– Пятисот пудов в год, потом понадобится больше, но это будет уже не опытное производство, а отдельный завод со своей лабораторией. Я даже хотел предложить возглавить его вам с генеральским жалованьем и бесплатным домом, если бы у вас вдруг возникли проблемы по службе и грозила отставка. И вашим унтерам достойное место бы нашлось…
– Спасибо, я бы отказался, не могу, присяга и честь офицера не позволяют. А вот один из моих унтеров хочет оставить службу, – сказал штабс-капитан, раздумывая, – старший фейерверкер[6 - После реформы 1884 года чин соответствовал старшему (взводному) унтер-офицеру, имеющему три поперечные лычки на погонах.] Василий Егоров подал рапорт, решил уйти в отставку, – нет средств содержать семью: трое детей у него, жена больная и денег не хватает – лечить, учить, кормить, одевать, да еще за постой платить – никакого унтер-офицерского жалованья не хватит. Рапорт пока у меня, я хотел испросить для него прибавки жалованья, но, думаю, откажут.
– Вот пусть Василий и приезжает в Купавну, посмотрит, что за место, с кем работать, – сказал я Панпушко, – а платить я буду вдвое или даже втрое против его нынешнего жалованья, жилье бесплатное дадим – домик с палисадником и огородом. Будет у деда старшим мастером в новом цеху, справится?
Глава 2
«ВОТ ВАМ ПЕРВОЕ ЗАДАНЬЕ…»
Вот вам первое заданье – в три пятнадцать, возле бани…
В. С. Высоцкий
Прибыв днем к Агееву, я увидел у него в кабинете еще одного полковника в форме Главного Штаба с серебряными аксельбантами. Агеев представил меня как будущего своего зама по техническим вопросам, автора нескольких изобретений, в том числе имеющих прямое военное назначение. Полковник неразборчиво пробормотал свою фамилию, так что придется обращаться к нему «господин полковник». Отрекомендовался он начальником шифровального отдела Главного Штаба. Следует сказать, что никаких гражданских шифровальщиков, вроде бестолкового вольноопределяющегося Петеньки из романа господина Акунина и снятого по этому произведению фильма «Турецкий гамбит» вообще не могло существовать. Шифровальным делом занимались офицеры, окончившие Николаевскую военную академию по первому разряду, комплектовавшую русскую армию офицерами Главного Штаба и начальниками штабов соединений. То есть это были лучшие из лучших офицеры, имеющие хорошую теоретическую и практическую подготовку.
– Александр Павлович, полковник Агеев рассказал мне о сути и цели вашего предложения по шифровальному делу, – сразу, без экивоков, начал шифровальщик. – Хочу вас огорчить, подобная машина нам не нужна. – Видя, как вытянулось мое лицо, полковник продолжил, уже помягче: – Видите ли, я понял, что вы неплохо владеете математическим аппаратом, но для практических целей у нас все уже есть, я не буду вдаваться в подробности, они представляют государственный секрет, но русский код еще никому не удалось взломать. Тем не менее мне интересно послушать, на каких принципах может работать ваша машина.
– Господин полковник, машина использует двоичный код и может проводить сложные вычисления, в том числе и с комплексными числами, – пояснил я. – В качестве элементов, обеспечивающих бинарное кодирование чисел, используются простые электромагнитные реле, которые уже много лет производятся в России компанией «Сименс Гальске».
– Мне показался интересным этот подход, – продолжил шифровальщик. – Тем более что он позволяет проводить сложные инженерные расчеты, например, когда нужно извлечь квадратный корень из отрицательного числа. Такие расчеты полезны инженерам, занимающимся, например, колебательными процессами, а вот в военном деле я пока не вижу ему применения, по крайней мере в обозримом будущем.
«Вот тебе и раз, облом-с», – подумал я, а вслух произнес:
– Спасибо за откровенность, господин полковник, но ведь вы же не будете отрицать теоретическую значимость подобного вычислителя?
– Конечно, не буду, – ответил главный шифровальщик Империи, – в конце концов, это очень интересная математика. Полковник Агеев сказал, что вы хотели построить такую машину на свои средства, поскольку вы человек обеспеченный. Так вот, я вас просто хочу предупредить, что государство такую математическую игрушку не купит. Университет мог бы дать денег на «чистую науку», но, как выпускник университета, вы же знаете, насколько богат Петербургский университет, – там, в его закромах, как говорится, мышь от горя повесилась, а уж что и говорить о провинции, включая Москву. Так что, зачем вам тратить свои деньги на дорогую математическую игрушку, молодой человек, – она себя никогда не окупит! Вспомните про судьбу машины Бэббиджа, на которую британское правительство потратило в первой половине нашего века около двадцати тысяч фунтов – астрономическая сумма! Если вы в курсе, то машина никогда так и не заработала в полную силу: то есть валы крутились, диски с цифрами – тоже, но качественного прогресса этот механический монстр не дал. Так и ваши реле – быстродействие их низкое, несколько десятков хороших расчетчиков справятся быстрее, а ломаться ваша машина будет часто…
– Я понимаю, что это не совсем ваш профиль, господин полковник, – не унимался я, – но, может, вы посоветуете использование релейной вычислительной машины для расчета координат при артиллерийской стрельбе. Я понимаю, что она займет большое помещение, и даже на самый большой броненосец ее скорее всего не поставить, но, может быть, перспективно использовать ее для расчета таблиц стрельбы фортов Кронштадта?
