Он начинал действовать мне на нервы. Со вздохом я обернулась и увидела, что он пробирается ко мне через заросли.
– Аэропорт в другую сторону. – Я снова указала рукой на Галифакс.
Он упрямо посмотрел на меня, и почему-то это выражение показалось мне до странного привлекательным.
– Я не могу тебя тут оставить одну. Давай вернемся, тогда я смогу…
– Что? Быстренько сбежать? Мальчик, поверь мне, если ты заставишь меня вернуться, мы оба там застрянем надолго. Я получу как минимум три недели домашнего ареста. Можешь представить, что они сделают с тобой. Возвращаться – не вариант. Прости.
– Зачем тогда ты это делаешь, если это принесет тебе столько неприятностей? – спросил он с удивлением.
Я вскинула руки вверх.
– Потому что в противном случае я ничего, кроме замка, в жизни не увижу! Буду сидеть безвылазно, заниматься рукоделием, музицировать и учиться вести светские беседы о политике и погоде и ждать, пока кто-нибудь на мне женится!
– Серьезно? – Он уставился на меня.
Я выдохнула, снова развернулась и, планируя изящно удалиться в ночь, врезалась лбом в дерево. Ой. Кингсли позади фыркнул. Он реально смеялся надо мной, но, когда я оглянулась со свирепым прищуром, он принял невинный вид.
– Я не могу оставить тебя одну. Это неправильно, – сказал он твердо. Тихо.
Его голос проник в мои уши и растекся по телу, как сладкая карамель. И вот снова они: вверх по спине побежали мурашки.
– Мне не нужна нянька.
– А мне неприятности с принцессой. Но есть что есть. И я пойду с тобой на эту вечеринку.
– Сам себя приглашаешь, Кингсли? Разве ты не собирался обратно в Нью-Йорк?
– Могу улететь и завтра, – просто сказал он, догоняя меня.
Он держался на достаточном расстоянии, чтобы не касаться меня, но в свете фонарика от моего телефона я видела его резко очерченный профиль. Полные губы, резкий подъем скул и черные, собранные в узел волосы. Интересно, на ощупь они такие же шелковистые, какими кажутся на вид?
– Может, вернемся? – спросил он, и в этот момент я поймала себя на том, что пялюсь на него как заколдованная.
Я поскорее отвернулась и зашагала прочь, нырнула под ветку и услышала вдалеке журчание ручья. Кингсли последовал за мной, бесшумно, как тень, хотя в лесу он явно чувствовал себя не в своей тарелке. То и дело поднимал голову, прислушиваясь к неизвестным звукам. Плечи его были напряжены, словно он ожидал, что из кустов в любой момент может выскочить медведь и напасть на нас.
– Говоришь, ты из Нью-Йорка? – сама не ожидая от себя, спросила я; мой голос эхом разнесся по лесу.
– Я из Манхэттена, – ответил он.
Я ждала продолжения, но его не последовало.
– А как ты попал из Манхэттена в Новую Шотландию? – допытывалась я.
Мы огибали густо поросшую мхом скалу, напоминающую спящего тролля.
– На самолете, – любезно пояснил он.
– Ирония – это низшее проявление остроумия, – съязвила я, и Кингсли весело хмыкнул.
– С моим ростом хоть что-то же я должен делать низко.
Я уставилась на него.
– Ты серьезно?
– А что такого?
Его глаза весело сверкнули. Золото в них было теплым и мягким, как и его губы. По крайней мере, так мне казалось, что они у него теплые и мягкие. Так они выглядели. Я открыла рот, но поняла, что забыла, о чем мы говорили, и решила сменить тему.
– Как ты попал во дворец? – спросила я, и искорка в его взгляде погасла.
– Там работает мой отец. Я должен был… Мне пришлось… Так вышло, что мне пришлось его навестить.
– И как долго ты продержался, прежде чем попытаться улизнуть под покровом ночи?
Я хотела пошутить, но он только недовольно скривил лицо и почесал затылок.
– Часов десять.
