«Buscando amor, a-mor… Ища любовь, лю-ю-юбовь…» – пел Дюваль. Его голос отзывался в теле тонкой вибрацией – словно кто-то шелковым платком проводит по обнаженному торсу и мелкие мурашки бегут во все стороны, а всепоглощающая детская радость смешивается с тонким чувственным наслаждением.
Лео резко открыл глаза. Наваждение какое-то. Перед ним стояла среднего роста худенькая женщина со стрижкой каре. Сколько ей лет? – пронеслось в голове. – Сорок? Сорок пять? Плюс-минус…Волосы какие-то странные…А хрупкая, почти невесомая, кажется – дунет ветер, и она полетит.
Глаза ее были закрыты, а губы полуоткрыты, как будто она витала в своих мирах. О, он знал это выражение женского лица…он знал.
Он с сожалением тихо хлопнул в ладоши.
– Девушки, открывайте глаза и переходите к следующему партнеру. Повторяем упражнение.
Его визави повернулась и сделала несколько шагов к брутальному мужчине лет пятидесяти в клетчатой рубашке с закатанными рукавами. «А фигура у нее ничего», – отметил Лео и с удивлением понял, что голова больше не болит. Исчезло терзающее сверло, и чувство, накатившее на него волной, походило на счастье. Господи, как хорошо!
После упражнения на дыхание он дал следующее.
– Джентльмены, возьмите партнершу за руку и пройдитесь по кругу. Постарайтесь действительно быть с ней, – он выделил слово «быть».
И снова решительно подошел к бледной женщине. Хотелось кое-что проверить. Случайность или нет? Он взял ее за руку. Какая нежная кожа, шелковистая…и снова это ощущение сладости на губах. Нет, не случайность.
Они прошлись по танцполу под ритмичную музыку Еl choclo[8 - El Choclo (исп.) «початок»– популярное танго, написанное аргентинским композитором Анхелем Вильольдо в 1903 г.].
Впереди гордо вышагивал Лосось со своей новой партнершей, кудрявой блондинкой в очках. Интересно, кто он по образованию? На первом уроке Лео старался создать себе портреты всех учеников. Держится Лосось довольно уверенно. Лысоватый, с тоненькой прядкой, не особенно прикрывающей безволосую макушку, краснощекий, жизнерадостный и круглый, как пупсик, он шагал, чуть подпрыгивая, пытаясь попасть в сильную долю, и не сводил темных маслянистых глаз с партнерши. Она, смущаясь, смотрела в сторону и все время спотыкалась. «Ничего, ничего, – Лосось снисходительно похлопывал ее по руке. – Освоим мы эту науку!»
Пару перед ними составляли Сашка, друг и соперник Лео по соревнованиям, и дама профессорского вида. Выпирающие косточки на ногах уже не позволяли ей носить никакой обуви, кроме видавших виды мокасин, растянутых и удобных, как домашние тапочки. Длинная юбка и блузка навыпуск скрывали объемные формы, а на среднем пальце правой руки светил рубином массивный перстень.
Сашка любил волонтерить у новичков. Он был привлекателен той необъяснимой мужской харизмой, которая обволакивает сердце дамы и заставляет ее грезить о чуде. Пусть несбыточном, но в этом-то и прелесть чуда – даже при своей несбыточности всегда есть один процент вероятности. А вдруг? Женщины смотрели на Сашку с обожанием. Среднего роста, подтянутый, сероглазый, он выглядел моложе своих сорока пяти. На уроках он всегда выбирал себе самых некрасивых женщин. Или с бородавкой на лице, или с лишним весом. От нахлынувшего счастья те забывали дышать. Вот и сейчас, дама, которую Сашка вел по кругу, незаметно сжимая в такт ее ладонь, пылала яркими пунцовыми пятнами.
– Паству себе набираешь? – обычно после открытого урока усмехался Лео. Он знал, что за его спиной Сашка предлагал его ученицам платные практики, помогал отрабатывать элементы. Уроком это назвать было нельзя, Сашка педагогического таланта не имел, но стоимость его практик была сравнима со стоимостью частника у Лео.
Лео вся эта мышиная возня была безразлична. Он не снисходил до выяснений. У него и своих учениц хватает.
Крепко держа мягкую узкую ладонь новой ученицы, он размеренно и плавно вел ее вперед, в то же время внимательно глядя, как двигаются пары по кругу.
Яркой зрелой брюнетке в узких черных брючках достался в партнеры сутулый юноша лет двадцати пяти. Он тоже, как сыпью, периодически покрывался красными пятнами, став второй жертвой заразного танго-вируса, и дрожащей рукой бесконечно поправлял очки. «Наверное, айтишник», – вяло подумал Лео. Ему бы хотелось сосредоточиться на своих ощущениях, покатать во рту нежданную сладость, но работа требовала внимания.