– Я не артиллерист, – заметил полковник, – но мне кажется, такие таблицы давно рассчитаны, и в какой-то мере эффективность стрельбы кронштадтских позиций охладила пыл англичан, когда они мобилизовали свой Гранд Флит и хотели послать его бомбардировать Петербург после обострения обстановки на южной границе Империи. Поняв, что это не Александрия, форты которой они разнесли в клочья огнем с моря, гордые бритты отказались от этой идеи, узнав, насколько защищен Петербург орудиями фортов Кронштадта. Да и с артиллерией ничего не выйдет – существуют линейки и планшеты, которые проще и лучше подходят артиллеристам, а фарватер Финского залива давно пристрелян береговыми батареями.
Мы еще поговорили о математике, но уже стало ясно, что идея с релейной вычислительной машиной еще не созрела – ей нечего делать в этом времени.
Вот такой бывает «горькая участь попаданца» – он думает, что аборигены будут слушать его раскрыв рот и внимать каждому слову новоявленного «гуру». Ан нет, им его прорывные технологии и вовсе не нужны, не созрело еще до них общество. Вот в тридцатых годах двадцатого века вычислительная машина Штибица на четырех с лишним сотнях реле была востребована, пусть и на одно действие уходило около минуты. Быстродействие удалось повысить, доведя количество реле до полутора десятков тысяч, но уже были на подходе ламповые ЭВМ, и релейные машины тихо умерли. А ведь во время Второй мировой войны усовершенствованная машина Штибица, сотрудника американской компании «Белл», участвовала в опытах по обеспечению противовоздушной обороны, а ее последняя модель так и называлась – «баллистическая», думаю, не надо объяснять, почему.
Потом полковник-шифровальщик ушел, а я остался в кабинете Агеева. Агеев смотрел на меня сочувствующим взглядом.
– Ну, вот видите, дорогой Александр Павлович, все же надо предварительно обращаться к специалистам, – сказал мой будущий начальник (а может, уже и нынешний, с чего это он мне предложил принарядиться перед визитом к генералу Обручеву), – а то бы конфуз мог выйти в кабинете Николая Николаевича. Но мы туда все равно отправимся, поскольку вы должны собственноручно подать прошение о приеме на службу, моя виза на бумаге уже есть, и она, как вы можете убедиться, положительная.
Потом мы прошли в кабинет Обручева, где полковник Агеев официально представил меня как кандидата на должность его зама по техническим вопросам, а я подал генералу бумагу с визой Сергея Семеновича.
– Ну что же, молодой человек, прошение ваше будет рассмотрено сегодня же, поскольку мне через час назначен доклад государю, в том числе и о технических разведочных делах, – сказал генерал, принимая мое прошение о приеме на службу. Полковник Агеев сегодня же проинформирует о решении его императорского величества относительно вашей кандидатуры, и, если решение будет положительным, ознакомит вас с первым заданием. И вот еще что, поскольку вы у нас известный изобретатель, хочу предупредить, что все ваши изобретения, сделанные в период нахождения на государственной службе и имеющие военное значение, будут принадлежать Российской империи. Естественно, в том случае, если они будут оценены как имеющие пользу для военного дела. В таком случае за передачу прав по изобретению вам полагается денежное вознаграждение, продвижение по службе или награждение орденом. Надеюсь, вам это понятно?
Услышав, что понятно, и я согласен послужить на благо Отечества, генерал кивнул и дал нам осознать, что аудиенция окончена.
Про себя же я подумал, выходя из кабинета начальника Главного Штаба, что как же хорошо, что привилегии на СЦ, ТНТ, да и на газовую маску были получены до моего поступления «под крыло» Агеева. Кстати, а ведь он мне обещал свободу творчества и патентование изобретений. Как же так? Видимо, полковник понял, какие сомнения меня терзают:
– Александр Павлович, когда мы с вами говорили о ваших правах на военные изобретения, я имел в виду, что ваше авторство, безусловно, будет сохранено, хотя, возможно, некоторые изобретения будут засекречены, – убеждал меня полковник в ответ на напоминания о нашем предварительном разговоре. – Но вы же получите за них вознаграждение, не так ли?
Я кивнул головой. Все так, но чувство, что меня «развели», осталось. Хорошо еще, что с релейной машиной так вышло. Представим, что я потратил весь свой капитал на ее создание, а такой вот полковник-шифровальщик сказал бы, что для военного дела она бесполезна. И что? Плакали мои денежки? Подарить ее потом университету, где ее раздербанят на релюшки для физических опытов? Нет, благодарю покорно, я как-нибудь без этого проживу, а, если машина не нужна, значит, время ее не настало… У Беббиджа же полвека назад тоже ничего не получилось – машину разобрали на шестеренки, а то, что сейчас показывают в Британском музее – это реконструкция…
С такими мыслями я тащился по коридору за Агеевым, когда он предложил мне пойти пообедать в офицерскую столовую, здесь же, в штабе.
– Лучше подождем возвращения генерала Обручева от государя, заодно и попробуете наших разносолов, – сказал полковник. – Поскольку в прошлый раз вы меня потчевали, то сегодня приглашаю я.
Столовая произвела приятное впечатление чистотой и выбором блюд, хотя, поскольку шел предрождественский пост, то меню было постным, а вот таких щей с грибами я вообще никогда не ел. Пока ели да неспешно пили чай с лимоном, прошло полтора часа.
После обеда пошли к Агееву, говорили еще часа полтора о порядках в Главном Штабе, из чего я сделал вывод, что полковник уже числит меня своим замом. Потом сидели в приемной у Обручева, наконец, через час генерал появился и пригласил нас зайти.
– Поздравляю вас чином коллежского асессора по Военному министерству, Александр Павлович, и с назначением заместителем полковника Агеева, – торжественно сказал генерал. – Указ будет сегодняшним днем, и старшинство в чине пойдет так же, а бумагу из Канцелярии ЕИВ о пожаловании чином получите позже, когда ее подготовят. И еще, мне показалось, что государь уже наслышан о вас, так как обычных в таком случае вопросов он не задал вообще.
