Держа стручок на раскрытой ладони, я уставилась на него, представляя, как он темнеет, набухает, лопается пополам… как пробивается толстый белый росток, вытягивается и наливается зеленью… По моему мнению, именно так должно появляться на свет любое растение. Но, очевидно, это было семечко особой породы. Прошло минут пять, я вся взмокла от мысленных усилий, но семечко даже не шелохнулось.
– Ничего не получится, – снова завел свою песню заскучавший Андрюша. – Я так уже пробовал. Оно меня не слышит.
– В смысле – «не слышит»?
– Антонина Николаевна перед уроком говорила: загляните в ваше семечко, в нем уже все есть. Главное – чтобы оно вас услышало.
– Может, не услышало, а послушалось?
– Нет, услышало. Я вот подумал: может, оно глухое?
Я отмахнулась, морща в раздумьях лоб. Намек Антонины ясен – надо выйти с этим несчастным стручком на контакт. Но как?
– Давай по порядку, – предложила я, отдавая стручок Андрюше. – Мы должны вырастить растение. Для этого надо, во-первых, узнать, что это за растение. Антонина сказала – заглянуть в семечко. Во, идея: может, просто расколупать его и посмотреть, что там внутри?
Андрюша сжал стручок в кулаке и решительно замотал головой.
– Ладно. Попробуем с другой стороны. Мы хотим, чтобы из него выросло растение. Как мы можем заставить его прорасти, если он нас даже не слышит?
– Мало ли что мы хотим, – желчно заявил Андрюша. – А вот он не хочет прорастать. Мерзкий стручок.
Я поглядела на Андрюшу, и мне в голову пришла неожиданная мысль.
– А почему он не хочет прорастать? Чего он вообще хочет? Действительно, почему бы не поинтересоваться его желаниями? Андрюша, давай-ка попробуй его спросить: чего он хочет…
– Почему я? Может, лучше ты?
– Это ведь твой стручок, ты и спрашивай.
С глубоким вздохом Андрюша раскрыл ладонь и уставился на стручок. Я заметила, что он шевелит губами, как будто читает про себя. Через несколько секунд он вздрогнул, поднял голову и широко улыбнулся.
– Отвечает! – радостно сообщил он.
– Ну?! Чего хочет?
– Он хочет пить. Я разволновалась. Конечно! Как же мы сразу не догадались? Совсем ум за разум зашел с этим Чистым Творчеством. Как прорастить стручок? Да посадить его, разумеется!
– Ну мы и тормоза с тобой, Андрюха! Копай быстро ямку, будем сажать.
Андрюша вдруг опечалился.
– Я ведь уже сажал его, – разочарованно сказал он. – Мне это давно в голову пришло. И сажал, и поливал, и обратно выкапывал.
– Ты, наверно, мало его поливал.
– Нет, много – горсти три вылил, и ничего.
– Может, его надо замачивать, как горох? За кустами послышался шум шагов.
– Пятиминутная готовность! – раздался зычный голос Антонины.
Андрюша насупился, сердито глядя на стручок. Кажется, он собрался плакать. Я напряженно соображала.
– Поливал, говоришь, и все равно он хочет пить? Вот что, Андрей. Я кое-что придумала. Только в этом есть риск.
– В чем?
– Давай бросим стручок в пруд. Пускай зальется своей водой.
Позади нас снова затрещали кусты – наверно, возвращалась Антонина. Андрюша испуганно оглянулся. Я вспомнила, какой первобытный ужас преподавательница наводила на меня три года назад, и посочувствовала ему.
– Бросай, – шепотом скомандовала я.
– Бросаю, – послушно повторил Андрюша и кинул стручок в воду.
Мы как по команде склонились над прудом. Стручок лилипутским корабликом плавал по поверхности. Через несколько секунд он начало темнеть и набухать… потом треснул по всей длине… а потом утонул.