К паре брюнетка-айтишник подплыла Анжела, и юноша совсем затрепетал.
– Постарайся слушать музыку, – сказала она напевно и приобняла его за плечо. Айтишник в полуобморочном состоянии машинально кивнул, не зная, куда спрятать глаза. – На сильную долю ты уже должен перенести вес. Что такое сильная доля, знаешь?
Молодой человек ошарашенно посмотрел на Анжелу и криво усмехнулся. Она взяла его за руку и сделала несколько шагов. Брюнетка, оставшись в одиночестве, внимательным взором следила за парами Лео-бледнолицая и Сашка-дама-профессор с лицом в красный горошек.
Лео с партнершей прошли целый круг, и ему показалось, что за это время они перенеслись в иное измерение, покатались на карусели, покачались в гамаке. Вспомнилось, как в детстве взлетал он на качелях, вверх, вверх, и небо было так близко, и свобода смеялась ему прямо в ухо. Никаких особых чувств, напоминающих влюбленность, даже отдаленно, Лео не испытывал – ни трепета, ни вожделения. Ему просто было хорошо с этой женщиной, свободно, легко, как с самим собой. Он давно не был собой. Маски, которые он носил не снимая, срослись с ним и стали настолько привычными, что и он сам уже не помнил своего истинного лица. А вот сейчас ему вдруг захотелось их снять. Все.
– Спасибо, – он резко остановился. – Девушки, переходим. – И с сожалением отпустил ее руку.
Сделал несколько шагов и внезапно почувствовал какую-то тоску, почти ностальгию, как будто его выгнали из родного дома, уютного и теплого, где он ощущал себя в полной безопасности.
Анжела перехватила его беспомощный взгляд. И, увидев ее призывные глаза, Лео провалился в тяжелую мутную тьму, из которой выскочило одно неприятное воспоминание.
Глава 6
Матрица не скажет тебе, кто ты есть.
(«Матрица», 1999)
Виски сдавило и во рту пересохло, как в тот августовский вечер три недели назад, когда они с Анжелой и Сашкой накурились в баре.
Вспомнилось, что настроение у него было ни к черту, он сидел, потягивая виски и мрачно рассматривая уродливый дизайн. Лео не любил китч. От сочетания красного и фиолетового у него сводило зубы. Анжела сидела рядом довольная. Ей все нравилось – место было модное, и она, пройдясь до туалета и обратно, словила несколько восхищенных мужских взглядов и прицокиваний языком. Она уже допила мартини, когда нарисовался загадочный Сашка, что-то держа в кулаке.
– Давайте, ребята, за встречу!
– За какую встречу, ты ж у нас с утра до ночи перед носом мотыляешься! —притворно возмутилась Анжела, смягчая эмоции мягким белорусским выговором.
– Ух, Анжелка, была бы моя воля, я бы с тобой и ночью бы помотылялся, но боюсь, что твой царь зверей меня на клочки порвет.
Лео хмуро улыбнулся.
Сашка протянул ему скрученную сигарету. Ерунду какую-то предложил, так, по лайту, обычно не торкало его, только на ха-ха пробивало. А тут затягивается, и ничего. Еще затяжка – опять ничего. Эти двое уже заливаются. У Анжелы глаза блестят, как у кошки, зрачки то сужаются, то расширяются. Она встала и принялась томно танцевать прямо рядом со столиком. Голову запрокинула, руками в воздухе рисует какие-то фигуры кудрявые. А его не торкает. Он еще. И еще. А потом, когда уже собрались уходить, он попытался встать и понял, что ноги его не держат. Что он как будто отдельно от тела и не может в него попасть. Ему стало страшно. Стены бросались на него кровавыми пятнами. Его затошнило, и он плюхнулся обратно на стул. Стены сдвигались, зажимая его на крохотном островке стула, и алого становилось все больше.
– Что, Лео, здесь ночевать будем? – игриво спросила Анжела. Светлые волосы развевались в танце. Она подошла, приобняла его за шею.
– Хочешь десертика? Тирамису? У меня осталось.
Он испугался, что она его сейчас задушит. Откинулся назад, но слова не шли, одно невнятное мычание. Он только и смог, что отрицательно покачать головой.
Видимо, выражение его лица показалось ей забавным. Она засмеялась.
– Ну давай, открой ротик! – Она, будто вспомнив что-то, засмеялась еще громче. – Открой. А-а-а…
Он послушно открыл рот и увидел, как к нему из воздуха подлетела ложка с чем-то желто-коричневым. Он напрягся изо всех сил, чтобы поймать эту ложку ртом, но промахнулся. Торт упал на пол. Анжела снова засмеялась.
– Ну ты вообще… дошел до ручки. Это виски на тебя так? Айда домой. А то как я тебя потащу? Сашка, поможешь мне? – она снова обняла Лео за шею.