Когда мы вышли от генерала, Агеев обратился ко мне:
– Поздравляю, ваше высокоблагородие, – подмигнул мне Агеев, – когда проставляться будете?
– Да хоть сейчас, – ответил я в том же веселом тоне, – но вообще-то, как положено, когда от вас звездочки получу, раз уж чиновникам погоны не положены[7 - Через некоторое время военным чиновникам введут узкие серебристые погоны, вроде тех, что носят сейчас военные медики, которые тоже имеют статские чины, несмотря на погоны и эполеты.].
– Да я знаю, – за вами не пропадет, – поддержал общее настроение Агеев. (Было видно, что он за меня рад, поскольку генералу удалось добиться мне более высокого чина, чем могло быть.)
В кабинете Агеев сразу стал серьезным и сказал:
– Для начала подпишите бумагу о сохранении военной тайны, поскольку с этого дня вы будете иметь дело с государственными секретами.
После того как я поставил свою подпись, Агеев продолжил:
– В настоящий момент проходит перевооружение русской армии на системы стрелковых вооружений с малокалиберным патроном трехлинейного калибра[8 - Калибр измерялся в дюймах и линиях. Линия – одна десятая дюйма, 2,54 мм, то есть трехлинейный калибр – это 7,62 мм.] вместо патрона калибром 4,2 линии, который использовался в винтовке системы Бердана и револьвере «Смит-энд-Вессон», ранее принятых на вооружение российской армии. Конкурс на трехлинейную винтовку практически уже идет, основные участники: наш капитан-оружейник Мосин и бельгиец Наган. Надо сказать, что во время конкурса обе винтовки имели приблизительно одинаковые показатели меткости и скорострельности, но большинство членов комиссии проголосовали за винтовку Нагана.
Вот вам, Александр Павлович и предстоит разобраться досконально в вопросах приоритета, и есть ли у Леона Нагана права на этот приоритет, то есть не страдают ли интересы Империи и нет ли в этом злого умысла? – поставил мне задачу полковник. – Работать с материалами будете только в моем кабинете, поскольку с вашим кабинетом вопрос еще не решен. Если будете выходить из кабинета ненадолго, то дверь обязательно закрывайте на ключ. Потом вам предстоит на месте ознакомиться с испытаниями, но, если придется посещать другие учреждения официально, то делать это надо в мундире – поэтому вы сегодня же посетите портного, который выполняет заказы для офицеров и чиновников Главного Штаба. При поступлении на службу комплект обмундирования вы построите бесплатно, а также получите на складе необходимое снаряжение, оружие у вас уже есть[9 - Оружие офицеры покупали всегда только за свои средства, даже при производстве в офицерский чин, когда их обмундировывала казна. Потом, естественно, обмундирование по мере износа приходилось покупать.]. Потом вам придется все обмундирование и снаряжение покупать за свои деньги.
Теперь мне все время приходилось сидеть у Агеева, знакомясь с результатами испытаний. Мундир мой должен быть готов через неделю, мне он был нужен и для того, чтобы представиться начальству по случаю назначения и производства в чин.
За это время приехали два химика, оба молодые, из выпускников Московского университета, закончили один три, а другой – четыре года назад, и, помыкавшись, поняли, что ничего лучшего, кроме как места учителей в гимназии им не найти, а ведь хотелось стать учеными и работать с чем-то новым. Я их помнил еще по конкурсу в Купавне: одного звали Петром Вознесенским, был он сыном сельского священника, готовился было поступить в духовную семинарию и пойти по стопам отца, как тот того и хотел, но после смерти старого священника его сын ушел с первого курса семинарии (подозреваю, что его вытолкали оттуда за материалистические высказывания) и учился, что называется, «за медные деньги» в университете. Второй, Мефодий Парамонов, был вторым сыном владельца лудильной мастерской, из московских мещан, отец его задался целью дать гимназическое, а потом и университетское образование умненькому младшему сыну (старший должен был унаследовать отцовское дело). Мефодий, кроме того, что добросовестно учился и знал химию и физику, мог многое делать своими руками и обладал сметкой конструктора лабораторного оборудования. Многие его идеи, как я потом убедился, можно было патентовать, и в конце концов он получил несколько патентов-привилегий. Воскресенский и Парамонов начали свою стажировку у приват-доцента Северцева, но через пару дней пришли ко мне в «Асторию» с жалобой на Северцева, который явно скрывал некоторые особенности производства СЦ. Пришлось идти с ними к профессору Дианину и разбираться с Северцевым, после этого жалоб от моих химиков не поступало.
Панпушко тоже держал меня в курсе событий: ему не удалось добиться повышения жалованья для старшего фейерверкера, а вот по поводу его командировок на завод в Купавне, для контроля качества производимого там ТНТ, возражений не было и унтер убыл в командировку. На вокзале его встретили представители завода, и сейчас фейерверкер передавал опыт производства ТНТ молодым химикам в лаборатории. Также он привез смету на сырье и оборудование, составленную Панпушко, и проконтролировал закупки ингредиентов, проследив за тем, чтобы они были надлежащего качества.
