– О чем вы?
– Разве Хасин не сказал вам? Ночью погибли три человека. Точная причина смерти не установлена, но все три жертвы находились в районах, где были слышны ночные крики. Отец Мартин был прав, когда просил вас поторопиться.
– Да пребудет с нами Господь. Пожалуйста, поблагодарите его за мое спасение, отец.
– Возможно, вы могли бы предложить своим спутникам, чтобы они прошли отпущение грехов после лауды? Нужно вести себя осторожно, когда рядом рыщет дьявол.
Краем глаза каноник наблюдал за Оанко, который не переставал исследовать пальцами деревянные статуи вдоль нефа, несмотря на неоднократные предупреждения Лиз.
– Мы так и планировали, – смущенно ответил Энндал.
Отец Нарцис провел лауду. Он говорил с прихожанами, которых в этот ранний час было немного, так пылко, как будто собрался весь Каркасон. Он рассказал о трех мужчинах, умерших ночью, и, как и архиепископ накануне, использовал все свои ораторские таланты, чтобы убедить аудиторию в необходимости всеобщего покаяния. Был ли он более одаренным, чем его наставник, или Брисеида стала более чувствительной к злым речам теперь, когда она пообщалась с демонами Каркасона? Когда она слушала его с тяжелым сердцем, стоя на коленях на необработанных досках, она чувствовала себя потрясенной убранством собора. Возможно, горгульи были только снаружи, но в каждом уголке здания произведения искусства напоминали ей о неизбежном падении грешников, о котором говорил каноник. Висящие на стенах картины, иллюстрирующие мучения в аду, а также застывшие в ужасе выражения монстров, выгравированные на темном дереве сидений… Ничто не оставалось без внимания. Куда бы она ни посмотрела, собор напоминал о дамокловом мече, занесенном над головами тех, кто осмелился пойти по неверному пути.
Наконец им разрешили встать. Брисеида поднялась, колени болели, ноги сводило судорогой, а по позвоночнику пробегал холодок. Солнце только пробивалось сквозь витражи, когда Энндал указал на исповедальню, установленную вдоль трансепта.
– Что мы должны им сказать? – ворчала Лиз. – Только правду и ничего, кроме правды? Песочники, Площадь Времени и все остальное?
– Довольствуйтесь тем, что вы освободитесь от своих грехов.
– Дамы, вперед, – сказал Леонель, услужливо отступая в сторону, чтобы пропустить Брисеиду.
Она ответила на его улыбку вполне заслуженной гримасой.
Энндал открыл дверь исповедальни, и девушка оказалась заключенной в небольшой деревянный ящик. Створка перегородки открылась с резким лязгом.
В наступившей тишине Брисеида подумала, что от нее наверняка ожидают произнесения ритуальной формулы. Не в силах придумать подходящую фразу, она решила подождать. Наконец, до нее донесся слабый голос:
– Говорите, я слушаю вас.
– Отец, я согрешила, – сказала она в порыве воодушевления, которое, к сожалению, не продлилось долго.
Когда она шла к исповедальне, то пообещала себе, что постарается придумать, что сказать. Но у нее не получилось. Она не могла рассказать священнику, что списывала на контрольной по математике, ведь здесь женщины, конечно, не ходили в школу. Она также не могла рассказать, как брала у матери деньги на свою коллекцию открыток с приколами.
– Да?
Брисеида схватилась за края оконной рамы. Она только сейчас узнала Уголина Попьяна. Внезапно видение прошедшего дня вернулось к ней очень отчетливо.
– Отец… отец, вчера я видела на краю умывальни существо с носом, как у Пиноккио. Ну, то есть с очень длинным носом. И с очень маленькими круглыми глазами, и волосами, которые так легко парили в воздухе, что казалось, будто они движутся в воде… Вы видите зачарованных фей, отец?
Конечно, она тут же пожалела о своей неосторожности. Если Уголин не являлся частью Элиты, он обязательно передал бы ее слова другому канонику, который бы точно был связан с Элитой. Но она должна была знать.
Отец Попьян повернул голову, демонстрируя свое вытянутое белое лицо. Даже с расстояния менее метра, когда он смотрел в глаза Брисеиды, казалось, что он смотрит мимо нее, куда-то вдаль. Он робко улыбнулся:
– Во имя Отца и Сына и Святого Духа, я прощаю вас. Аминь.
– Ответственны ли они за смерть этих людей, отец?