Мы еще не успели осознать нашего поражения, когда позади раздались кусты, и на берегу появилась Антонина. Она оглядела берег в поисках наших растений, не нашла их и грозно нахмурилась. У бедняжки Андрея задрожали губы.
– Что-то я не вижу ваших мутантов, – не сулящим ничего доброго голосом сказала Антонина.
По долгу старшинства я заговорила первая, принимая огонь на себя:
– Извините, я это… неправильно поняла задание… ваше семечко… короче… я его нечаянно съела.
Антонина посмотрела на меня так, что я почувствовала себя полной дурой, хмыкнула и переключилась на Андрюшу:
– А у тебя что за проблемы?
– Оно хотело пить… – пролепетал мальчик, растерянно показывая на пруд.
Внезапно поверхность пруда колыхнулась. Из воды высунулся толстый белый росток. Он быстро потянулся кверху, наливаясь зеленью. По воде от него бежали круги. От стебля отпочковались два отростка и на наших глазах переродились в круглые, похожие на веер листья. Листья раскрылись, опустились на воду и поплыли. На среднем стволе начал набухать круглый тугой бутон. Вскоре с легким треском бутон раскрылся, на свет показались полупрозрачные багровые лепестки, по форме напоминающие наконечники копий. Тяжелый водяной цветок, похожий на закатное солнце, несколько секунд глядел прямо в небо, а потом склонился на стебле, как будто здороваясь с нами.
– Вау! Какой красивый! – восхищенно выговорил Андрюша.
– Это, наверно, лотос, – проявила я эрудицию.
Хитрая Антонина! Наверняка нарочно посадила Андрюшку на берегу пруда, когда увидела, что он вытянул семечко водяного растения. Я краем глаза поглядела на нее. Несмотря на традиционно придирчивый взгляд наставницы, я видела, что она довольна. Хе-хе, молодец Геля, похвалила я себя, разгадала загадку для первоклашек. Ладно, пусть мелкий порадуется.
– Это Геля придумала бросить стручок в воду, – тут же выдал меня Андрей.
Надо же, запомнил, как меня зовут.
– Он бы и сам догадался, – пробурчала я. – И вообще это был его стручок.
Антонина на меня поглядела и покачала головой.
– Пошли-ка побеседуем, – сказала она.
Мы отошли к нависающей над водой черемухе, к которой была привязана лодка. Антонина села на пологий ствол, отполированный штанами и покрытый надписями, как старая скамейка. Я в ожидании приговора осталась на ногах.
– Ну что тебе сказать? – резко произнесла Антонина. – Для начала, чтобы не оставалось никаких недомолвок: в мастерской тебя не восстановили и в ближайшее время восстанавливать не собираются.
Я опустила голову и отвернулась. Все, надежда умерла. Конечно, было бы логично этого ожидать, но все-таки…
– Ты чего надулась? Плакать собралась, что ли? А сама виновата, дорогуша, ты одна, и никто, кроме тебя. И давно надо было гнать! За лень, и за самодеятельность, и за опоздания твои непрерывные! Еще зимой меня на педсовете спрашивали: ну как, тянет новенькая? А я-то тебя выгораживала: ничего, дескать, хоть и глуповата, и безответственна, но какой-то проблеск таланта имеется – давайте ее еще подержим на курсе, дадим шанс… Потому что заниматься надо, вкалывать! Пахать, пахать и еще раз пахать! А не за мальчиками бегать!
«И об этом знает!» – с трудом сдерживая слезы, подумала я. Что ж, все понятно. Теперь Антонина в последний раз порекомендует мне отправляться в ПТУ, и я пойду в художку забирать документы.
– На самом деле все не так плохо, – менее резко, чем прежде, сказала Антонина. – Сейчас идут выпускные экзамены, и всем просто не до тебя. Скорее всего, вопрос о твоем восстановлении будет решаться в сентябре.
