Захожу за угол, приваливаюсь к стене. Холода не ощущаю, хотя уверена, что простыну. И ладно. Пусть это станет моим наказанием. Если, конечно, Альберт не придумал чего похуже.
А я буду лгать. Совру ему, что не смогла без него, что ошиблась, когда с Зауром сбежала. Что сама во всём виновата, но теперь осознала свою ошибку. И, возможно, он простит. Или нет. Но о том, что будет в случае, если не поверит или не простит, думать не хотелось.
Как жаль. Как же жаль. Ведь всё же могло бы быть иначе. У меня, у нас с дочерью. У нас с Омаевым…
И будто ответом мне жёсткий захват чьей-то сильной руки. Рывок назад, и я оказываюсь прижатой к его телу. Такому же мокрому, как и моё. А он задыхается. К виску моему губами прижимается и больно придавливает за шею.
– Куда ты собралась?! – рычит яростно, встряхивая. – Куда, женщина?! Я тебя спрашиваю?! Куда ты без меня, Илана? Разве я тебя отпускал? Или ты оглохла и не слышала, что я не отпущу тебя?! – немного ослабляет хватку, когда чувствует, что я начинаю задыхаться. Но не отпускает, всё так же сильно вжимая в себя.
Капли дождя стекают по его лицу, бороде, падают мне на руки. А сердце так сильно колотится, что, кажется, вот-вот мне позвоночник сломает.
– Отпусти. Прошу тебя, отпусти, – прошу, ненавидя себя за то, что рада. Да, я рада, что он догнал и остановил меня. Почти счастлива…
– Нет, я сказал! Хватит! Всё! – рывком разворачивает, в глаза заставляет посмотреть, но мне из-за слёз ничего не разглядеть. Только фигуру его высокую, ссутулившуюся. – Ты пойми, я не могу! Не могу тебя отпустить! Я же с ума сошёл, Илана! Ты не видишь?! Посмотри на меня! Я болен тобой! – орёт так, что уши закладывает и даже шум ливня не заглушает. А мне так хочется в этот момент оглохнуть. Чтобы не слышать этого отчаяния, из него бьющего. Чтобы не слышать голос собственного сердца. Чтобы просто не знать, чего хочу себя лишить.
– Эгоист долбаный! Слышишь?! Ты эгоист, Омаев! – ору, бью его в грудь. А он не шелохнётся, как стена стоит. Дурак! Какой же дурак! – Из-за тебя я лишусь дочери, а потом и тебя! Он нас найдёт! Или клан твой этот идиотский! Рано или поздно кто-нибудь да отыщет! И нас убьют! Всех! – бью его снова и снова, но Омаев не чувствует ничего. В камень превратился, лишь взглядом меня пронзает бешеным. А когда у меня иссякают силы, просто опускаю руки и упираюсь лбом в его грудь. – Отпусти. Прошу тебя в последний раз. Потом же поздно будет, – прошу сквозь слёзы, плечи содрогаются от рыданий. А он вздыхает тяжело и за руку меня берёт. Чтобы в следующий момент сжать её чудовищно крепко.
– Не могу. Не из-за эгоизма. Вернее, не только из-за него. У ищеек клана приказ убить тебя. В любом случае, Илана. В любом. Даже если ты уйдёшь. Они открыли на тебя охоту. Чтобы меня наказать, понимаешь? Чтобы выпотрошить меня. Чтобы от тоски с ума сошёл.
Поднимаю на него взгляд и долго смотрю в глаза. Нет, не врёт. Не запугивает.
Возвращаемся в гостиницу и снова начинаем собирать вещи. За последние дни мы убегали столько раз, что я со счёта сбилась.
– Я воссоединю тебя с дочерью. Дай мне немного времени, – чувствую на себе взгляд Заура, всё тот же, алчный и немного угрюмый. И ни капли вины в нём. Дурак упрямый.
А я не могу посмотреть в его сторону. Не могу. Ненавижу его за то, что делает с нами, и ненавижу себя за то, что позволяю.
– А если и на неё охоту откроют? – спрашиваю негромко, хотя внутри всё ещё клокочет злость. – Чтобы нас выманить? – эта мысль не даёт мне покоя уже несколько дней. А ещё страх, который, должно быть, испытывает моя кроха. Она же без меня и дня не может выдержать, как и я без неё. Однажды я ей пообещала, что больше не оставлю, и вот… Предала, обманула. Не сдержала данное единственному родному человечку слово. Какая я после этого мать? Сука я течная, а не мать.