Обратившись к Агееву с вопросом, где можно в центре подыскать приличную квартиру за не очень большие деньги, я был слегка ошарашен тем, что мне, как заместителю начальника отдела Главного Штаба, оказывается, полагалось служебное жилье, поэтому не шел вопрос о выплате мне квартирных к жалованью. Агеев предложил занять квартиру в доходном доме на Миллионной, где были служебные квартиры некоторых начальников отделов и их замов. Полковник хотел сделать мне сюрприз, так как в квартире сейчас ремонт и ее должны меблировать. Ремонт должны закончить на днях, так же как мой мундир, и к представлению меня начальнику Главного Штаба все должно быть сделано, а мебель расставлена. Прислугу я буду оплачивать сам. У Агеева квартира в этом же доме, так что одна и та же горничная могла бы убирать и у меня, естественно, за небольшую доплату, рубля три-четыре[10 - Женской прислуге такого рода платили от трех до восьми рублей в месяц.] в месяц. Так что, если я не очень спешу, не мог бы я пожить несколько дней в «Астории»?
Я же тем временем знакомился с материалами конкурса на новую трехлинейную пачечную (то есть магазинную) винтовку, изучал документы и отчеты.
В конце XIX века в Европе отчетливо запахло порохом, назревал очередной передел мира, закончившийся Первой мировой войной, а для нас и ее прелюдией, русско-японской. В Российской империи вопрос перевооружения армии новым оружием встал сразу с окончанием русско-турецкой войны 1877–1878 годов. К этому времени стало ясно, что винтовка Бердана не отвечает современным требованиям (она была однозарядной, тяжелой и неуклюжей), а револьвер «Смит-энд-Вессон» был также слишком тяжел для личного оружия офицера. Требовалось что-то более легкое, скорострельное и надежное. К этому времени уже было очевидно, что калибр 4,2 линии (линия – это одна десятая дюйма, 4,2 линии составляют 10,67 мм – это и был калибр винтовки Бердана и револьвера «Смит-энд-Вессон») избыточен и пуля калибра 7,62 мм (3 линии) по всем параметрам подходит для армейского оружия. Этот калибр и был принят как желаемый. Сначала в России был объявлен конкурс на новую армейскую винтовку калибра 7,62 мм.
Уменьшение калибра с 4 линий, как в однозарядной винтовке Бердана, до трех (это и стало причиной обозначения новой винтовки как «малокалиберной») сулило уменьшение веса оружия и боеприпасов, а промышленное производство бездымного пироксилинового пороха и патронов с латунной гильзой обеспечивало высокую начальную скорость пули, а при этом пробивная способность пули стала выше в несколько раз. Дискуссионным было само применение магазинных или, как их еще называли, «пачечных» винтовок – не все признавали их преимущества (резко повышался расход патронов), да и конструкции механизмов подачи патронов были сложными и ненадежными: затворы часто заклинивало от подачи сразу двух патронов.
Привлеченные баснословными прибылями, которое сулило перевооружение самой большой армии мира, в Россию прибыли представители известной оружейной фирмы братьев Наган. На заводах Нагана в Льеже уже производилась винтовка Ремингтона с усовершенствованиями, которые внес талантливый инженер-оружейник Эмиль Наган[11 - Из двух братьев именно Эмиль был талантливым оружейником, а Леон, который морочил всем голову в Петербурге, был, как бы сейчас сказали, менеджером-продажником. Когда Эмиль ослеп и не смог работать, один Леон уже ничего нового выдумать не мог и фирма жила тем, что производила ранее.].
В конкурсе участвовали три винтовки – капитанов Зиновьева, Мосина и бельгийская винтовка фирмы Нагана. Капитан, а уже в ходе конкурса – полковник Мосин, зарекомендовал себя как талантливый инженер-оружейник, который мог составить достойную конкуренцию бельгийцам[12 - Сергей Иванович закончил Михайловскую академию и успел уже поработать в качестве военного инженера в Туле и Сестрорецке, тогдашних центрах оружейной промышленности России. Да и капитаном С. И. Мосин был по гвардейской артиллерии, что на звание выше, чем в армии. Для того чтобы и материально и морально заинтересовать талантливых людей работать в оборонной промышленности, император Александр III присваивал гвардейские чины офицерам, занимавшим инженерные должности на оружейных заводах.].
Когда был объявлен открытый конкурс на лучшую винтовку для перевооружения русской армии, капитан Мосин предложил трехлинейную винтовку со срединным расположением магазина и оригинальным устройством подачи патронов из магазина путем введения в механизм отсечки-отражателя, которая отсекала подачу одновременно двух патронов вместо одного и служила для выбрасывания – «отражения» стреляной гильзы.
Винтовка была предназначена под патрон 7,62 мм, разработанный русским конструктором Велтищевым на основе французского патрона с бездымным порохом.
В лидеры вышли магазинные системы Мосина и Нагана. Сначала у винтовки Нагана было больше задержек при стрельбе, но через некоторое время показатели скорострельности сравнялись с винтовкой Мосина, а потом и вовсе превзошли ее, поэтому большинство членов комиссии (14 против 10) проголосовали за винтовку Нагана. Возможно, что на результаты голосования повлияли отзывы офицеров трех армейских полков, куда выдали опытные образцы для ознакомления – всем им больше понравилась винтовка Нагана, более тщательно собранная и отделанная. Все же русская винтовка была проще, дешевле, да и после доработки обещала превзойти бельгийца, что отметили и некоторые члены комиссии.
В ходе испытаний выяснилось, что Наган успел получить привилегию на свою конструкцию, а у Мосина патента-привилегии не было (он получил ее на некоторые части винтовки уже после принятия ее на вооружение), спорить о приоритете было трудно, а перевооружение русской армии новыми винтовками не терпело отлагательств. В Контракте № 3292, заключенном Главным артиллерийским управлением с бельгийским фабрикантом Л. Наганом 11 октября 1890 года, говорилось: «…если ружья Леона Нагана будут приняты на вооружение русских войск, уплатить ему, Нагану, в виде премии двести тысяч рублей кредитных, после чего все права пользования системой ружей Леона Нагана переходят к русскому правительству».