– Ничего себе! Конечно, я догадывалась, что с нами может быть скучно, но чтобы настолько? – Я рассмеялась, и он тоже улыбнулся.
Улыбка смягчила его черты, и золото в его взгляде стало ярче.
– Просто не мое это место, – наконец, ответил он.
Я кивнула.
– И не мое, – согласилась я, и он рассмеялся. – Почему ты смеешься?
– Извини, – сказал он, когда снова успокоился. – Минуту назад ты говорила об иронии и остроумии. Ощущения, что ты живешь не в своем мире, не складывается.
Я промолчала. Но почувствовала, как у меня внутри что-то переворачивается. Медленно и мучительно. Что он мог знать о том, кто я такая, как выглядит моя жизнь и чего я хочу? Ничего он не знал. Да и какой смысл спорить с практически незнакомым человеком? Я отогнала от себя неприятное чувство и пошла дальше.
– Эй! Слушай, извини, – сказал он, приподнимая ветку.
Я пригнулась под ней, стараясь не обращать внимания на то, что его извинения мне были приятны.
– За что? – просто спросила я.
– Тебе явно задели мои слова. Я часто начиную нести всякую чушь, когда не знаю, что сказать. Я ведь тебя совсем не знаю, кроме, там, постеров и журналов. Я даже не знаю, как к тебе обращаться, когда делать книксен и все такое. Вот я и нервничаю. – Он тихо рассмеялся.
Мне понравился его смех. Я остановилась и подняла палец.
– Если хочешь обращаться ко мне по всем правилам, тогда: ваше королевское высочество. И не книксен делать, а кланяться. Но я должна тебя предупредить: если ты хоть что-то из этого станешь делать, я буду вынуждена убить тебя и закопать вот под этим деревом. Пожалуйста, избавь нас от этой участи и потрудись называть меня Евой.
Мускул на его подбородке дрогнул.
– Я запомню, – пообещал он, и мы двинулись дальше, а еще через секунду он тихо добавил: – Ваше королевское высочество.
Ну что за невыносимый человек!
Между нами снова повисло молчание, но на этот раз явно более мирное. Казалось, он искал тему для разговора, когда перед нами показался обветшавший забор, настолько старый и хлипкий, что часть его валялась на земле. На нем висела обшарпанная табличка, гласившая: «Частный участок. Вход запрещен».
– Тут написано… – протянул Кингсли.
– Знаю. Мы почти на месте.
Я прошла мимо вывески и указала вперед. Если прислушаться, можно было уловить глухой звук басов. Чем дальше мы продвигались, тем ярче освещалась дорога, пока ночь вдруг не прорезали дергающиеся зеленые огни.
Мы вышли на старую подъездную дорожку, густо заросшую с обеих сторон. Кингсли с любопытством оглядывался по сторонам. Тут и там среди зарослей виднелись старые мраморные статуи, словно призраки с отколотыми частями тела. Мы прошли мимо заброшенного, сплошь покрытого зеленым мхом фонтана, в центре которого виднелась фигура, раскинувшая, словно для объятия, в стороны обломки рук. Вокруг стояли десятки машин.
«Бугатти», «Астон Мартин», «Феррари», «Бентли» и «Мазерати». Дрожащий зеленый свет, падавший из заколоченных окон, плясал на лице Кингсли.
– Это и есть вечеринка? – спросил он. – Похоже на дом с привидениями из плохого ужастика.
На его лице отразилось такое чистейшие презрение, что я не смогла сдержать улыбку. Подошла к старой, покосившейся двери. Когда-то на ней была резьба, но она настолько обветшала, что узор уже не угадывался. В пульсирующем, пробивающемся сквозь щели свете казалось, что на ней были изображены скорчившиеся в муках человеческие тела. Звонка здесь не было, но был старинный дверной молоток, сделанный в форме головы зверя, и я без колебаний ухватилась за него и постучала. Ничего не произошло. Я постучала еще раз, а Кингсли почему-то вдруг нахмурился и обернулся назад.
– Все в порядке? – спросила я.
