков, и лодка уходит со стремнины в медленные воды.

Но в принципе ничего особо не изменилось. Сплошные заросшие лишайником и разной растительностью камни, выступающие из воды. Берег всё так же был угрюм и неприветлив.

«Где-то должна быть протока… Не пропустить бы… Где же мы с Савченко тогда проходили на восток? Ведь до Тунгуски доходили… Вспомнить бы… Да чёрта лысого тут, в темноте, что вспомнишь. Когда это было? Да и меняется тут всё каждый год».

Так и шли они не спеша, пока Карасёв не сообщил:

– Аким, восемь тысяч метров от «Тридцатки».

– Принял, – Саблин опять смотрит в планшет. А потом и говорит: – Денис, давай-ка к берегу. Поближе подходи… – и когда Калмыков подводит лодку к берегу метров на пятнадцать, Аким командует: – Малый ход…

Сам он лезет во внутренний карман пыльника, расстёгивает его и достаёт оттуда небольшой кусочек бумаги. Потом обращается к радисту:

– А ну-ка, Мирон, давай вот это в эфир запустим…

– А что там?

Аким читает ему цифры и буквы, пока радист набирает их у себя на клавиатуре: как цифры были набраны, Карасёв спрашивает:

– А частота?

– Не знаю, давай широкой полосой.

– Широкой полосой? – удивляется радист. – А код?

– Нет кода.

– Не кодировать и гнать в открытую по всем частотам? – ещё больше удивляется радист.

Но у Саблина, кроме этого набора цифр, больше и нет ничего, и он продолжает:

– Да. Давай три импульса.

Но перед тем как запустить передачу, урядник его предупреждает:

– Три импульса, принял. Но имей в виду… Перехватят на заставе, мы же рядом с ними совсем.

– Это понятно… Давай запускай. – настаивает Саблин.

И тут же Карасёв докладывает:

– Передача прошла.

– Принял, – отвечает Саблин, и больше ничего не говорит. Лодка не спеша идёт вдоль чёрного берега. Ночь на Реке. Только чуть слышно урчат моторы на малых оборотах, гудит мошка да время от времени слышатся всплески воды. И лишь минуты через три Саблин спрашивает:

– Мирон, а дрон-то тут ещё?

– Да куда он денется… Вон, болтается… Тысяча двести метров на север от нас. Следят.

«Следят, – и Саблин почему-то теперь уверен, что дрон этот запустили с заставы. А зачем армейским это делать? Не иначе как по чьей-то убедительной просьбе. – Ладно, отойдём километров на тридцать, придётся им птицу свою приземлить. В самом деле, ну не пошлют же они за нами лодку с оператором».

И опять тянутся и тянутся минуты. Саблин понимает, что его товарищей беспокоит этот дрон. Особенно радиста. И поэтому говорит:

– Денис, прибавь малость и держи так же у берега.

– Есть прибавить и держать у берега.

Лодка пошла быстрее и шла так минут десять, но ответа на радиограмму не было.

– Мирон, дай-ка ещё разок.

– Понял, – отвечает Карасёв и нажимает одну кнопку на рации.

И снова тянутся минуты. Все молчат. И Мирон, и Денис не знают, что и кому отправляет прапорщик, но понимают, что сейчас происходит что-то важное. Вот только ничего так и не произошло. Десять минут минуло, как в эфир ушла вторая радиограмма.

И Саблин вспоминает: «… подойдёте к Енисею – дадите код в эфир, вас по нему опознают и назначат место встречи».

«Мы уже почти сутки по Енисею идём к точке, неужели раньше надо было сигнал подать?».

И тут Карасёв оживился, зашевелился у рации и сообщает:

– Аким, радиограмма. Есть приём.

– Что там? – Саблин тут же перелазит через ящики и садится рядом с радистом.

– Канал сто шесть девяносто семь, частота четыреста двадцать МГ, – бубнит радист, фиксируя частоту на будущее.