А если меня, и правда, убьют? Что она обо мне запомнит? Что я та тварь, которая своего ребёнка на член променяла? Ну почему, почему я не подсыпала ему три капсулы? Да вообще убить гада надо было!
Но я бы не смогла. Конечно же, нет. Вечная трусиха и мямля.
– Тогда я привезу её прямо сейчас. Переедем на квартиру, я снял её по фальшивым документам, и привезу.
– Нет! – вскидываю на него бешеный взгляд. – Не вздумай! Пусть будет как можно дальше от нас!
И хоть сердце разрывает от тоски по Марианке, я ни за что не потащу её за собой. Что бы с нами ни случилось, пусть её не заденет.
– Илан, я оставил им хорошую сумму денег. Если нас… Если мы не выберемся, твоей дочери хватит этого на всю жизнь. Я передал им большую часть своих сбережений. Это довольно много.
Его благородство не радует, напротив, раздражает.
– Где же ты раньше был, такой замечательный? – язвлю, швыряя свой кардиган в сумку. – Где же ты был, принц, блядь, паршивый, когда я… – он затыкает мне рот ладонью, грубо и резко. Качает головой.
– Не ругайся. Я не хочу слышать такие слова от тебя.
Уворачиваюсь, толкаю его.
– О, да ты у нас моралист! Так, может, тогда найдёшь себе нормальную бабу, а не шалаву с довеском?
Заур замахивается на меня, но, поймав мой растерянный взгляд, руку всё же опускает.
– Не смей произносить это. Больше никогда. Всё, что было в прошлом, там и останется. Пойдём, пора валить отсюда.
ГЛАВА 7
Я всё-таки простыла. И слегла с гриппом на несколько дней. Лишь урывками видела склонившегося надо мной Омаева. Его обеспокоенное лицо и как что-то спрашивает, прикладывая ко лбу свою прохладную ладонь. Странно, но мне всегда казалось, что он очень горячий. Наверное, это у меня жар.
Я не слышала, о чём он говорит, из-за болезненной пульсации в висках и шума в ушах, но отчётливо улавливала интонацию и преглупо улыбалась. Он переживал, боялся за меня. Пичкал какими-то лекарствами с упорством чокнутого доктора, вытирал мне лоб влажным полотенцем и целовал. Как же он целовал. Даже в бреду и лихорадке я чувствовала его помешательство. И хотела его до одурения. Но когда он раздевался и ложился рядом, я начинала звать дочь. И так изо дня в день, из ночи в ночь. А он терпел и продолжал ухаживать за мной.
Спустя неделю я более-менее пришла в себя. Температура спала, и дышать стало легче. На тумбочке увидела целую гору лекарств, витаминов и какого-то питья, а рядом, лицом в подушку, спал Заур, прямо в одежде и поверх одеяла, в которое укутал меня до самых ушей. И это выглядело так до одурения мило, что я не сдержала улыбку.
– Эй, злой и страшный похититель? Просыпайся, – коснулась его щеки, а Омаев вздрогнул и тут же из-под подушки выхватил пистолет. Бросив взгляд на меня, убрал его обратно и сел на постели.
– Ты как?
– Да я-то нормально, а вот ты хреново выглядишь, – резюмировала с усмешкой. Он, и правда, исхудал за последние дни, заметно осунулся, и кожа стала бледной. Да и нервный до ужаса.
– За выражениями следи, что за привычка, – поморщился он. А мне даже это его чистоплюйство дурацкое полюбилось. Надо же было так вляпаться.
– А ты заставь меня замолчать, – улыбнулась, наблюдая, как он поднимается, сонно потирает лицо.
– Вижу, отошла, – бросил на меня оценивающий взгляд и ладонь ко лбу приложил.
– Отошла. И очень голодна. Прям слона бы захре… – поймала его строгий взгляд, хохотнула. – Съела бы.
– Сейчас закажу тебе слона. Только давай сначала соберёмся. Пора нам.
Опять пора. Когда же это закончится, блин? Улыбка тут же испарилась, и настроение мгновенно улетучилось. Мне уже начинало казаться, что я всю жизнь так проведу в бегах.
– Сколько ещё? – спрашиваю без особой надежды.
– Пару недель потерпи, – смотрит на меня упрямо, даже не думает ведь, идиот, назад сдавать. Ну хоть бы попытался спасти наши шкуры. Нет, он будет стоять на своём до последнего. Неотступно, напористо будет лезть на рожон и меня за собой потащит. Вот же безбашенный.