Если отсечку-отражатель Леон Наган успел позаимствовать у капитана Мосина, то вот затвор был «мосинский» – с компоновкой затвора без винтовых соединений, для чего Сергей Иванович доработал уже известную конструкцию скользящего затвора, доведя ее до той простоты, которая свойственна совершенству. Сергей Иванович сам подчеркивал, что затвор разбирается и собирается без отвертки, нет ни одного винтового соединения (у Нагана в затворе было два винта). Судя по всему, у бельгийских винтовок детали, напоминающие отсечку-отражатель Мосина, появились лишь в ходе конкурса.
В документах, которые я получил у Агеева, было упоминание о том, что еще до конкурса бельгийским инженерам были переданы детали русских винтовок, в том числе, возможно, и ствольная коробка с отсечкой-отражателем.
И вот теперь разгорелся небольшой «скандал в благородном семействе».
Когда встал вопрос о названии новой винтовки, то многие члены комиссии высказались против наименования ее винтовкой Мосина, мотивируя тем, что конструкция содержит элементы многих авторов. Несомненно, участие Мосина и Нагана, но ведь ствол и некоторые элементы затвора были разработаны при участии группы полковника Роговцева, он же проводил испытания и доработку патрона для новой системы. От винтовки Нагана в окончательном русском образце был принят принцип наполнения магазина патронами и пластинчатая обойма. Были предложения назвать винтовку «комиссионной», по слухам, и генерал Чагин, как глава комиссии, желал увековечить свое имя.
Вот такой вывод я и написал Агееву: в конструкции русской винтовки есть составные части обеих систем: как капитана Мосина, так и промышленника Нагана. Из-за недальновидности чиновников бельгийцу еще до конкурса были переданы детали винтовки Мосина, включая разработанную капитаном отсечку-отражатель. Косвенным доказательством этого следуют результаты протоколов, показывающие резкое уменьшение задержек при стрельбе у бельгийской винтовки: если в начале испытаний винтовка Нагана давала в два раза больше задержек при стрельбе, то потом она волшебным образом начала превосходить винтовку Мосина по этому параметру (превосходство, кроме введенной в конструкцию бельгийца русской детали отсечки-отражателя, обеспечила более качественная технология обработки деталей бельгийской винтовки). Причем Леон Наган успел получить патент в России на все детали винтовки.
Забегая немного вперед, чтобы завершить этот этап моей работы, скажу, что во время разбирательства выяснилось, что комиссия хотела сэкономить 200 тысяч рублей, полагавшиеся Нагану в случае принятия его винтовки на вооружение, и поэтому предложила название «комиссионная» или «русская» без упоминания имени автора. Однако Наган заявил, что даже если второстепенные детали его винтовки будут приняты на вооружение, это означает, что он должен получить всю сумму премии. Таким образом, главным препятствием для принятия на вооружение новой системы могли стать патентные тяжбы с бельгийцами. Видимо, поэтому император Александр III вычеркнул и слово «русская» из предлагавшегося названия, и винтовка стала просто «Трехлинейной винтовкой образца 1891 г.», а относительно материальных претензий Нагана, собственноручно начертал: «Выдать оружейному мастеру Леону Нагану 200 тысяч рублей за предложенное им для нашей армии ружье»[13 - В западной литературе принятую на вооружение в 1891 г. винтовку до сих пор именуют винтовкой Мосина – Нагана, мотивируя тем, что русские просто так не стали бы платить колоссальную сумму бельгийцу.]. По-видимому, экономический подход все же преобладал над первоначальным решением комиссии, отдавшей пальму первенства Нагану, – при массовом производстве более простая в технологии винтовка Мосина сулила немалую экономию[14 - Когда была подсчитана эта экономия, оказалось, что при производстве 2 миллионов винтовок экономится до 6 миллионов рублей. Лекала для массового производства были подготовлены самим С. И. Мосиным. Это дало дополнительную экономию до 8 миллионов рублей, ведь раньше лекала для винтовок Бердана приходилось заказывать за границей. Качественные лекала позволяли унифицировать производство на разных заводах и облегчали приемку, которая проводилась весьма оригинально: 100 винтовок из каждой партии разбирали на детали, перемешивали их и затем вновь собирали оружие. После этого проводились стрельбы, и, если они давали неудовлетворительный результат, браковали всю партию винтовок.].
Представление мое по начальству вышло достойным: мундир сидел как влитой, а петлицы с двумя просветами и двумя звездочками с расположенной между ними эмблемой Главного Штаба выглядели весьма внушительно. Внушительнее выглядел и Агеев в парадной форме полковника Главного Штаба (нам было положено представляться генералу вместе, как начальнику и его заместителю, двух других замов по оперативным вопросам пока не было – Агеев их усердно искал) – у него было два ордена; Анна и Станислав 3-й степени и оба с мечами за военные заслуги. Всего в разведывательном отделе должно было быть полтора десятка человек, из них пятеро офицеров, но пока нас было всего двое. Генерал поздравил нас, а вечером мы устроили у меня небольшую пирушку по случаю производства и вселения в квартиру.
Наутро я доложил о своих изысканиях, полковник остался доволен моим расследованием и сказал, что у меня еще будет возможность лично познакомиться с Сергеем Ивановичем, так как он не только умный и талантливый конструктор, но человек интеллигентный и в высшей степени приятный в общении. А вот с некоторыми малоприятными личностями иностранного происхождения мне предстоит встретиться буквально через несколько недель. Речь идет о партнере конструктора Хайрема Ма?ксима, Базиле Захарове.