Я вполоборота повернулась к Антонине, уловив в ее голосе намек на сочувствие.
– И как он будет решаться? – угрюмо спросила я. – Положительно или отрицательно?
– Уж этого я не знаю. Но до сентября у нас три месяца, за которые может случиться всякое. Ты в училище заходила?
– Ага.
– Задание на лето на доске объявлений видела?
– Да я не смотрела – меня же это теперь не касается.
– Еще как касается. На обратном пути зайдешь еще раз и внимательно прочитаешь. И к первому сентября изволь представить результат. Да такой, чтобы впору на городскую выставку отправлять. Придется, конечно, серьезно потрудиться, что с непривычки тяжело…
– То есть, если я сдам хорошую работу, то меня…
– Никаких гарантий я не даю, – быстро сказала Антонина. – Но имея на руках достаточно приличную летнюю работу, я смогу осенью продемонстрировать, на что ты способна. Понятно?
– Ага, – сказала я, улыбаясь сквозь слезы. – А что за тема?
– Там все написано, – отмахнулась Антонина. – И вот еще. Чтобы ты за лето не деградировала окончательно, я предлагаю тебе позаниматься индивидуально.
– С вами?
– Нет. Я летом хочу поехать на теплое море, от вас всех отдохнуть. А заниматься ты будешь с одним очень хорошим преподавателем. И не просто хорошим, а потрясающим. Ты, конечно, не в состоянии оценить масштабность его личности, но я уверена, что даже эпизодические занятия с ним будут исключительно полезными. Теобальд Леопольдович – ученый европейского уровня, кладезь энциклопедических знаний, опытнейший педагог и просто прекрасный человек. Когда-то я и сама у него училась…
– Погодите… где-то я слышала это имя…
– Неудивительно, – хмыкнула Антонина. – Теобальд Леопольдович Хохланд. Прошлой зимой он читал у вас обзорную лекцию по истории и философии Чистого Творчества.
«Ах, это тот ветхий старикан, который чуть не убаюкал нас до смерти своим утомительным трепом?» – едва не вырвалось у меня.
– А, такой ученый дедушка с длинной бородой?
Антонина поморщилась от моей непочтительности.
– Я приложила нечеловеческие усилия, чтобы уговорить его взять тебя на лето в ученики, – укоризненно сказала она. – График занятий он составит сам, но при его занятости полагаю, что перегружать он тебя не будет. Надеюсь, ты его не разочаруешь. О благодарности я уж и не упоминаю…
– Спасибо, – выдавила из себя я. Перспектива занятий с Хохландом меня абсолютно не вдохновляла. Но если это непременное условие для возвращения в мастерскую…
Я тусовалась на острове еще с полчаса, с увлечением наблюдая, как Антонина принимает у реалистов готовые задания. Потом мы все погрузились в лодку и переплыли на материк. Дальше наши пути разделились: реалисты толпой отправились в кафе, а я – в художку, изучать задание на лето. Прочитав объявление, я сначала долго хлопала глазами, а потом расхохоталась. Либо Антонина впала в детство, либо решила над нами подшутить. Тема задания называлась «Аленький цветочек».
4
Вещий сон
Возвращаясь домой полная надежд и радужных планов, я буквально летела над землей. Все мои мысли были о летнем задании и как бы сделать его получше. Тема, правда, казалась не особо интересной и простой, как три копейки. Что за детский сад – «аленький цветочек»? Я даже как-то разочаровалась. Но из этой примитивной темы мне предстояло сотворить нечто выдающееся и необыкновенное. «Надо почитать сказку, – думала я, весело глядя по сторонам. – Может, там найдется намек?»
Вдруг я заметила в небе столб дыма. Темное облако угрюмым грибом поднималось над домами и деревьями где-то на севере, в новостройках. Оно ужасно дисгармонировало с легкомысленным солнечным днем. «Пожар, что ли?» – с легким интересом подумала я. Нет, это не новостройки, горит ближе – скорее, у метро «Старая Деревня», а то и на Торфяном болоте. Чему там гореть? Ничего же нет, кроме строек и кладбища… «Библиотека!» – осенило меня.
