Знахарь усмехнулся в бороду (ох непрост, непрост здешний хозяин!), торжественно поднял чашу над головой, поднес ее к усам, приложился и, посмотрев Серому прямо в глаза, обеими руками передал чашу ему – как говорится, прямо из рук в руки. Полоз так же церемонно, обеими руками принял подношение. Он уже давно прокачал ситуацию: изначально кубок был полон до краев, сейчас же наполовину опустошен. Кадык знахаря дернулся – значит, содержимое кубка он наверняка проглотил, а отсюда следует, что яда в напитке быть не должно. Да и с чего бы это в кубке взяться отраве, ведь еще нынешней ночью он, Полоз, и сам знать не знал и ведать не ведал, что окажется здесь, на этой Змеем забытой скале?
Он выдохнул и безбоязненно осушил предложенную хозяином чару до дна, одновременно – скорее по давней привычке, чем по нужде, – распознавая состав предложенного напитка. В кубке, несомненно, было вино с северных границ империи, смешанное с медом, а также гвоздика, мята и корица. Судя по всему, этот знахарь был очень богат, если мог позволить себе такой напиток! Желая еще больше расположить к себе хозяина урочища, Полоз демонстративно задрал поддон кубка, показывая, что выпил все до последней капли.
И вот в этой нелепой позе он и застыл, как громом пораженный, судорожно сжимая в ладонях тяжелую старинную бронзу и чуть было не лишившись от неожиданности дара речи: со дна кубка на него посмотрел Глаз Змея! Переживание момента было настолько сильным и реальным, что Серый Полоз поперхнулся напитком, задохнулся и чуть было не пал на колени от благоговейного восторга. Конечно, это была всего лишь мозаика, искусно выложенная солнечным камнем на дне кубка, но полученный эффект был донельзя неожиданным и потрясающим.
Полоз успокоился, переложил кубок в левую руку и даже немного отодвинул его от себя, чтобы в полной мере полюбоваться древним искусством безымянного мастера. И тут его настиг уже настоящий удар: он узрел то, что было отчеканено на внешней поверхности чаши. Именно узрел!
Сначала его взору представился орнамент из нескольких рядов сплошной волнистой линии, опоясывающей поверхность чаши по внешней окружности. Он поначалу ошибочно прочел его как символическое изображение Мирового океана, но далее на этих волнах разглядел изображение фигур мужчин и женщин. Некоторые из них просто сидели, как бы качаясь на этих самых волнах, другие же шли по волнам, но все они смотрели в одном направлении – справа налево.
Проворачивая чашу дальше, по направлению их взгляда, Полоз наконец-то открыл предмет их пристального внимания: это была поднятая над волнами голова огромного змея, перед которой стояли мужчина и женщина. Судя по всему, они внимали его речам. Искусный древний мастер сделал так, что в поле зрения попадали либо фигура мужчины и женщины с чашей в руках, говорящих со Змеем, либо вереница людей, бредущих по волнам. Но эти волны были не водами, а телом Змея и опорой для людей, а извивы его тела – местом для их отдохновения!
Судя по всему, выходило, что Серый Полоз держал в руках давно утраченную реликвию своего ордена – древнюю Чашу Змея, на поиски которой было потрачено столько времени, усилий и средств… Никаких сомнений в этом у воеводы не было, да и быть не могло! Он немного повернул чашу, и голова Змея пропала, но зато явственно проступило изображение Солнца и Луны, слившихся в единое целое. День и Ночь исчезли, и настали Великие Сумерки: свет истинный и свет отраженный стали неразличимы – настало Великое Безвременье!
В голове сразу же вспыхнули строки писания, крепко-накрепко заученные Серым еще с самого питоновского возраста: «В сей день разверзлись все источники Великой Бездны, и окна небесные отворились; и лился на землю дождь сорок дней и сорок ночей. И продолжалось на земле наводнение сорок дней (и сорок ночей), и усилилась вода на земле чрезвычайно, так что покрылись все высокие горы, какие есть под всем небом; на пятнадцать локтей поднялась над ними вода, и покрылись (все высокие) горы. И лишилась жизни всякая плоть, движущаяся по земле, и птицы, и скоты, и звери, и все гады, ползающие по земле, и все люди; все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях своих на суше, умерло. Истребилось всякое существо, которое было на поверхности (всей) земли; от человека до скота, и гадов, и птиц небесных, – все истребилось с земли. Вода же усиливалась на земле сто пятьдесят дней.
Но Великий Змей, держащий в кольце своих объятий всю Землю, не пожелал смерти человекам, внимающим его речениям. Развернулся он, разомкнул свои кольца, обнимающие собой всю твердь земную, всплыл на поверхность вод и отдал тело свое, как опору для всех, внимающих его мудрости. И упрочились сии малые на теле Змея, и питались во все дни потопа пеной с губ и дыханием Его…»
– Что, понравился кубок? Ну так оставь его себе – дарю на добрую память о нашей встрече! – прервал благочестивые воспоминания Полоза противный, резкий голос наглого варвара.