– Да. Показалось, что увидел парня в противогазе, – растерянно пробормотал он.
Противогаз? Мне это совсем не понравилось. Я проследила взглядом за Кингсли, но в тот же миг дверь распахнулась с такой силой, что ударилась об и без того ветхую стену. Изнутри хлынула громкая музыка. Молодой человек прислонился к дверному косяку. Черные кудри вились вокруг привлекательного бледного лица. Мерцающий за его спиной свет окрасил его зубы в зеленый, когда он растянул губы в улыбке.
– Только посмотрите, кто вылез из своего дворца, – протянул он, заправляя кудрявый локон себе за ухо.
– Уильям, – поздоровалась я с братом Анастасии.
С ее старшим братом. С принцем Уильямом Сент-Эдвардсом, если быть еще точнее. Правда, прославил его на всю Канаду, причем прославил печально, не его титул, а его безумные выходки, кутежи и скандалы. Хуже был, наверное, только Прескот.
– Где Скотти? Я его позвал лично, – сказал он.
Ага, так вот откуда Скотти узнал, что я собираюсь улизнуть. Засранец. Их с Уильямом связывало примерно столько же, сколько меня и его сестру Анастасию. Любовь, граничащая с ненавистью. Привычка. И странная смесь восхищения и презрения.
– Сильвер заболела. Он остался с ней. Передает тебе привет, – солгала я.
Уильям меня тут же раскусил.
– Врешь, – бросил он и затянулся сигаретой, распаляя ее кончик.
Его взгляд переместился на Кингсли, и в его глазах появилось пренебрежение.
– А это кто?
Причина, по которой мне так жарко.
– Это Кингсли, мой…
– …телохранитель, – быстро вставил Кингсли, протягивая руку.
Уильям с таким отвращением уставился на его татуировки, будто смотрел на дохлую мышь, и Кингсли опустил руку.
– Телохранитель… Ну-ну… – Уильям выдохнул сладковатый дымок, а затем погасил окурок. – К сожалению, это закрытая вечеринка.
– Он нас не выдаст. Он просто меня сопровождает, – сказала я, и Уильям поджал губы.
– Как правило, я бы сказал «нет», но раз Скотти не пришел, не могу же я тебя оставить тут бродить в одиночестве. Да и нянчиться мне с тобой неохота. Так что входите. Но одно лишнее слово, и это будет последней вечеринкой, на которую я тебя пускаю, милая.
– Спаси… – начала я, но Уильям наклонился и медленно выпустил мне в лицо остатки дыма.
– Не так быстро. Сначала пароль.
Я вздохнула.
– Сave canem.
Он ухмыльнулся и призывно указал на окутанный туманом коридор.
– Добро пожаловать в поместье Вандумов. В проклятую охотничью хижину моего прапрадеда, – загадочно сказал он. Вокруг его ног крутился искусственный туман.
– Что значит «сave canem»? – шепотом спросил Кингсли, когда мы вместе переступили порог.
– Остерегайтесь собаки.
– Что?
Уильям подмигнул нам и, словно вампир, исчез в густом тумане и мигающем свете.
– Ты готов? – спросила я у Кингсли.
– К чему?
– Окунуться в мой мир.
Он хмыкнул.
– Мне стоит бояться?
Это прозвучало как вызов.
– Немного.
Я отвернулась, и вскоре старое поместье поглотило нас, и мы, как два призрака, растворились в ядовито-зеленом дыму.
Кингсли
Чем глубже мы продвигались внутрь поместья, тем громче скрипели под ногами старые половицы. Во всяком случае, я полагал, что это были половицы – удостовериться я не мог, потому по полу стелился густой искусственный туман. Пульсирующий зеленый свет, точно лазер, бил мне в глаза. Стены были такие кривые, что казалось, будто они в любой момент могут рухнуть. Десятки мертвых глаз таращились на нас: все пространство было уставлено и увешано чучелами животных. Прямо перед нами висела гигантская волчья голова. Пасть была раскрыта так широко, что виден был каждый зуб. Отсюда, наверное, и пароль, связанный с собакой.