Проходит неделя, за ней ещё одна. Я почти привыкла к кочевническому образу жизни, поэтому, когда вижу, куда мы приехали, не сразу нахожусь, что сказать.
– Ну, как? – Заур ждёт моей реакции, а я медленно оглядываю элитные новостройки в самом престижном районе города, цветущие клумбы и охранников, разгуливающих с рациями у парковки.
– А как должно быть? – интересуюсь настороженно.
– Район нравится или нет? – вижу, как сдерживает улыбку, пытаясь сохранить свою извечно серьёзную физиономию, и начинаю понимать, что он не шутит.
– Ты серьёзно? А как же конспирация? Как-то это слишком нагло – поселиться в самом центре, да в такой роскоши.
– Но ты ведь этого хотела? Нормальной жизни? Я квартиру нам снял. Вон там, – указывает на самый верх рельефного красивого небоскрёба, а я задираю голову, чтобы проследить за его взглядом. – Отсюда не видно, но на лифте доберемся быстро, – смеётся, уже не сдерживаясь. – Хотя, думаю, ты и без лифта туда долетишь, если узнаешь, кто тебя там ждёт.
Я на Омаева взгляд перевожу, головой качаю.
– Ты шутишь?
– Я не могу больше видеть, как ты без неё мучаешься. И я обещал. Сейчас вроде всё поутихло, так что…
Я бросаюсь ему на шею, крепко обнимаю и визжу, как сумасшедшая. На нас оглядываются проходящие мимо степенные дамочки с собачками, но нам плевать. Омаев, отпрянув назад и заглянув мне в глаза, улыбается и на губы мои набрасывается. Целуемся, словно сумасшедшие, и весь мир перестаёт существовать.
Я отрываюсь от него первой, и Заур мучительно стонет. Чувствую его твёрдую эрекцию и по тому, как рвано он дышит, понимаю, что дураку опять крышу снесло.
– Хочу тебя, – шепчет мне на ухо, проводит языком за ушком. – Давай пойдём, пока не изнасиловал.
Пару минут, пока входим в высотку и поднимаемся на лифте, меня грызут сомнения. Вдруг пошутил? Обманул? Но на Заура смотрю и понимаю, что не мог он так жестоко. Только не со мной.
Когда перед нами открывается дверь квартиры и на пороге возникают смеющиеся тётя Нина и Мариашка, из-под ног едва земля не уходит, и я бросаюсь к ним.
Дочь что-то радостно щебечет, ручками своими меня за шею обнимает. А я не слышу ничего, только от счастья сердце колотится, вот-вот рёбра раскрошит. Плачу и быстро смахиваю слёзы с глаз.
– Малыш мой, как же я по тебе скучала, – прижимаю её к себе, целую сладко-сладко. А она урчит, как котёнок, прижимается всем тельцем. – Ну-ка, дай посмотрю на тебя, – отстраняюсь, окидываю кроху материнским требовательным взглядом. Хотя… Какая из меня мать? Мало того что шалава, так ещё и дочку на хер променяла. И пусть сделала это не по своей воле, но вины моей это не отменяет.
Малышка подросла. Совсем немножко, но я замечаю. И поправилась, щёчки вон пухлее стали, порозовели. Это радует.
– Да всё хорошо у нас, девочка ты моя. Иди, обниму, – тянет меня за руку тётя Нина, и я принимаю её в свои объятия. Золотая женщина. Кто бы ещё стал так о чужом ребёнке заботиться. Не бросила, не отказалась.
– Спасибо, – шепчу, прижимая хрупкую женщину к себе и задыхаясь от слёз. – Спасибо вам, тёть Нин. Я перед вами навеки в долгу.
– Ой, ну что говоришь такое? Глупости! Вы ж мои родные, я куда без вас, моих красавиц? Да и Заур нас очень поддерживал. Вон сколько игрушек этой маленькой хитрюге накупил. Как только приедет, так и привезёт что-то. У нас чемодан кукол уже, хоть ты продавай их, – шутливо ругается тётя Нина, а у меня сердце млеет. Но когда доходит смысл слов тёти Нины, хмурюсь.
– Так ты что, часто их навещал? – поворачиваюсь к Зауру, а тот в своей привычной манере осматривается вокруг беглым взглядом и подталкивает нас в квартиру.
– Заходите, нечего тут стоять. Да, я навещал их. В чём проблема? – как обычно хочет соскочить с неудобного ему разговора. – Не смотри так. Я не мог брать тебя с собой. Заметать следы удобнее одному.
