Никогда меня не привлекали бабы в штанах и бабкиных вязаных кофтах. Никогда не возбуждался от сбитых плоскодонок и квадратных портфелей. Но этот напалм в глазах! Эти раскрытые от удивления пухлые губы. Эти сжатые до побелевших костяшек кулаки.
Мне даже пофиг стало, есть ли на ней сегодня трусы. Яйца, как дрессированные болванчики, тут же приподнялись, и адреналин загудел в крови.
– Ты! Ты!
Леночку-сладкую-девочку даже заманивать не пришлось. Она тигрицей бросилась на меня сама. Оставалось только подсечь и не допустить очередного членовредительства.
– Я тоже рад тебя видеть! – схватить девчонку за руку и скрутить было просто.
Она льшь охнуть успела, как оказалась прижата спиной к моей груди. Тот, о кого она ударилась попой, тут же на радостях растопырился.
– Маньяк! Подонок!
– От счастья имя мое забыла?
– Да чтоб ты провалился. Вместе с именем!
Не знаю, что именно сработало: захват или что-то другое, но в тональности моей добычи добавились хриплые нотки.
– Ты меня работы лишил! Вообще понимаешь, что наделал? – она попыталась вырваться. Плечом ударила в грудь, попой прошлась по паху. По всей длине. От основания до набухшей головки. Будто поздоровалась. – Извращенец, – всхлипнув, добавила.
А вот всхлипнула она, конечно, зря. Если до этого от выпуклостей под пальцами внизу уже ныло, то после всхлипа, грудного, короткого, стоп-кран слетел на хрен.
– Уверена, что хочешь прямо тут разговаривать?
– Какое разговаривать? Скотина! Я видеть тебя не хочу!
– Сама напросилась!
Не обращая внимания на удивленные взгляды через окно, я прижал девку к боку своего «Порша». Зафиксировал руки над головой и поцеловал. Жестко, как заслужила. С языком, злостью и жадностью. Сама виновата. Не надо было провоцировать! Ртом своим грязным. Задницей упругой. Яростью, от которой крышу рвало.
Целовал долго. Отыгрывался за вчерашний побег. Наказывал. До исцарапанных зубами губ и тонкого стона. Общего!
Ума не приложу, что это была за хрень, но от вкуса губ и языка конкретно так вело. Сладкая она была. Слаще конфеты. Сосал бы этот язык и сосал. Всю бы ее вылизал. Вдыхал запах и шизел от того, какая она настоящая. Без духов, штукатурки, дряни в губах и прочего ГМО. Взрослая, а чистенькая как девочка. Хоть в Красную книгу заноси… а лучше – в спальню.
После самым сложным оказалось не поддаться искушению и не утянуть беглянку на заднее сиденье. Член был двумя яйцами «за». Мозг, спинной который, всеми позвонками – тоже, но тридцать пять – не восемнадцать. Справиться с собой кое-как удалось.
Лена
Всего за несколько минут я сгорела дважды. Первый раз от стыда. Весь магазин, наверное, видел, как этот неандерталец меня возле машины своей притиснул.
Второй раз от собственной реакции на его губы. Стыдно было об этом думать, но я, наверное, и кончить так, от поцелуя, могла. Язык маньяка такие штуки у меня во рту вытворял, что извилины выпрямлялись, а в трусах… непривычно там сейчас было. Горячо и сыро.
Не представляю, как бы через весь город домой поехала такая, мокрая и отупевшая. Но придумывать ничего и не пришлось. Меня, как вазу хрустальную династии Мин, аккуратно водрузили на кожаное сиденье джипа. Закрепили ремнем безопасности и еще по коленям погладили. Нежно, ласково. Будто сокровище.
– Вот видишь, можешь же быть умницей.
Не спрашивая, хочу ли я с ним ехать, мой похититель закрыл дверь. Потом для надежности заблокировал ее изнутри.
Еще не до конца оправившись от орального изнасилования, я ничего не сказала. Одна часть мозга, та, которая отвечала за бюджет и инстинкт самосохранения, отчаянно посылала сигналы «SOS». Другая, ответственная за бабскую дурость и эмоции, требовала продолжения банкета.
Прийти в себя я смогла минут через пять. К тому времени мы уже прилично отъехали от моей работы… бывшей работы! И куда направлялись, я даже представить не могла.
– Если попытаешься изнасиловать, буду сопротивляться, – первое, что произнесла я за нашу дорогу.