– Вот, ознакомьтесь с материалами, – сказал полковник и передал мне под роспись толстую папку. – Захаров приезжает в Петербург, поскольку весной, когда просохнут дороги, будет показ облегченного универсального лафета для всех типов картечниц (в России имеются модели Норденфельда и Гатлинга) и пулемета Максима новой конструкции. Государь заинтересовался, что нового придумал Максим, и теперь это проталкивает Захаров, поскольку сам император в свое время успел пострелять из пулемета старой модели. У него осталось двойственное впечатление: с одной стороны, машинка эффективная, с другой стороны, большой вес и расход дорогих боеприпасов. Вот Максим и озаботился сделать приемлемый для русской армии вариант, да еще и картечницы пристроить на новый лафет. Картечниц этих Российская империя в свое время закупила достаточно много, часто их называют французским словом «митральезы», но в ходу и русское название «картечницы», хотя по сути это – предтеча пулемета.
Я расписался и отправился в свой кабинет, где у меня был сейф для хранения бумаг такого рода. За то время, что я разбирался с конкурсом на «пачечную» магазинную винтовку, впрочем, еще не закончившимся той резолюцией императора, о которой я упомянул выше, но знал об этом из предыдущей истории благодаря своим публикациям на оружейную тематику (хобби у меня такое было после выхода на пенсию, пока зрение совсем не сдохло)[15 - Об этом хобби попаданца упоминалось в первой книге, так что здесь он был «в своей тарелке», с некоторым послезнанием.]. Как и знал то, что Сергей Иванович получит за винтовку премию в 20 тысяч рублей и золотую медаль Михайловской академии. Премию он потратит на «выкуп» будущей супруги у ее мужа. Хотел бы я посмотреть на этого типа, который торговал собственной женой как породистой лошадью. Вызвать бы его на дуэль[16 - Сам Мосин дважды вызывал его на дуэль, один раз вообще в тульском Дворянском собрании, а тот еще и жалобу на капитана накатал, и Мосину влетело от начальства за то, что у мужа, мол, венчанную жену отбиваешь, а тот и не жил с ней.] и прикончить, и кучу денег Мосину сэкономить. Тем более что в подвале Штаба был тир, и мы часто с Агеевым туда ходили. У него был точно такой же наган, как и у меня, а результаты стрельбы пока получше, но в ростовую мишень с десяти саженей и я не промахивался, так что если на полигоне я и «промазал» по одному чучелу[17 - См. Книгу первую, последняя глава.], то это от волнения. Подмышечную кобуру, как и разгрузку-«лифчик» для подсумков с обоймами для винтовки и на четыре гранаты я подал на привилегию (количество подвешиваемого снаряжения можно варьировать, как и в девайсе двадцатого века, другое дело, что здесь вся подвеска – на пряжках), правда если в результате испытаний кобуру и разгрузку признают полезными, то выплатят премию: не такую как у Мосину, поменьше, но все же что-то должны дать. Преимуществом является то, что военные патенты считаются секретными и привилегии на них бесплатно дает само Военное министерство, но после этого – обязательные испытания в войсках.
Еще я знал про то, что Мосин за винтовку получит орден Святой Анны 2-й степени, а еще раньше стал полковником по гвардейской артиллерии и позже возглавит Сестрорецкий завод, а вот умрет он от пневмонии где-то в начале двадцатого века – надо делать что-то, что может его вылечить: либо сульфаниламиды длительного действия, менее токсичные, чем полученный уже мной стрептоцид, либо, даст Бог, удастся разработать пенициллин – все же десяток лет впереди есть, займемся и биотехнологией (не я, конечно, у меня образования не хватит, но есть же талантливые ребята, вроде Вознесенского и Парамонова, которые, закончив стажировку, вернулись налаживать в Купавне синтез СЦ). Старший фейерверкер Егоров, побывав на заводах деда и увидев, как живут мастера, вернулся в Петербург и написал рапорт об увольнении со службы, тем более что унтерский сверхсрочный срок он выслужил и здесь ему ничего не светило. В Купавне дед лично говорил с ним, подтвердил все условия: 600 рублей в год и домик с палисадником и огородом, если отработает десять лет – дом переходит в его собственность. Вот и славно будет – не погибнет фейерверкер вместе с Панпушко при взрыве в конце ноября этого года, ведь вроде как Панпушко прекратил опыты с мелинитом, но хорошо бы штабс-капитана вообще на этот период как-то с полигона убрать – надо подумать как…
Глава 3
НАГРАДА НАШЛА ГЕРОЯ
Император Александр III расхаживал по своему кабинету, а в просторном кресле сидел его друг и собутыльник – начальник личной охраны генерал-лейтенант Черевин. С императором наедине он был на ты, и обращались они друг к другу по именам. Государь был в домашнем сюртуке, но с шейным Георгием, Черевин – в свитской казачьей форме с крестом Святого Георгия 4-й степени на груди. В кабинете сбоку был свод, отчего потолок казался ниже, чем был на самом деле, и, расхаживая по кабинету, царь слегка сутулился, что он не позволял себе на людях, как будто на его плечи давил груз государственных дел. Александр Александрович остановился у окна и смотрел на затухающее закатное небо. «Да, у стволов деревьев уже появились первые проталины, – заметил царь, – считай, зима прошла, даже в наших северных широтах». Потом он обернулся к Черевину:
– Вот не знаю, что делать, Петя, – сказал император всероссийский, – скоро Пасха…
– Государь, так до Светлого Христова Воскресения еще побольше месяца будет. Что за тоска тебя гложет, Саша, – ответил близкий друг и наперсник. – Давай лучше по рюмочке, пока Маша не видит, вот тоска и пройдет, – Черевин достал плоскую фляжку из-за голенища просторного сапога.
