Татьяна Чекасина "Канатоходцы. Том I"

«Хэлло, Долли». Вой, рёв! Под соло трубы колыхаются всей свадьбой. Он впервые видит музыку, от которой они с Лорой немного оглохли, хотя приятней пьяного пения не в такт.

– Уходим. Драки и на свадьбах, и на похоронах. – Альфред Данько изучил глухих и немых: активные они от тишины в головах.

Гонорар. Деньги, каких не платят в цехе летней обуви.

– Хочу купить торшер…

– Тебе в виде гриба-боровика или трубочки с кремом?

– Мне такой…

– А такой?..

Копируют глухонемых…

Он вдруг:

– Звонок парням!

И – бегом обратно.

В холле кафе пара круглых мраморных столов. Кофе бледный, но булочки. С маком, корицей, шафраном, марципаном, кремом…

Лора и не думает подслушивать (не бабы в цехе):

– Куплю с кремом, с маком и с марципаном…

«Генрих, приходи…»

– В Строгановский дом?

«У грандмаман день ангела».

– Буду, Пьер.

«С Лорой…»

В телефоне глуповатый хохоток (будто не Пьер, а его двойник). Вот какое «дело»…

Из электротоваров с длинной коробкой.

Доремифасоль! Андрей не в кабине шпалоукладчика, а пьяный на кухне:

– Это кто такая?! От домоуправления?

Мельде, думая о непонятном собрании, которое будет дома у братьев, ударяет легко, но тот падает. И – не дышит!

Во двор, на ледяную тропу…

– Алла! Это – Генрих! Обморок…

Медики-соседи, он и она, выбегают без пальто.

Андрей пьёт воду:

– Это ты, Лора, а я думал: опять про снос дома.

В новый год могли в драке уронить перегородку. Андрей во дворе с ножом. Но никого не «пыряет», как он говорит, утихнув на холоде. Медсестра и медбрат дрейфят, но, увидев впервые Лору не из окна, – добрые улыбки.

Хулиган – на боковую.

– Его в милиции ударили, да ты… – Лора не имеет никакого опыта с уголовными категориями.

Эльза с работы:

– Кольцо у него в кармане… Недаром психовайт: алиби ему!

– Дом убитых набит золотом.

– ?

– У одной в военкомате отец инспектор ГАИ…

– А у моей напарницы брат в милиции арбайт: грабители кляйн взяли. Наверное, кто-то их спугнул.

Втроём пьют чай, едят булочки…

Наедине Лора говорит:

– Кольцо, видимо, с мёртвой. Андрей – убийца?

– Он глупый индивид, ему далеко до этих боевых ребят.

– Генрих, это не «боевые ребята», а какие-то живодёры.

– Живодёры – это те, кто специально. В детдоме один поймал голубя…

– Папа говорит: много ран у этих людей!

– Твой папа не углублён в характер мироздания. Военный: ать-два. Я как-нибудь тебе дам верную ремарку. А пока вот какая мелодия. Нам вдвоём надо на день ангела… А у меня беда: пиджак не налезает от стирки. Только малокультурные индивиды ходят в гости в белых концертных.

– А ты… с работы! – Будто его работа – не конвейер. – Сыграешь классическое.

– Ну, не «Чу-чу», и не «Кота» на «дне ангела у грандмаман»!

Берёт трубу:

«Жил да был чёрный кот за углом.
И кота ненавидел весь дом…»

В его маленькой, но уютной комнатке, где каждый дециметр с таким орднунгом, какого никто не видывал, время любовной партитуры. «Индийские позы секса». В виде бледных картинок для отдельных индивидов. Не для таких, как Андрей, с умом и телом орангутаньего гамадрила.

– Ярко горит, – демонстрирует торшер… – Например, книгу открою…

– …и по складам! Но проще картинки в журнале «Америка»…

Мишель

– Добрый день! – Ильин на пути к тупику коридора, именуемому курилкой.

Увидев его, «звучки»[48 - – звучок – звукооператор;], «светики»[49 - – светик – осветитель (профессиональный жаргон работников телевидения).] и оператор Голубь убегают, как говорит Голубь, «выпить кофейку».

