И когда он рванул с меня блузку, оголив грудь, что-то во мне произошло.
Я услышала шелест листьев своего цветка, ощутила движение – резкое, колкое, агрессивное и вдруг, с моих пальцев сорвались огненные гибкие ветви терновника.
Острые наконечники смертельным оружием стебли пронзили тело арахнида.
Мужчина округлил глаза, не поверив случившемуся, схватил стебли руками, но из них с треском вырвались острые и длинные шипы, причиняя тому дикую боль.
Арахнид страшно закричал, когда по стеблям и шипам заструился ещё и жидкий огонь. Потом, стебли с шипами рванулись прочь из тела арахна, отрывая с того куски мяса.
Мужчина горел, и метаться по комнате, пытаясь сбить с себя пламя. Из многочисленных ран сочилась жёлтая кровь.
Стебли с шипами уползли по моему телу обратно и исчезли, будто их никогда и не было.
Я же заворожено смотрела на умирающего в диких муках паукообразного, который так и не смог сбить пламя и несколько раз покрывался хитином. Но ему ничего не помогло.
Запах горелой плоти был отвратителен.
От дыма сработала сигнализация.
«Довольно запоздало», – подумала про себя, надевая порванную блузку.
В помещение ворвались охранники и Гран, который увидев своего постоянного клиента мёртвым и обугленным, перевёл на меня страшный взгляд и рявкнул:
– Что ты натворила, дрянь!
– Ничего, – отозвалась абсолютно спокойно.
Гран тут же подлетел ко мне и влепил жгучую пощёчину.
– Сучья дочь! Считай, твоей сестре недолго осталось!
Зря он это сказал.
Я тут же набросилась на него бешеным зверем и вцепилась зубами в нос этого подонка, пальцами начала рвать на нём волосы.
Мой рот быстро наполнился солёной кровью Грана. От его визга я едва не оглохла.
Меня пытались оторвать от него, били резиновыми палками, применяли шок, но я словно приросла к нему и в итоге откусила этому чудовищу нос.
Сколько визгу было… Услада для моих ушей.
И проредила ему шевелюру я изрядно.
– Сто световых плетей этой суке! Чтобы сдохла, дрянь! – провизжал Гран и меня тут же ударили чем-то по лицу.
От боли я провалилась в забытье, правда, ненадолго…
Глава 4
Мия
Очнулась от сильных по лицу оплеух и издевательских слов:
– Давай, приходи в себя. Сейчас будем развлекаться.
Повела из стороны в сторону головой и тут же зашипела сквозь зубы. Левая часть лица вспыхнула сильной болью. Ударили по лицу прилично, синяк останется.
Тут же я насторожилась, в голове вспылили слова Грана: «Сто световых плетей этой суке! Чтобы сдохла, дрянь!» Нет, нет, нет!
Меня подтолкнули лицом к стене. Стена выглядела ужасно – кровавые пятна и потёки, плохо затёртые химическими средствами «говорили» о мучениях, проводимых в этом месте.
Мои руки подняли вверх и заковали в плотные браслеты.
Я дёргалась, пыталась вырваться, шипела, угрожала, молила, пыталась подкупить, но всё тщётно, меня не слушали.
Я всеми силами и мольбами обращалась к своему дару – своему цветку, чтобы он повторил недавнюю защиту. Но почему-то, мой прекрасный и умный цветок не отзывался. Он не двигался и не ощущался, будто замер.
Прикованная стене, я часто дышала. В этой серой комнате стояла липкая тишина ожидания, нарушаемая страшными звуками подготовки к экзекуции.
Экзекутор готовил световой хлыст.
Я не переживу…
По щекам потекли слёзы. Мне было очень страшно, и я старалась «достучаться» до своей силы, но ничего не выходило.
И вот, мужчина подошёл ко мне и одним резким движением сорвал с меня итак разодранную блузку.
Кожа тут же покрылась мурашками от охватившего меня холода и ужаса.
Я дрожала и тихо умоляла не делать этого.
– Умоляю вас… Пожалуйста… Пощадите…
– Нужно было слушаться Грана, – сказал охранник, стоявший у закрытых дверей и следящий, чтобы наказание в точности было исполнено, как приказал хозяин.
Камера слежения так же фиксировала всё происходящее в реальном времени.
Ненавижу тебя, Гран!
Экзекутор примерил хлыст, ударив им в воздухе.
Всё моё существо замерло в ужасном ожидании. Я приготовилась к боли и молила, чтобы смерть наступила быстро. Световой хлыст – запрещённое оружие. Как и торговля людьми и другими представителями рас, как и бои, которые проводит Гран в своём закрытом клубе. И много чего ещё, что творит этот мерзкий человек.
Первый удар хлыста.
Я выгнулась дугой и вскрикнула от дикой боли.