– Погоди ты с рюмочкой, ишь, неугомонный какой, – царь с неодобрением взглянул на покрытое алкогольными прожилками лицо друга[18 - Современники оставили следующие оценки: это был человек «умный, добрый, честный, постоянно выпивши. Лицо подернуто алкогольной окраской, острый нос, отвисшие вниз усы и шутливое приветствие на улыбающихся губах» – так описывал близкого друга царя B. C. Кривенко, начальник канцелярии Министерства двора.], – пить тебе поменьше надо, Петя, помрешь – что я без тебя делать стану!
– Так что за кручина у тебя, «надежа государь», – али обижает кто? Так я сейчас казаков кликну, они враз супостатов в бараний рог скрутят, что «унутренних, что унешних», – спародировал Петя бравого хорунжего.
– Да нет никаких врагов, не видать – все тихо, что в Империи, что на границе. Вот к Пасхе наградные списки надо составлять, – а у меня на одного человечка целых три представления к награде и все на Анну третьей степени. Дать одну – как-то нехорошо получится… – ответил государь.
– А что за человечек-то? – полюбопытствовал друг-собутыльник Петя.
– Да есть тут один асессор по Главному Штабу в разведывательном отделе, у полковника Агеева его заместителем служит.
– Постой, не Сергея ли Семеновича? Он, как и я, из гвардейских корнетов, только помоложе меня лет на двадцать пять будет, вы-пустился с отличием из Николаевского училища, да по деньгам не потянул службу в гвардии, обеднела семья, и я его сам соблазнил перейти в Жандармское, которым тогда последний год командовал, офицером по особым поручениям, для дел сложных и государственной важности. Выходит, не ошибся в нем: дельный и умный офицер, надеюсь, что и помощники у него такие.
– Так на полковника Агеева тоже представление есть, к Владимиру четвертой степени с мечами, не успели сразу наградить, когда англичане вздумали взбунтовать князьков в Туркестане, – объяснил Черевину царь подвиг его протеже. – Там форменный бой был на границе – полусотня казаков с Агеевым против тысячи, а то и больше басурман с английскими офицерами во главе, – и ничего, отбились в горах, как в Фермопилах царь Леонид против персов[19 - Имеется в виду бой трехсот спартанцев в Фермопильском ущелье против армии персов.].
– Да, геройский офицер, достоин и Георгия, – сказал Черевин, – что ж не дать, как достоин. Против превосходящих сил врага…
– Нет, Петя, не одобрила это представление Георгиевская дума, там дело секретное, нельзя им было всего знать, – ответил царь озабоченно. – Пусть уж я этому офицеру должен буду, хотя и одобрил ему отдел разведывательный набрать и полковника за заслуги получить. Он ведь тут еще двух шпионов с их помощниками раскрыл…
– Шпионов? Давненько у нас никого не ловили, все больше бунтовщиков-революционеров, а вот про шпионов не слышал, а что за помощники, не понял я? – захотел уточнить детали генерал. – Шпионские или агеевские?
– Да и те и другие были, – усмехнулся царь, вспомнив смешное. – Мне тут Николай Николаевич рассказывал, они, шпионы эти, агеевского помощника в плен взяли и предложили секреты им рассказать, бумагу о сотрудничестве с британской разведкой подписать, да еще обещали ему дать денег, титул и дом в Лондоне, а если, мол, не согласишься – в бочке с дерьмом утопим. Так помощник этот на всех листах им по английскому матерному слову подписал – а вместе самое срамное ругательство у них получилось. Шпион, как увидел, аж позеленел – Агеев был в соседней комнате и все через щелку видел и слышал, – царь расхохотался. – Обручев говорил, что сам эти листы видел, так и выведено, как подпись.
– Бравый помощник у Агеева, офицер, в каком чине? – улыбаясь, спросил генерал. – За это тоже наградить надо.
– Нет, статский чиновник, из купцов, – но головастый и храбрый. Вот второе представление на орден, – от товарища фельдцейхмейстера генерала Софиано, – царь взял другую бумагу, – генерал пишет, что во время испытаний изобретенных этим чиновником, Степанов его фамилия, ручных бомб, начиненных им же изобретенной взрывчаткой, по неловкости адъютанта одна из готовых к взрыву бомб выкатилась под ноги генералам Софиано и Демьяненко с их штабом. Сила взрыва была бы такая, что убило бы трех-четырех человек, а остальных покалечило. Так этот Степанов ухитрился бросить бомбу в окоп, где бомба взорвалась, никого не задев.
– Вот я и говорю, герой этот Степанов, хоть и из купцов, – все-таки ухитрился глотнуть из фляжки Черевин, – да еще и изобретает…
– А третье представление по изобретению Степанова от начальника Военно-медицинской академии, – продолжал царь, – и тоже на Анну третьей степени, но не положено же одинаковые награды давать, а если в черед, как положено, так сразу два шейных ордена будет: вторые Станислав и Анна, третий Станислав у него уже есть.
– Так он что, бомбами лечить вздумал, – хохотнул Черевин, как всякому алкоголику со стажем, ему было достаточно глотка, чтобы захмелеть, – кое-кому из этих докторишек тоже бомбу с фитилем надо вставить (куда вставить, генерал не успел уточнить).