Басманский стрельнул в меня своими голубыми глазищами. Ухмыльнулся, как котяра, сцапавший мышь. И не ответил.
– Работать я на тебя тоже не буду. Не надейся! Мне позор на весь офис не нужен, как и зарплата, добытая таким путем.
От второй моей фразы улыбка маньяка стала еще шире. Засветился весь. В машине, казалось, аж посветлело.
На этом мне бы успокоиться. Собрать мысли в кучу. Подумать, как домой добираться буду, как работу искать. Но эта его реакция странная… словно я своими словами только раззадориваю. Бензин в костер подливаю.
Точно ненормальный. Если бы не запер, на светофоре выпрыгнула бы. Из двух опасностей: удариться или остаться, вторая казалась самой страшной.
Почему так, объяснить я себе не могла, но память, словно садистка, проматывала по кругу оба поцелуя: в офисе и на улице. Губы саднило. Ладони все еще чесались. А нервы… на них играть можно было. Натянутые в струны. Совсем как и мышцы. Даже те, внизу, какими давно не пользовалась.
Четыре года с Васькой меня к такому не готовили. С ним спокойно все было. До поры.
Чем бы закончились мои душевные терзания, покатайся мы еще часик рядом, я не представляла. Но возле одной из модных, недавно отгроханных высоток Басманский нажал на тормоз и припарковался.
– Я говорила. Буду кричать, – нервно сглотнув, напомнила я.
Маньяк прихватил какую-то папку и, улыбаясь во все тридцать два, повернулся ко мне.
– Очень на это надеюсь.
Глава 5. Все взрослые делают это
«Хорошие девочки мечтают о рае, а плохие наслаждаются им при жизни».
Энциклопедия женской мудрости
Лена
О том, зачем этот гад привез меня, идея была только одна. Приятная и неприятная одновременно – завершать то, что не закончил в офисе. Мстить за гордость свою ущемленную и отказ работать на него. Может, еще за что-нибудь – кто этих маньяков поймет.
Больших надежд, что отобьюсь, я не питала. На своем столе он меня уже почти поимел. На парковке возле магазина одним ртом в желе превратил. Сопротивляемость моя, как оказалось, ниже плинтуса. Открытие не самое радостное. От гордой и независимой матери-одиночки до нимфоманки, считай, всего шаг.
Чтобы не узнать о себе еще чего-нибудь малоприятного, следовало бы сбежать. Вырваться из загребущих лапищ, позвать на помощь или, как в школе учили, завопить по все горло: «Пожар!»
Последняя идея, наверное, была самая эффективная. Только что-то подсказывало – опасная. Крикни я о пожаре, Басманский, скорее всего, тут же зажмет меня в каком-нибудь углу. Потом примется тушить пожар своим собственным шлангом, внушительным и горячим. Терлись, знаем.
«Так, стоп!» – после мысли о шланге к внезапной тахикардии добавилась подозрительная слепота. Задумавшись, я чуть не вписалась в стеклянные двери. И только вклинившаяся между мной и стеклом длинная мужская нога спасла от сотрясения.
Меньше всего похитивший меня гад заслуживал благодарности, но некоторые вещи выбить из подкорки было невозможно.
– Спасибо, – на автомате пролепетала я. И тут же вместо «пожалуйста» получила увесистый шлепок по попе.
– Голову береги. У меня на нее еще планы, – маньяк сильнее притиснул мою безвольную тушку к своему каменному боку и потащил по просторному фойе вперед.
Вариант с побегом в такой ситуации даже рассматривать было нельзя.
Оставалось последнее.
Воспользовавшись короткой передышкой, пока мы ждали лифт, я принялась вертеть головой по сторонам.
Слева за широкими плечами и гладко выбритым подбородком виднелась барная стойка. С дорогой кофемашиной, высокими бутылками ароматных сиропов, стаканчиками и без единой живой души.
Справа – стойка портье с седым старичком. Весовые категории у него с Басманским, конечно, были разные. Звать на помощь негуманно. Но сейчас меня беспокоило только собственное спасение.
Лифт стремительно приближался к первому этажу, и медлить я не стала.
Резко вырвавшись из захвата, крутанулась к ресепшену. Раскрыла рот и громко произнесла:
– Не могли бы вы…
Закончить не удалось. На губы легла ладонь, и окончание фразы пришлось шептать между пальцев.
Старик, конечно же, мой шепот не услышал. Но голову поднял.