– Не надо. – Он сбросил ее руку и поднялся на ватных ногах. Покачнулся. Теперь ему казалось, что в теле обосновалась только половина его, а вторая половина рядом, слева, пытается протолкнуться и уместиться в одном пространстве с первой, но ее все время выносит наружу. Он собрал все силы и, медленно передвигая свою поломанную конструкцию, побрел в сторону уборной.
– Ты куа? – спросил Сашка, еле ворочая языком. Брови его поползли на лоб и так там и прилипли, словно изумляясь выкрутасам друга. – Выход в друой стороне!
– Мне надо.
В туалете Лео долго пытался собрать свое изображение в зеркале. Лицо состояло будто бы из разных кусков. Глаз был на месте рта, щеку он долго не мог найти, как будто часть лица отрезали, волосы со лба оказались почему-то посередине.
Унитаз был тоже фиолетового цвета, и Лео подумал, что за ним дверь в волшебный мир. Нужно нажать кнопку – дверь откроется, и он выйдет в новую реальность. В бескрайний звенящий космос. И будет ему там хорошо.
Он нажал на кнопку. Полилась вода. Но хорошо ему не стало. С огромным трудом сконцентрировавшись, он нашел ручку двери, крутанул ее и вывалился к Анжеле и Сашке, чуть не сбив их с ног.
– Пошли.
– Тебе плохо? Тебя вырвало? – допытывалась Анжела.
– Мне хорошо, – неприязненно буркнул он. Она не поймет, что он хочет в космос.
Вышли на улицу, которая встретила их вечерним гомоном и яркими красками. По набережной, как обычно летом, фланировали толпы: туда-сюда, туда-сюда, без устали и без остановки. От мельтешения загорелых девушек в разноцветных коротких юбках и шортах и обилия навороченных японских машин, в основном белых, у Лео зарябило в глазах. Анжела и Сашка весело скакали впереди. Лео казалось, что они похожи на мультяшных героев. Две приплюснутые масяни в декорациях этого мира. И декорации-то картонные! И все остальные тоже приплюснутые! И машины ненастоящие… «Это не реальный мир! – вдруг озарило его, и волосы стали дыбом от ужаса. – Куда я попал? Я попал в нарисованный мир. Чё-е-рт… Как я сюда попал? И как выбраться отсюда?»
Они подошли к проезжей части. Лео стоял на обочине и покачивался. Ему казалось, что он стабилен и стоит как влитой, а покачивается все вокруг, потому что теплый летний ветер шевелит картонные дома, картонные машины и нарисованных людей.
Это все не настоящее. Это как павильон на киностудии. Вот интересно, если я сейчас высуну руку, она пройдет через эту машину? Должна. Проткну ее насквозь или пройду через нее, как Нео через поезд, или наоборот, поезд через Нео, или как там было…
– Лео, блин, ты чего застыл? – Анжела потянула его за руку, и он обернулся, недовольно сощурившись.
Вечно она меня куда-то тащит.
И почему, почему они такие счастливые? Неужели не понимают, не видят, что мы попали в матрицу? Что здесь все бумажное. Р-раз – и треснет по шву этот мир, порвется с легким шуршанием, и кинет его чья-то властная рука куда-то в корзину под столом, как ненужный и бесполезный скомканный листок. Ненужное и бесполезное надо выбрасывать. И правильно. О Господи, помоги! – вдруг пронеслось в голове. Как же выбраться? Снова стать нормальным. Стать человеком…
А вдруг я сейчас умру? Меня засосет этот ужасный нереальный мир, и я никогда не буду прежним. Но я же живой! Я один здесь реальный, не рисованный, не мультяшный. Ведь я все чувствую, все понимаю.
Волосы зашевелились, его бросило в жар. Он сглотнул. А ведь и в реальности все кажется реальным. И здесь тоже. В чем же отличие? Они-то, Анжела и Сашка, думают, что все нормально. Надо спросить.
– Анжа, – прохрипел он.
– Да, дорогой? – она почему-то засмеялась. Глаза блестят, рот до ушей. Что смешного, что веселого? Мы в западне!
– Ты это видишь?
– Что? – Она взяла его под руку и прижалась всем телом. – Странный ты сегодня. Неужели обкурился? Там же было-то всего ничего.
– Дура! – он вырвал руку.
Она обиделась. Отошла в сторону.
– Да ладно…забей. – К ней подошел Сашка, приобнял. Она раздраженно повела плечом. И почему Лео вечно кайф ей ломает? Ну почему он не может веселиться как они, по-простому?
– Ты что, не понимаешь? – Голос Лео сорвался на фальцет. – Вы не понимаете? Мы пропали! Нам не выбраться!