– Удобнее, значит?! Тебе удобнее? А обо мне ты подумал? О нас?! – вспыхиваю мгновенно, а он закрывает за нами дверь на все замки и поворачивается ко мне.
– Не начинай. Я всё сделал, как ты хотела.
Я поджимаю губы и проглатываю ругань. Позже. Всё позже. Главное, что Мариаша теперь со мной.
– Не лугайся на Заула, мамочка. Он холоший, плавда-плавда, – заверяет меня дочь, обнимая его за ноги.
Ну вот. Ещё одна пропала.
ГЛАВА 8
– Мамочка, а мы плоснулись! Что на завтлак? – слышу радостный вопль дочери прямо из коридора, и тут же она въезжает на кухню верхом на Зауре. Омаев в своей мрачной манере медведя-гризли топает к столу, опускает кроху на стул и садится рядом. А я замечаю, как дёргаются уголки его губ. Нравится ему с Марианкой дурачиться. Хоть и хмурится постоянно. Но то, скорее, от мыслей неутихающих. Ведь теперь он за нас в ответе. А это, я уверена, не так легко, как может показаться со стороны.
– Да, кстати, что там на завтрак? – и на меня взгляд поднимает. Скользит им по моему халату от декольте до бёдер и на лицо снова смотрит. – Красивая.
– Да, мамочка очень класивая. Потому что она кололева, – по-деловому кивает дочь и усаживает на соседний стул свою новую куклу, подаренную Омаевым. Продавщицы в детском магазине едва с ног не свалились, подыскивая ему «то, что нужно». А потом втихаря умилялись, какой замечательный папочка. Я же стояла в сторонке и не могла налюбоваться этим дурачиной. И тогда впервые у меня проскочила наиглупейшая мысль, что я бы родила ему сына. Ну или ещё одну доченьку. И чтобы вот так же их баловал. Чтобы по вечерам играл с ними, а по утрам будил завтракать.
Мечты-мечты… Какую же боль они причиняют, когда понимаешь, что им никогда не сбыться.
– Эй, королева? – усмехается Омаев, заметив мой ступор. – Кормить нас будешь?
– Завтлак! Завтлак! – начинает верещать Мариашка, и я, оглохнув, отмахиваюсь от них.
– Не шумите, сейчас всё будет.
Тётя Нина помогает мне накрыть на стол, и мы завтракаем, как одна семья. Будто всегда так было. Будто, и правда, всё у нас вот так. Весело, шумно, со смехом и шутками.
И Марианну я такой счастливой не видела никогда. Может, ей, и правда, недоставало мужского присутствия. Папы…
Идиллию нарушает Омаев, когда, отодвинув свою тарелку, вставляет в мобильный новую сим-карту. Бросает на меня виноватый взгляд и выходит из кухни, кого-то набрав.
Мне пояснения не нужны. Понимаю, что снова со своим информатором связывается. И снова поедет с ним встречаться. Улыбка тут же испаряется, а тётя Нина с беспокойством поглядывает в мою сторону.
– Всё хорошо?
Я смотрю в глаза женщине, ставшей нам уже родной, отрицательно качаю головой. Какое тут хорошо? Мы все в опасности. И хоть Омаев пытается делать вид, что нас уже никто не ищет, всё равно меня накрывает паникой, стоит ему куда-то уйти. А тут ещё дочь, тётя Нина. Как мне не переживать за них?
Она меня понимает без слов, вздыхает.
– Когда-нибудь всё плохое закончится. Нужно только потерпеть.
Слабо улыбаюсь, завидуя её терпению.
После завтрака тётя Нина с Мариашей идут в комнату смотреть мультики, а Заур уходит. Я молча провожаю его до двери, жду, пока тот оденется.
– Может, не пойдёшь? Не нравится мне всё это.
– Илан, я разберусь, – бросает немного раздражённо, но тут же притягивает меня к себе. – Целовать будешь?
– Буду, – улыбаюсь и касаюсь губами его губ. Провожу по небритой щеке пальцами, снова целую. А он глаза закрыл, балдеет, как кот мартовский. Ну и дурачина… – И всё же я переживаю. Каждый раз, когда ты исчезаешь, мне кажется, что однажды не вернёшься. Мне страшно, Заур.
Он глаза открывает, в мои долго-долго смотрит.
– Я всегда буду возвращаться. Обещаю.
И я ему верю. Знаю, дура. Но так хочется, чтобы сказка не заканчивалась. Безумно.
