– Ах. Да, разумеется.
Стараюсь не показывать свое разочарование.
Сент-Клэр усмехается.
– Это только первая учебная неделя. У нас есть все время мира, чтобы посетить твой музей.
У нас. Почему-то все мое нутро сжимается. Сент-Клэр и я. Я и Сент-Клэр.
Вскоре мы входим в район, еще более наполненный туристами, чем наш округ, битком набитый шумными ресторанами, магазинчиками и отелями. Повсюду раздаются голоса уличных торговцев, кричащих по-английски:
– Кус-кус! Вы любите кус-кус?
И дороги здесь такие узкие, что машинам по ним не проехать. Мы идем посреди улицы, проталкиваясь сквозь толпу. Все это напоминает карнавал.
– Где мы? – хотелось бы мне не задавать так много вопросов.
– Между рю Сен-Мишель и Сен-Жак.
Я стреляю в него взглядом.
– «Рю» значит «улица». И мы все еще в латинском квартале.
– Правда? Но мы шли целых…
– Десять? Пятнадцать минут? – поддразнивает меня он.
Очевидно, что лондонцы или парижане, или кем бы он себя ни считал, не привыкли к славе владельцев авто. Я скучаю по своей машине, несмотря на проблемы с мотором. И отсутствие кондиционера. И сломанный динамик. Я рассказываю Сент-Клэру об этом, а в ответ удостаиваюсь снисходительной улыбки.
– Будь она у тебя здесь, все равно бы не принесла никакой пользы. Во Франции запрещено водить автомобиль, если тебе нет восемнадцати.
– Тогда ты бы смог нас возить, – тут же ответила я.
– Нет, не смог бы.
– Ты сказал, что у тебя был день рождения! Так и знала, что врешь, никто бы…
– Дело не в этом, – смеется Сент-Клэр. – Я не умею водить.
– Серьезно? – у меня не получается сдержать злобную ухмылку, расползающуюся по лицу. – Хочешь сказать, я умею делать что-то, чего не умеешь ты?
Он улыбается в ответ.
– Шокирующе, правда? Но у меня никогда не возникало потребности. Мне вполне достаточно общественного транспорта и здесь, и в Сан-Франциско, и в Лондоне.
– Вполне достаточно.
– Замолчи, – он снова смеется. – Кстати, знаешь, почему это место называют Латинским кварталом?
Я вопросительно приподнимаю бровь.
– Несколько веков назад студенты Сорбонны – это там, – показывает он рукой. – Один из старейших университетов мира. В общем, студенты Сорбонны учились и говорили друг с другом исключительно на латыни. И название прижилось.
На мгновение повисает тишина.
– Так и было? Это вся история?
– Да. Боже, ты права. Это полная ахинея.
Я обхожу еще одного надоедливого уличного торговца.
– Ахинея?
– Ерунда. Хрень. Дерьмо.
Ахинея. О, небеса, это мило.
Мы заворачиваем за угол и – вот она – река Сена. Огни города покачиваются в ряби на поверхности воды. Я втягиваю носом воздух. Он великолепен. Вдоль берега прогуливаются парочки, а книготорговцы выставляют грязные картонные коробки с книгами в мягких обложках и старыми выпусками популярных журналов. Мужчина с рыжей бородой бренчит на гитаре и напевает грустную песню. Мы слушаем его пару минут, и Сент-Клэр бросает несколько евро в футляр для гитары.
А потом, когда мы снова оборачиваемся к реке, я вижу его.
Нотр-Дам.
Разумеется, я узнаю его по фотографиям. Но если Сент-Этьен – это большой собор, он ничто, НИЧТО по сравнению с Нотр-дамом. Сооружение напоминает огромный корабль, плывущий вниз по течению. Массивный. Громадный. Величественный. Его подсветка абсурдно напоминает мне Мир Диснея, но это гораздо более волшебное место, чем все, что мог придумать Уолт. Ветви зеленых лиан спускаются по стенам в воду, завершая сказочный облик.
Я медленно выдыхаю.
– Это прекрасно.
Сент-Клэр пристально наблюдает за мной.
– Никогда не видела ничего подобного, – не представляю, что еще можно сказать.
Нам осталось только пересечь мост, чтобы добраться до места. Я и не знала, что Нотр-Дам был построен на острове. Сент-Клэр говорит, что мы направляемся на ?le de la Citе, остров Ситэ, и это старейший район Парижа. Под нами мерцает Сена, глубокая и зеленая, а под мостом скользит лодка, увешанная огоньками. Я заглядываю за край моста.
– Посмотри! Этот парень в стельку пьян. Он точно свалится за бо… – я оглядываюсь и вижу, что Сент-Клэр бредет по дороге, в нескольких футах от края моста.
На мгновение я сбита с толку. А затем меня озаряет.
– Что? Ты ведь не боишься высоты?
Сент-Клэр смотрит перед собой, на освещенный силуэт Нотр-Дама.
– Я просто не понимаю, зачем стоять на краю, когда прямо перед тобой есть достаточно свободного места для прогулки.
– Ах, так значит все дело в свободном месте?
– Прекрати, или я начну проверять твои знания о Распутине. Или о французском спряжении глаголов.
Я перегибаюсь через край и притворяюсь, что теряю равновесие. Сент-Клэр бледнеет на глазах.
– Нет! Не надо! – он протягивает руки, словно собираясь меня спасти, затем хватается за живот, будто его сейчас вырвет.
– Прости! – я отпрыгиваю от края. – Прости, я не знала, что все настолько плохо.