– Пей больше, – равнодушно протянул Сашка и сунул ему в руки полуторалитровую бутылку воды.
Лео вдруг почувствовал, что в горле действительно дерет наждаком, и с жадностью сделал несколько глотков.
Когда они с Анжелой доехали до ее квартиры и ввалились, она уже отошла от обид и прижалась к нему игриво:
– Лео? Как ты?
Но он, отстранив ее, сразу прошел в ванную и снова уставился на свое отражение. Он смотрел и смотрел, и так ему хотелось почувствовать снова то самое состояние, когда он – это он. А не набор кусочков, которые иногда выглядят как целое, а иногда как аппликация, кое-как наклеенная пациентом психушки.
Господи! Кто я? – пронесся вопрос, подобный вспышке молнии.
Глаза его, полубезумные, вдруг стали сужаться и через мгновенье превратились в две узкие щелочки. Из зеркала на него смотрел кто-то другой. Какой-то китаец, что ли. Или японец. От ужаса Лео зажмурился и сунул голову под струю холодной воды.
Засыпать было страшно – а вдруг не проснешься? Анжела все пристраивалась и пристраивалась бочком, как котенок, который хочет, чтобы его погладили. Но Лео лежал напряженно, уставившись в потолок и стараясь осмыслить ту нереальную реальность, что открылась ему. А может быть, все так и есть? И ему просто показали, что жизнь, к которой он привык, не более чем картинка. А где же искать настоящую? И если все вокруг нарисованные, то значит…значит… и он? Нет, не может быть. Они все – да. Но он – нет. Точно нет!
Липкий ужас бродил где-то около горла и сдавливал его своей отвратительной рукой.
Если не умру, поставлю завтра свечку, – пообещал он сам себе. И повернулся на правый бок, привычно обняв Анжелу. Она немного поелозила во сне, подвигаясь поближе. Рядом с ней, ощущая ее тело, было не так страшно. Наверное, так в пещере согревались доисторические люди. Согревались не только физически, телами, но и душой – чтобы на следующий день, преодолевая страх, высунуть нос из пещеры и идти добывать пропитание, борясь с мамонтами, медведями, оползнями за жизнь. В одиночку выжить было невозможно. Лео глубоко вздохнул и провалился.
Наутро он обнаружил, что вся его левая рука исцарапана, и вспомнил, как впивался ногтями в тыльную сторону ладони. Чтобы не забыться и не уснуть там, в том мире. Ведь сейчас его бы уже не было.
Это пугающее воспоминание пронеслось как молния, когда на открытом уроке он отпустил руку новой ученицы и увидел томные глаза Анжелы. Ему показалось, что пространство сгустилось, как тогда. Его затрясло. Он обернулся. К бледной женщине подходил, улыбаясь, Сашка. А она… светилась. Или снова у него глюк, после вчерашнего? Все, теперь точно все, надо бросать пить. То черти ему мерещатся в виде масянь нарисованных, то ангелы под музыку танго…
Лео подумал, что она знает доступ к какому-то иному миру.
Нет, все-таки с ней это не трип. Это волшебство. Она провела его в реальность, где он никогда не бывал. Или бывал? Раньше, когда вдохновение захватывало душу и возносило ее к высотам экстаза. Когда он забывал себя в потоке страсти. И именно в эти мгновения остро и пронзительно чувствовал свою настоящность.
Неужели каждая женщина – проводник? Ведьмы, колдуньи, чаровницы…и они открывают двери только в те миры, к которым у них есть доступ.
– Как вас зовут? – спросил он, когда на следующем круге снова оказался рядом.
– Екатерина.
– Занимались танцами? – Внутри что-то напряглось, с ней не хотелось разговаривать о пустом, задавать банальные вопросы, как всем, но ничего умнее он придумать не мог.
– Нет, – слабая улыбка снова побродила по ее лицу, – но мечтала с детства.
– У вас хорошо получается, – похвалил он. – Чувствуете ритм.
– Переходим! – Он снова хлопнул в ладоши, чтобы все поменялись партнерами. Анжела, подходя к Лососю, бросила внимательный взгляд на Екатерину. Лео никогда, никогда во время первого урока не разговаривал с ученицами. Он не интересовался именами даже тех, кто годами ходил к нему на занятия. «Все равно я их забываю», – объяснял он, пожимая плечами.
Анжела поджала губы. Мало того, что дома не ночевал, теперь еще какую-то старую калошу охмуряет. Она выпрямила спину. Ладно, не впервой. Кобель он и есть кобель. Как говорила мама.
Глава 7
Правильного выбора в реальности не существует – есть только сделанный выбор и его последствия.
(Эльчин Сафарли «Мне тебя обещали»)
С первого урока Катя вышла в эйфории.
Как хорошо! Что ж она так долго думала, никак не решалась?