– Петя, ты не дослушал, Степанов изобрел препарат, который испытывали в Академии почти полгода и получили отменные результаты при лечении обожженных и раненых, – стал объяснять Черевину царь. – Такого лекарства ни у кого в мире нет, будет только у нас в России, привилегии получены еще и во Франции, и британцы тоже дали патент, хотя и не сразу. За это лекарство да за новую взрывчатку его немецкий шпион вместе с товарищем и взорвал в их лаборатории, товарищ погиб, а Степанов сильно обгорел, пока его вытаскивать пытался. Это мне генерал Обручев рассказывал. А еще, кроме взрывчатки, Степанов для военного ведомства новое снаряжение изобрел, чтобы бомбы его сподручнее было солдатам носить, и во время испытаний новой винтовки членов Комиссии сумел помирить и изобретателя – полковника Мосина отстоять.
– Ну, наш пострел везде поспел. Я и говорю – герой, хоть и статский из купцов, – протрезвел Черевин и стукнул кулаком по ручке кресла. – Какие там три Анны, Владимира дать четвертого и с мечами, так как шпионов не побоялся, в огне выжил, товарища спасая, и двух полных генералов тебе, государь, для службы сберег. Конечно, только с мечами и Владимира!
– Ну, это ты лишку дал, – размышляя о чем-то, протянул царь, – хотя, может, ты и прав, дельный он, этот Степанов, а так теперь потомственным дворянином по кресту станет[20 - Орден Святого Владимира 4-й степени давал право потомственного дворянства до 1900 года, потом ценз подняли – орден Св. Георгия 4-й степени, либо Анна или Станислав 1-й степени, со звездой и плечевой лентой, либо Владимир 3-й степени на шею. Царь мог наградить за заслуги 4-й степенью ордена, минуя выслужную Анну 2-й и 3-й степени.], вот Обручев говорил, что он из семьи купцов-миллионщиков.
– Так для купчишек самая мечта – стать потомственным дворянином, – отчего-то воодушевился Черевин. – Ты представь, ваше величество, ведь мог бы Степанов этот на золоте есть-пить и с цыганами день-деньской гулять (странно представляет генерал купеческую жизнь, но простим ему это незнание), – так ведь за государство радеет, в пекло лезет и бомбы руками из-под генералов вытаскивает! Нет, сто раз достоин такой бравый купец Владимира с мечами!
– Ну, так быть посему – подписал царь представление, исправив Анну на Владимира с мечами. – И правда, геройский асессор, надо будет на него глянуть. Вот только асессора Владимиром награждать как-то не с руки, был бы хотя надворным[21 - Надворный советник – чин VII класса Табели о рангах, равен армейскому подполковнику. Ниже VII класса орденом Владимира 4-й степени, как правило, в мирное время не награждали. Вот в Первую мировую могли и поручика наградить, так как орден Святого равноапостольного князя Владимира давался за заслуги, а не за выслугу лет, но за 25 лет службы или 18 кампаний на море его тоже давали.]…
– Так дай ты ему надворного, ваше величество, – заворочался, усаживаясь в кресле поудобнее, Черевин, – геройский же чиновник, многим офицерам фору даст! Казнить так казнить, миловать так миловать, а жаловать так жаловать![22 - Выходит, генерал читал пушкинскую «Капитанскую дочку», раз не забыл слова Пугачева оттуда.] – генерал опять стукнул кулаком по ручке кресла.
– Погоди, Петя, ты так мне всю мебель поломаешь своим кулачищем, – попенял другу царь, внося фамилию Степанова в список пожалования чинами к Пасхе[23 - В Империи пожалования чинами, да и вообще награждения обычно совершались два раза в год – на Рождество и на Пасху, хотя были и исключения: для генералитета или высших чиновников – ко дню ангела, за высокие заслуги – сразу после совершения подвига.].
– Так что же его начальник Агеев такого геройского совершил и почему Георгиевская дума в награждении ему отказала? – дождавшись, пока государь впишет фамилию, спросил Черевин. – Уж мне-то можешь сказать?
– Ну ладно, да гляди, не болтай об этом, – сказал царь. – Агеев с полусотней казаков был по ту сторону границы, чтобы поймать бежавшего главаря бунтовщиков вместе с главным шпионом – английским полковником. Они их схватили, но погоня настигла их еще до нашей границы. Казаки отстреливались до темноты, многие были убиты ответным огнем, а ночью пара пластунов забрались по отвесной скале, сняли вражеский дозор и вытащили веревками оставшихся в живых. Раненых пришлось оставить, они сами вызвались стрельбой отвлекать басурман, показывая, что русские на месте и продолжают драться. До границы шли бегом и на себе тащили пленных, а на переправе через реку англичанин ухитрился освободиться, бросился в воду, но утонул в бурной реке. На наш берег вышли всего восемь человек, Агеев был ранен в руку, но держался. Выживших наградили, семьям погибших дали пенсии. Но Думе[24 - Георгиевская Дума имела право отклонить представление на награду, Александр III уважал Думу и не спорил с ней, так как сам был боевым генералом и имел Георгия 3-й степени, а вот Александр II и Николай II с Думой не считались – первый сам «возложил» на себя знаки Георгия 1-й степени в честь 100-летия ордена, а второй – не согласовывая с Думой, поголовно наградил всех офицеров и врачей (первый случай в истории ордена) «Варяга» и «Корейца» орденами Святого Георгия 4-й степени тогда, как «Кореец» даже не участвовал в том неудачном бою в Чемульпо.] ведь это не расскажешь, начальник Корпуса жандармов (Агеев тогда ему подчинялся) как-то расплывчато написал – «за дела против превосходящих сил неприятеля». А в Думе жандармов не любят (а кто их любит?), за что жандармскому подполковнику Георгия давать, за то, что шайку контрабандистов перестрелял – превосходящие силы, поди?
– Давай-ка я сам в Георгиевскую Думу съезжу, – попросил Черевин, угрожающе зашевелив кустистыми бровями, – уж я им, старым пердунам, объясню, как боевого офицера обижать!