Второй удар…
Третий…
…Десятый удар…
Экзекутор сделал небольшую паузу, стряхивая со светящегося хлыста капли моей крови и ожидая, когда я снова повисну сломанной куклой на удерживающих меня браслетах.
Новые и новые удары давались мне тяжелее. Я впивалась зубами в кожу на руках, жмурилась, кричала и умоляла прекратить.
Отчаяние захлёстывало с головой.
Мне казалось, прошла целая вечность…
Сознание мутилось… Я кричала до хрипоты, но больше не слышала собственного голоса…
А экзекутор не частил. Он неспешно покрывал новыми и новыми ударами вздувшуюся алыми рубцами мою несчастную спину.
Я не чувствовала ничего кроме пожара на спине. Мой цветок… умер…
Удар. Молчаливый крик. Удар. Больше нет сил, цепляться за жизнь. Ещё удар.
Ещё. И ещё.
Но я больше не чувствовала ни боли, ни своего тела.
Очнулась от того, что поток ледяной и подсоленной воды, обрушился на меня.
Открыла глаза и снова закричала, но из моего раскрытого в ужасе рта не вылетело ни звука. Жалкий еле слышный хрип…
Через вечность или больше, меня сняли со стены и куда-то унесли.
Бросили на жёсткую кровать, и ушли, оставив умирать.
Наверное, я бы и умерла.
В глубине, скрытая тоской и болью, тлела ярость, готовая вспыхивать и клокотать, иссушая онемевшее горло, как лютая жажда. Мама. Отец. Брат… Сестрёнка… Я выживу, родные мои… я обязательно выживу… назло всему и вопреки…
Мой цветок не умер. Он затаился.
Не знаю, почему он не помог мне, почему не спас от жестокой пытки… Я ничего не знаю…
Но после ужаса и невыносимой боли, мой терновник, потерявший все лепестки и листья, густо покрытый одними только шипами, начал исцелять меня.
* * *
– Почему она не сдохла? – гнусаво рычал Гран на своих людей. – Уже двое суток прошло!
– Её раны быстро заживают, сэр, – доложил слуга.
– Как это возможно? Раны от светового хлыста даже с лекарствами заживают полжизни!
– Всему виной её дар исцеления, – влез в разговор один из охранников. – Ваша племянница, сэр, работала в медицинском учреждении и отзывы о ней такие, что она обладает уникальной способностью исцелять даже самые безнадёжные и серьёзные раны и увечья.
– Я знаю, где она работала, – сказал Гран и тут же задумался. – Но о её даре я слышу впервые. Ты уверен?
– Да, сэр.
– Любопытно. Очень любопытно, – прогундосил Гран и тут же скривился и тронул перевязанный нос, который ему пришили в тот самый проклятый день.
Нос у него жутко болел, и странное ощущение испытывал мужчина, на интуитивном уровне подозревающий, что что-то с ним не так.
Гран ещё не догадывался, что уже навсегда потерял свой нос. Ни протез, ни живую плоть, ни синтетическую не смогут ему пришить – он навсегда останется с гниющими пазухами вместо носа и будет носить синтетическую нашлёпку со съёмными фильтрами, впитывающие сочащийся гной.
– Сколько мы за прошлый месяц потеряли хороших бойцов?
– Одиннадцать, сэр. Их невозможно было спасти.
– Ты же сам сказал, что Мия делала невозможное даже с самыми безнадёжными травмами и ранами.
– Так точно, сэр.
Гран снова задумался и посмотрел на монитор, на котором транслировалась комната, в которой на жёсткой кровати лежала Мия.
– Значит так, отправьте к ней медиков, пусть подлечат. Я хочу, чтобы её исцеление пошло как можно быстрее.
– Если вы хотите её продать, то боюсь, никто не захочет искалеченный товар. Помимо спины, у неё ещё и левая сторона лица… Хлыст рассёк на её лице кожу, останется шрам, про спину даже молчу…
– Да насрать! Она мне не для продажи нужна. Я не желаю больше терять хороших бойцов, за которых выложил огромные деньги. Выполняй! Распорядись обо всём. Через неделю она должна быть на ногах, на кону важный бой.
– Вас понял, сэр.
* * *
Мия
Страшен путь назад, путь обратно в жизнь. Пробуждение – та же пытка.
Вернулось зрение и слух, но голоса больше нет.
Душа моя снова обрела плоть, а плоть – цепи.
Когда мои раны зажили, оставив после себя уродливые шрамы на спине, лице и в моей душе, я долго смотрела в отражении на свой терновый цветок, который превратился из дивного в нечто уродливое, иглистое, агрессивное и хищное. Я ухмыльнулась и долго стояла так, разглядывая свои уродства.
Прошло шесть дней. Я жива, цела и здорова. Но всё относительно. Разве можно назвать сломленную душу здоровой, целой и живой?