С резким щелчком закрылся маленький деревянный затвор.
– Уже? – вполголоса сказал Энндал, увидев ее. – Видимо, тебе нечего было рассказывать.
– Там Уголин Попьян.
Менг решительно положил руку на плечо Энндала и поспешил в исповедальню: не волнуйтесь, он разберется. Энндал, кажется, сомневался в этом, но тут же он увидел, как Оанко уходит в сторону небольшой открытой часовни в задней части трансепта, исследуя каждое свое открытие кончиками пальцев. Он решил догнать его.
– Жрецы убьют тебя собственными руками, если ты прикоснешься к Плащанице, друг мой, – сказал он, уводя Оанко в безопасное место.
Менг не стал рассказывать о своей беседе с отцом Попьяном. Наверное, все прошло не очень хорошо. Каноникам удалось испытать нервы Брисеиды. Ей нужны были перерыв и свежий воздух. На площади горгульи казались вышедшими из Уст адовых, покрасневшими от яркого света восходящего солнца. Прекрасно и ужасно одновременно. Пока Брисеида ждала остальных, она решила пройтись в сторону верхней городской стены. Вид на нижний город и заснеженные горы, розовеющие в лучах восходящего солнца, был восхитительным.
– Не очень разговорчивый этот Уголин, – заметил Леонель, подходя к ней. – Но нас предупреждали. И его нельзя винить: священник в исповедальне просто слушает. В чем ты ему призналась? Что ты растяпа? О боже! Ты видела луг? Энндал расстроится!
Он указал на большое пространство травы возле рощи, где они накануне проводили свои эксперименты. Увлеченная пейзажем на горизонте, Брисеида не заметила, как начали возводить палатки и привозить бревна.
– Они готовят площадку для турниров, – сказал Энндал, подойдя вместе с остальными через несколько минут. – Мы не можем продолжать наши эксперименты там, нужно найти другое место.
– Энндал, я тут подумала, – заговорила Лиз. – Ты прав, мы не должны идти за вуивром. Химеры терроризируют город, и Цитадель замаскировала свое вторжение, используя легенду об Ольховом короле, который управляет своими созданиями. В этой легенде описывается, как именно Цитадель отбирает своих студентов. Но в отличие от китайской легенды о ткачихе это гнусная история, конец которой может положить рубин вуивра. Лучшим способом избавиться от Ольхового короля и влияния Цитадели – пойти и получить этот камень… Если только легенда о рубине также не была возрождена Элитой. Если Цитадель будет сама контролировать сложившуюся ситуацию и ее решение, а мы окажемся втянутыми в ее игру, то она обманет нас, как в прошлый раз.
– Но почему священнослужители призывают нас не ехать на охоту? – спросил Леонель.
– Не все священнослужители входят в Элиту, – ответил Энндал. – Как и мастера фэн-шуй у Менга дома.
– Но те, кого мы подозреваем, в итоге оказываются частью Элиты, – ответил Леонель. – Как и мастера фэн-шуй у Менга дома.
– Есть те, кто не может удержаться, чтобы не прикоснуться к запретному плоду, – вмешалась Лиз. – Они отправятся на охоту именно потому, что духовенство запрещает ее. Элита будет ожидать такой реакции от потенциальных противников. Что касается остального… Цитадель хочет контролировать количество участников охоты. Именно это они делают сейчас, разрешая рыцарям передвигаться без сопровождения. Если кому-то удастся завладеть рубином и обнаружить, что он никак не влияет на присутствие химер в городе, то для этого смельчака все закончится плохо. Я сомневаюсь, что в самой Цитадели есть легенда, в которой говорится, как уничтожить поток химер. Мы не должны идти к озеру. Наша настоящая проблема сосредоточена в городе.
Менг задумчиво кивнул.
– Нужно осмотреть места, где погибли те мирные жители, – сказал он.
– Да, – признал Энндал. – Но я не могу рисковать и второй раз попасться на глаза с нашими приборами. Вам придется идти без меня.
– Ты когда-нибудь слышал о зачарованных феях? – спросила его Брисеида.
– Да.
– Кажется, я видела одну вчера вечером. Поговорив с Уголином, я поняла, что если будем рисовать китайских драконов, то далеко не продвинемся. Даже если энергия ци является общей для всех химер, каждая из них должна иметь свою собственную черту, характерную для ее культуры. Чтобы привлечь зачарованных, нам придется нарисовать именно их. Энндал, мы могли бы потренироваться, пока остальные будут исследовать город. А когда будем готовы, то покажем вам, как адаптировать ваши рисунки для этого времени, – сказала она, повернувшись к своим друзьям.