– Был в травматологии, – рукой, будто убирая с головы ненужное.

– Операцию?

А у этого парня только уши на уме!

– Открытие Сеченова: мышцы лица дают сигналы в мозг, влияют на его работу. От лопоухости и характер «лопоухий». И в этом нет удивительного.

Но удивляет. И чудак находит чудака хирурга, готового «приложить уши». Коррекция внутреннего формальным путём.

Я уши новые купил.
Теперь и я не лопоухий.
Не только внешность изменил,
характер сделался другим.
Я благодарен, Сеченов, твоей науке.

– Неплохо. – Хвалит, хотя не литератор, а декоратор. Князь (мамина линия). По отцу никто. – Книгу, которую ты дал, о тоталитарных режимах… К одной цели – толпой… Так подлые, хитрые коммунисты управляют людьми! Ты, вроде, с кем-то в главной библиотеке? Неплохо бы…

– Ладно, будь в холле… О времени набери телефон: Д1-19-29.

Числа двузначные, таков и смысл! Ха-ха-ха! Реакция опыта: вот-вот лопнет реторта. Отметка пять, роль отыграна, как надо.

– Дверь картонная падает! – Явление помощницы режиссёра: бабка курит, машет дымом.

…Уходят, и ушей Ильина, как своих, не видать.

Киногруппа забирается в микроавтобус «Телевидение». Двое «светиков» с фонарями. «Звучок»: микрофоны, магнитофон. Оператор Голубь (мира), как правило, мирный и, как правило, с бодуна. Репортёр Валентина Трудоярская. Кривоногая, полный рот дикции. Работает в кадре. Трудолюбивая (оправдывает фамилию).

«Бригада Иванова выполняет план…» Отъезд. Камера на Иванова. Пилит или режет на станке (токарном, резальном). В кабине крана (портального): панорама цеха… Обрубка, где отливают детали. Интервью у молодого молотобойца о выполнении плана. Тот в ответ мыкает! Цех-то глухонемых. (Тема Ильина в ином варианте). А руководитель не только «слышащий» (о других он деликатно: «слабослышащие»), но и подслушивающий. «Пивка бы!» – ноет Голубь. «В буфете нет».

На обратном пути (Трудоярская в кабине автомобиля отдельно от группы) – мыканье, хохот…

К телефону. Кто это? Интонация наивная:

«Увидимся?» Светлана! Она разрядит от напряжения!

Во дворе телестудии комплемент экзальтированной тётки, редактора передач для детей:

– Красив, как Лель!

Другой комплемент «Ленский на дуэли!» пущен в народ: молодые редакторицы млеют при его появлении. Ныне опять одет в «крылатку» (великолепный реглан!) Не кролик – берет и шарф тонкой работы.

У трамвая она. Плохонькое пальто, бедный платок. Никаких каблуков. «Прощай, молодость», но хвастливая мимика: «Мой парень».

Новый район. Где-то тут бывшие соседи: Евгения Эммануиловна, её дочка, влюблённая в Петра. Он отверг уродину. Но такие, как Рива (вид милой тоненькой кубинки) вне наций. «Вива, Рива, остров свободы!» Да он едет изменять ей! (Не говоря о жене).

Ладно бы отдельная квартира, дыра для укрытия, но стены, более тонкие, чем в «диванной» (альзо шпрах грандмаман).

– Я Людина подруга.

– Это вам не бордель! Намедни фифа с хахалем… У нас дети! Утлая комнатёнка.

– Многокомнатная квартира?

– Трёх. Мамы и дети, пап нет, – виновато, будто она и заселила так плотно эту коммуналку.

Радио поёт: «Всё выше, всё выше и выше…» В некотором роде ободряет, «…в своих дерзаниях всегда мы правы. Труд наш – есть дело чести…» Радио умолкло. И у него к концу «труд», который не «дело чести».

– О, любимый!

– Зябликов – импотент?

– Нет… Но ты для меня целый мир! Людка работает в Нарьян-Маре. Её мама эту комнату сдаёт. У Жанны непомерные требования (вывод из телефонной болтовни с грандмаман).

Реплика а'парт: «Увы, не отвела, как громоотвод, грозу!»