Все мысли об «аленьком цветочке» и возвращении в мастерскую мгновенно вымело из головы. Июньский день и чудесная погода внезапно утратили значение. Я остановилась и принялась смотреть на дым. Темное облако, похожее на атомный гриб, медленно уползало на запад. При виде него почему-то сдавило горло и все поплыло перед глазами.
«Она горит десять лет, и никто не может ее потушить», – вспомнились слова продавца цветов. И на миг возникло странное видение: как будто я стою и смотрю в темный колодец, и склоняюсь над ним, и падаю, и мне страшно и сладко, и я совершенно не против… Я тряхнула головой, прогоняя глюк, и побежала дальше.
Надо все-таки выяснить, что там такое горит. Только не так, как в прошлый раз, не лезть нахрапом. Все-таки придется идти с Маринкой – одной, без подстраховки, слишком сложно. Во-первых, мы составим план действий. Предварительную разведку уже провели. Далее – сбор сведений. Наверняка о пожаре писали в газетах. Посмотреть подшивки. Поспрашивать родителей. Запастись инвентарем. Веревки там, фонарики и все такое. И последнее – найти вход и наконец забраться внутрь…
Той ночью мне приснился очень странный сон. О том, что я оказалась на верхушке огромного тополя, того самого, который растет напротив училища, и смотрю на север, в сторону Торфяного болота. С высоты виден весь микрорайон, порывистый ветер качает ветку, на которой я стою, но неустойчивое положение меня абсолютно не беспокоит. Перед моими глазами идет небесный бой – тяжелые темно-серые тучи сталкиваются, как танки, грохоча и плюясь молниями. Земли внизу не видно в сером мареве дождя. Иногда где-то в тучах вспыхивает на миг неживой неоновый свет, а вслед за ним мягко ворчит гром. На севере, невзирая на дождь, поднимается густой черный столб дыма.
А на соседней ветке стоит незнакомец в черном плаще. Он не обращает внимания ни на дождь, ни на высоту и даже на меня не смотрит. Я же думаю только об одном – хоть бы он никуда внезапно не исчез.
– Привет! – окликаю я его, балансируя. – Я птица Сирин, если кто не понял.
– Тебе там не тесно, птичка? – насмехается незнакомец. – Лети ко мне!
– Погоди, дай угадаю, кто ты? Человек-паук? Незнакомец откидывает капюшон. Головы у него нет, зато имеются глаза цвета молнии – неживые и холодные, как галогенные лампы. Пустоту венчает железная корона.
– Хм, знакомое лицо… – задумчиво говорю я. – Бэтмэн?
– Давай я анекдот расскажу, – предлагает «черный плащ». – Вползает на брюхе в кабинет психиатра клиент. «Ну и кто это к нам пришел? – интересуется врач. – Ящерка? Змейка? Черепашка?» – «Не угадали, – отвечает клиент. – Это я так высоты боюсь».
Я захохотала и чуть не сорвалась с ветки.
– Ты мне зубы не заговаривай. Значит, не Бэтмэн… не Дарт Вейдер… Ага, точно! Верховный Назгул!
– Смотри-ка, вспомнила.
– А где твой птеродактиль?
– Да я так наловчился.
– Ладно, хватит трепаться. Это ты, Князь, – говорю я. – Я тебя уже давно узнала.
Мы стояли рядом прямо в кроне огромного дерева. Вокруг меня к тучам тянулись листики, нежные и яркие, каких никогда не увидишь внизу, такие уверенные в себе и беспечные. Все они глядели в небо, и до меня им никакого дела не было. Здесь, на верхотуре, даже воздух пах по-другому: кисло – молодыми листьями, сладко – свежим ветром.