Поэтому Брисеида и Энндал остались в богадельне, а остальные спустились в нижний город, вооружившись своими приборами для исследований. Брисеида устроилась у изножья одной из кроватей и достала чернила и кисти. Энндал прислонился к подоконнику, он возился с кулоном Кассандры.
– Что ты хочешь узнать?
Брисеида пожала плечами:
– Не знаю, расскажи мне все, что знаешь, а там посмотрим.
Энндал рассказал несколько историй, услышанных им в тавернах. Зачарованные появлялись ночью, возле помойных ям, в пещерах или кустах, окруженные ореолом света. Брисеида приступила к работе. Если ей было трудно нарисовать свирепость чудовищного дракона чернилами, то по сравнению с нежностью существ, одетых в лунный свет, драконы казались сущим пустяком. Она чувствовала себя так, словно ей пришлось начинать все сначала. Время от времени она поднимала голову, чтобы спросить мнение Энндала – есть ли у зачарованных оружие? А ноги? – но каждый раз рыцарь, казалось, все глубже погружался в свои мысли, его взгляд скользил по горизонту, кончиками пальцев он касался кожаного мешочка Кассандры. Вскоре у нее уже не было сил беспокоить его. Брисеила все равно не могла сосредоточиться. Слова каноника во время лауды и слова архиепископа накануне поглощали ее и мешали думать. Кроме того, она уже некоторое время ждала возможности поговорить с Бенджи. Ему, вероятно, было интересно, что она задумала.
– Не против, если я сделаю перерыв?
Энндал неопределенно махнул рукой. Брисеида положила блокнот на колени, достала перо, дрожа от волнения.
Бенджи?
Шею начало покалывать, зрение затуманилось, и она с облегчением скользнула в Цитадель.
Бенджи ждал, сложив руки на груди, уставившись на минотавра, которого он теперь принял за визуальный ориентир. Брисеида уселась перед изображением химеры.
– В прошлый раз ты ушла слишком быстро.
– Прости, мне пришлось. Я вернулась, как только смогла.
– Я рад, что ты вернулась.
– Итак, чтобы продолжить наш разговор и поскольку мы теперь доверяем друг другу… Не расскажешь мне, что теперь ты знаешь о химерах, когда вступил в третий месяц?
– То, что я теперь знаю о Цитадели, важнее всего. Мир Снов, о котором говорил твой брат Нил Куба-младший, действительно существует: мы находимся в самом его центре. Поэтому времени здесь не существует. Оно не нужно в метафизическом мире. Хотя я еще не до конца разобрался. Я не совсем понимаю, где ты находишься.
Брисеида сделала вид, что не заметила удочку, которую он забросил. Бенджи наконец сказал:
– Я знаю, что химеры – это существа из этого мира, из Мира Снов, но иногда они проскальзывают в физический мир по желанию человека, который своим искусством создает для них мосты в физический мир. Я также знаю, что Цитадель не случайно разместила здесь все эти картины. Она научилась контролировать определенных химер и заставляет их переходить из одного мира в другой через этот проход, комнату, где я сейчас нахожусь, и через многие другие, спрятанные в закоулках крепости. И я понимаю, как Цитадель использует химер в своих интересах в физическом мире. Еще я знаю, что тип переходного отсека, в котором мы находимся, называется «Химера-Цитадель», этот термин используют проводники, которые также время от времени говорят о переходе «Элита-школа». Что заставляет меня предположить посредством логического вывода, что мы с тобой попали сюда не через тайные переходы, скрытые за картинами нашего временного пространства, а именно через картины… Довольно безумно, не находишь? Все равно что сказать, что наша сущность подобна сущности химер. Химеры – это идеи, а что такое разум, если не скопление идей? Это объясняет, почему проводники так стремятся к тромплею.
Брисеида молчала. Она знала, что химера необходима для сопровождения души через картину, так как сама пережила подобное в Греции. Теория Бенджи не учитывала различные плоскости реальности. Но объясняла одержимость проводников тромплеем и была еще одним свидетельством незаурядного ума ее друга. Он был так близок к истине… Она не хотела рисковать, рассказывая ему о своей встрече с херувимом.