– Милочка, вы что-то сказали?
То, что у «милочки» зажат рот, он почему-то в упор не замечал.
– Все в порядке, Евгений Михайлович, дама со мной, – абсолютно спокойно, будто каждый день насильно таскает в свою берлогу женщин, произнес мой похититель.
От досады и злости я впилась зубами в один из пальцев. Прикусила, как соседская болонка хозяйские сапоги. Ее за это отправляли гулять. В одиночестве и в дождь, и в снег. Мне сейчас это было то, что нужно. Но двери лифта разъехались, и без всяких церемоний меня толкнули в пустую кабинку.
Теперь кричать о помощи или биться в панике было поздно. Паника, кстати, почему-то не возникла. Голубые глаза прожигали взглядом насквозь. На высоких красивых скулах ходили желваки, а я словно бояться разучилась.
По привычке, совсем как вчера, жалась спиной к стенке лифта. Крепко держалась за полы своей кофты. Ни капли не эротичной. И думала. Теперь уже без ненужных фантазий. О положении своем незавидном. О том, как за честь сражаться буду. И о чем-нибудь тяжелом, чем можно было огреть моего несостоявшегося босса по голове.
Так до пятнадцатого этажа и доехали. А потом раскрылись дверцы, и вместо коридора с номерами квартир передо мной оказался ресторан. Новенький, весь в металле и дереве. Явно очень дорогой.
– Ты поесть меня, что ли, привез? – вся злость от удивления схлынула.
– Расстроилась?
– Н-нет… А может, не надо?
Такой дурой я не чувствовала себя никогда. Мало того, что все уши гаду про изнасилование прожужжала, будто напрашивалась. Так еще и место это… я ведь здесь как Золушка была. Только без предварительного тюнинга от крестной.
– Надо, сладкая, очень надо!
Быстро определившись, куда нам идти, Басманский подхватил меня под локоть и уже привычно продолжил буксировку. К столику. Дальнему, с табличкой «Зарезервировано».
Добрались быстро. От белизны скатерти и блеска хрустальной вазочки с одинокой лилией я растерялась еще сильнее. А дальше все было как в кино: стульчик туда-сюда, папочка тисненая с меню, официант с улыбкой до ушей.
Точно как в Золушке. Современной. Про проститутку.
Уж не знаю, читалось ли это на моем лице, но Басманский тоже как-то непривычно затих. Ни команд, ни прикосновений. Только смотрел внимательно. Мозг буравил. И словно невидимую зубочистку в зубах перекатывал.
К возвращению официанта от этого взгляда уже хотелось веер или опахало какое-нибудь попросить. Но за нас двоих попросил Басманский. И горячее, и десерт, и вино.
– Мне нельзя. Еще работа впереди, а тебе по контракту можно, – как бы между делом пояснил он.
С этой фразы контузия меня и отпустила.
– По какому контракту? – откашлялась. – Я твоими стараниями безработная. Забыл?
– Утром безработная, к полднику нанятая.
Наглец тяжелым взглядом посмотрел куда-то мне за спину.
– В моей жизни ничего такого не бывает, – я обернулась, чтобы понять, куда он смотрит. Волосы откинула, но присматриваться не пришлось. Прямо передо мной на скатерть опустился хрустальный бокал, и тут же в него полилась ароматная рубиновая жидкость.
– Все когда-нибудь случается в первый раз, – дождавшись, когда официант уйдет, Басманский пододвинул ко мне папку и кивнул. – Я тебя нанимаю.
– Что?
– Ручка там есть. Подпись поставь внизу каждой страницы. Мои уже стоят.
Нахал приказывал так, будто я сказала «да» и получила первую зарплату.
– А если мне не интересно? – Папки даже касаться было страшно. Про то, что не буду работать у него секретаршей, я уже сказала. Да и сомнительно, чтобы этот гад так напрягался ради временной замены Лиле.
Скорее всего, в папке было что-то другое. Далекое от стандартной работы или вообще неприличное.
– Совсем не хочешь смотреть? – Голубые глаза сощурились. – И строчку с зарплатой?
Мое предчувствие все больше казалось верным.
– Не-а. – Я взяла бокал. Покрутила в пальцах.
– Сдрейфила? – Басманский откинулся на спинку стула. – Неожиданно для девчонки, которая готова была в штаны ко мне залезть на парковке.
– Ты… Ты слишком о себе высокого мнения!
– А ты трусиха!
– Нет!