Он машет рукой, призывая меня помолчать. Другой рукой все еще цепляется за живот.
– Прости, – спустя мгновение повторяю я.
– Идем, – голос Сент-Клэра звучит раздраженно, будто это я нас задерживаю. Он указывает на Нотр-Дам. – Я не поэтому привел тебя сюда.
Мне сложно представить, что может оказаться лучше Нотр-Дама.
– Мы не зайдем внутрь?
– Закрыто. У нас еще будет достаточно времени, чтобы заглянуть сюда позже, помнишь? – Сент-Клэр ведет меня во двор, и я пользуюсь возможностью насладиться видом его зада. Каллипига. Все же есть кое-что лучше, чем Нотр-Дам.
– Здесь, – говорит он.
Нам открывается прекрасный вид на вход – сотни и сотни крошечных фигурок, высеченных в трех громадных арках. Статуи напоминают каменные куклы, каждая вырезана отдельно от остальных в мельчайших деталях.
– Они невероятные, – шепчу я.
– Не там. Здесь, – Сент-Клэр указывает мне под ноги.
Я опускаю взгляд и с удивлением обнаруживаю, что стою посреди маленького каменного круга. В центре, прямо между моих ног, медно-бронзовый восьмиугольник со звездой. По кругу выгравированы слова: POINT ZЕRO DES ROUTES DE FRANCE.
– Мадемуазель Олифант. Это переводится как «Французский нулевой километр». Другими словами, от этой точки отсчитываются все остальные расстояния Франции, – Сент-Клэр откашливается. – Здесь начало всего.
Я вновь поднимаю взгляд. Сент-Клэр улыбается.
– Добро пожаловать в Париж, Анна. Я рад, что ты приехала.
Глава 9
Сент-Клэр засовывает ладони в карманы и пинает носком ботинка булыжник.
– Итак? – наконец спрашивает он.
– Спасибо, – я ошеломленно смотрю на него. – Было очень мило с твоей стороны привести меня сюда.
– Ах, ну, – он выпрямляется и пожимает плечами – полностью французский жест, который у него так хорошо выходит – и вновь показывает свое обычное, уверенное выражение лица. – Нужно с чего-то начинать. А теперь загадывай желание.
– Хм? – слова у меня редко вяжутся. Мне бы стоило попробовать себя в эпической поэзии или придумывать джинглы для рекламы кошачьего корма.
Сент-Клэр расплывается в улыбке.
– Встань на звезду и загадай желание.
– Ох. Ладно, конечно, – я сдвигаю ноги вместе, чтобы встать четко по центру. – Хочу…
– Не произноси вслух! – Сент-Клэр бросается вперед, словно хочет остановить слова своим телом, и мой желудок делает сальто. – Ты совсем ничего не знаешь о загадывании желаний? Такой шанс можно получить лишь несколько раз в жизни. Падение звезды, реснички, одуванчики…
– Свечи на торте в день рождения.
Он игнорирует мой подкол.
– Именно. Так что ты должна воспользоваться шансом, когда он возникает, и согласно суеверию, если загадаешь желание, стоя на этой звезде, оно обязательно сбудется, – он замолкает, прежде чем продолжить. – И оно звучит лучше, чем другое.
– Что я умру мучительной смертью от отравления, пулевого ранения или утопления?
– Переохлаждения, а не утопления, – Сент-Клэр разражается смехом. У него такой чудесный, мальчишеский смех. – Но нет. Я слышал, что каждому, кто постоит в центре звезды, суждено когда-нибудь вернуться в Париж. Но, как я понимаю, для тебя даже один год – это уже слишком много. Я прав?
Я закрываю глаза. Передо мной появляются мама с Шони. Бридж. Тоф. Я киваю.
– Как я и думал. Так, теперь держи глаза закрытыми. И загадай желание.
Делаю глубокий вдох. Прохладная влажность ближайших деревьев наполняет мои легкие. Чего я хочу? Сложный вопрос. Я хочу вернуться домой, но стоит признать, что я наслаждаюсь сегодняшним вечером. А что если это единственный раз за всю мою жизнь, когда я живу в Париже? Знаю, что только что призналась Сент-Клэру, будто не хочу здесь находиться, но какая-то часть меня – маленькая, крошечная часть – испытывает любопытство. Позвони мой отец завтра и прикажи вернуться домой, я бы даже почувствовала разочарование. Ведь я до сих пор не видела Мону Лизу. Не побывала на вершине Эйфелевой башни. Не прошла под Триумфальной аркой.
Так чего же еще я хочу?
Хочу снова почувствовать прикосновение губ Тофа. Хочу, чтобы он меня дождался. Но есть другая часть меня, часть, которую я действительно ненавижу, которая знает, что даже если мы сейчас справимся с расстоянием, я все равно уеду в колледж в следующем году. Так что я увижу Тофа этим Рождеством и следующим летом, а потом… будет ли что-то потом?
Но есть еще кое-что.
То, что я пытаюсь игнорировать. То, чего не должна желать; то, что не могу иметь.
И оно сейчас стоит прямо передо мной.
Так чего же я хочу? То, в чем я не уверена? Кого-то, кто, возможно, мне не нужен? Или того, кого я не могу заполучить?
К черту. Пусть судьба сама решит.
Я желаю того, что будет лучше для меня.
Как вам такое обобщение? Я открываю глаза, ветер дует сильнее прежнего. Сент-Клэр убирает прядь волос, упавшую на глаза.
– Должно быть, это было хорошее желание, – говорит он.
* * *