– Это для начала, – осторожно сказала она, – но ты забываешь о том, что мы узнали из статуи Нила Кубы-младшего.
– Девять дисков реальности твоего брата?
– Да… Для того чтобы пройти сквозь полотно картины, нужно отрешиться от физического мира. Думаю, такое возможно на верхних этажах, доступных только химерам.
– Да, наверное… Если только человек не спит.
Когда Брисеида попала в Цитадель, то была без сознания. Может он быть прав?
– А что другие думают о твоей теории?
– Уиллис и его команда? Они и так считают меня безумным, поэтому не вижу смысла рассказывать им.
Брисеида задумчиво молчала. Конечно, Уиллис не принял бы его слова всерьез. Хотя она знала, что только ее разум путешествует, она все еще не могла привыкнуть к этому.
– Ты когда-нибудь слышал о падении как о высшей мере наказания, Бенджи? Там, где я нахожусь, это слово у всех на устах.
– Полагаю, это наказание, предназначенное для химер. Те, которые не соблюдают договор с Цитаделью. Пока об этом ничего не известно, но я нашел много подобных картин. В частности, миф о падении сатаны.
– Ты думаешь, что сатана – химера?
– Сатана – создание человеческого разума, состоящее из тела человека и крыльев птицы. Разве не похоже на описание химеры?
– Но что, если дьявол действительно существует?
Бенджи пожал плечами:
– Каждый может называть его как угодно, придумывать для него разные происхождения, результат остается тем же. Ты так не думаешь?
– Я не знаю…
Она поняла, на что он намекает: если Сатана был выдумкой человека, то он оставался такой же химерой, как и все остальные, находясь под управлением Элиты. Поэтому им не стоило его бояться. Но Брисеида больше не была на стороне Цитадели. И представление дьявола как химеры не успокаивало ее, совсем наоборот… Она всегда представляла себе дьявола как фантазию из ушедшей эпохи, которая никогда не коснется ее. Но теперь она верила в химер, и если дьявол был таковым, то у него тоже существовало свое место в реальном мире. Страх, который она прочитала в глазах монахов, был оправдан. Брисеиде не очень понравилась эта идея. Можно ли представить себе более страшное существо, чем сам дьявол?
– Я также слышала, что Святой Грааль и библиотека – это одно и то же. В Святом Граале хранится высшее знание, которое Персеваль не сумел получить, потому что задавал неправильные вопросы, когда впервые нашел его.
Глаза Бенджи засияли.
– Я оказался умнее Персеваля. В его руках находилась тайна библиотеки, и он позволил ей ускользнуть. Я попросил у библиотеки песенную карту, чтобы вернуться в любое время, и получил ее.
Брисеиде захотелось рассмеяться. Бенджи считал себя конкурентом Персеваля и заявлял об этом со всей серьезностью. Он очень волновался, что его могут посчитать дураком.
– Если ты можешь так легко найти библиотеку, почему бы тебе не вернуться? Почему мы просто обыскиваем лабиринт Цитадели?
– Потому что библиотека – это сердце Цитадели. Все защитные механизмы, которые использует Цитадель, множатся на десять. Тогда мы ничего не получим. Слишком много информации ускользает.
– Мы ведь даже не пытались.
– Однажды я подслушал разговор между учениками восьмого и девятого месяцев. Они говорили о специальной двери, через которую можно войти в библиотеку. По их мнению, только войдя в эту дверь, можно избежать всех ловушек библиотеки и получить от нее то, что желаешь. Они называли ее дверью к истине.
– Твой знаменитый рубильник, – весело заметила Брисеида.
Он улыбнулся ей:
– Я никогда не искал ничего другого… Знаешь что? Ты права. Мы должны хотя бы попытаться. Вот так, – сказал он, разворачивая зонтик с колокольчиком. – Мадам, ваша карета. В библиотеку!
Брисеида затаила дыхание, надеясь, что он забудет о своем недоверии и споет вслух песенную карту Цитадели. Но он только что-то невнятно пробормотал, как обычно.
– Нет смысла пытаться запомнить дорогу, – сказал он вдруг на перекрестке, угадав ее мысли, когда она на мгновение взяла в руки зонт, чтобы лучше ориентироваться на местности. – Поверь мне, это невозможно. В противном случае Цитадель давно бы пала. Это ее лучшая защита.
Брисеида не обращала на него внимания, сбитая с толку множеством коридоров и лестниц, через которые они прошли.
Через двадцать минут Бенджи остановился.