Серый Полоз очнулся и даже тряхнул головой, стараясь поскорее прийти в себя от воздействия внезапно нахлынувших переживаний. Знахарь, видя его состояние, вновь до краев наполнил кубок. Серый походя осушил его, не чувствуя ни вкуса, ни запаха напитка и даже не совсем понимая сути всего происходящего.
– Ты хотя бы понимаешь, что предлагаешь мне в дар? Да ему цены нет! Я просто не смогу найти для него достойный отдарок… Откуда у тебя взялся этот сосуд? Кто ты такой на самом деле?
– Да полно тебе, Змей! Неужели ты меня совсем не узнаешь? Ну как же… Мы же вместе с тобой, так сказать, плечом к плечу сражались в Великой Битве Народов!
– Не Змей, а Полоз, – машинально поправил Серый. – В этой битве под моим началом сражалось не менее пяти тысяч воинов на более чем сотне различных кораблей, призванных от всех северных народов обитаемого мира. Многих из этих воинов я и в глаза не видал, про многих и слухом не слыхивал ни до, ни после, ни во время сражения. Если ты и правда там был, то наверняка запомнил ту безумную мясорубку. Такое и вовек не забудется…
– Ну, меня-то ты… Хм-м-м… Полоз! Думается мне, меня ты должен был все-таки хорошо запомнить, ведь я служил непосредственно под твоим началом. Правда, тогда ты еще носил титул Змея. Ну давай, давай, вспоминай! Я тот самый, кто в самый канун Великой Битвы Народов был принят тобой на драккар «Морской Дракон» магом-облакопрогонником!
Если бы вдруг молния прямо сейчас, на этом самом месте поразила Серого Полоза прямо в голову, или, к примеру, земля ушла бы у него из-под ног, то он, наверное, и тогда не был бы так изумлен. «Не может быть! Этого просто не может быть! – вертелось в его голове. – Так, стоп! Давай пройдем по порядку и все проверим. Седые волосы – это раз – имеются в наличии. Серые глаза – это два – тоже на месте. Ну, этого добра в северных краях хватает… Так что не факт, не факт… Что же еще? Ага, помнится еще, что у того облакопрогонника был перетянут мизинец на левой руке – передавлен каким-то грубым серебряным кольцом и оттого, видимо, засох и скрючился наподобие птичьего когтя. Вот это примета – такое не подделать!»
Как раз в этот момент знахарь наливал ему очередную порцию своего пахучего варева. Он держал котелок обеими руками, так что Полоз мог хорошо разглядеть обе руки. Скрюченный мизинец, похожий на коготь птицы, был на месте.
Да, несомненно, это был тот самый мизинец – такое не забудешь и никогда, во веки веков ни с чем не спутаешь. Получается, что этот простой деревенский знахарь – на самом деле никакой не знахарь, а легенда всех северных морей – Альбатрос!
Кажется, что последние слова он выкрикнул вслух. Знахарь улыбнулся, а за спиной Полоза заскрипели доспехами доселе неподвижные ящеры. Еще бы: перед ними стояла живая легенда! Воин, о подвиге которого пели песни во всех тавернах обитаемого Севера!
Серый принял в руки наполненный до краев кубок и встретился глазами со знахарем. Или нет – с облакопрогонником! А может быть, с Альбатросом, или кто он там еще? Встретился – и сразу же все вспомнил…
Это случилось в день Великой Битвы Народов. Основные объединенные воинские силы уже переправлялись с континента на остров Черных Пирамид. Здесь собрались дружины всех воинских кланов и сообществ. В едином строю шли «медведи», «волки», «туры», «кабаны», «змеи». Имперские гвардейцы мерно чеканили шаг вслед за отрядом повольников, а баронские дружины брели за вольным братством лучников. Доселе было принято считать, что в мире нет такой силы, которая смогла бы собрать всех этих воинов под одними знаменами. Но то, что не смогли исполнить ни ненависть и месть, ни золото и слава, сделал общий враг. Именно он, и никто другой объединил и собрал всех бывших противников, а ныне союзников в один единый кулак – в Армию Народов.
Сборные рати стекались непрерывными ручейками в Великий Железный Поток и, как волны в море, одна за другой грузились на кнорры, ладьи, баржи, а где и просто на плоты, дабы, не мешкая, отойти в сторону Черного острова. Тучи едкой пыли, поднятой тысячами пар крепких ног, непрерывный лязг и звон стали, хриплые слова команд и проклятий, пение боевых труб и рогов, непрерывный гул и рокот боевых барабанов – все настолько смешалось, что казалось, будто в унисон стальной толпе вибрировала и сама Ткань мирозданья.
Простые мирные обыватели из прибрежных городков уже давно разбежались кто куда, не в силах находиться под гнетущим воздействием этой окружающей среды. Многие опорожняли свои желудки и кишечники, трясясь от страха по придорожным канавам, а иные так и вовсе навсегда распростились со своим рассудком. Позднее обо всех городских сумасшедших так и говорили: «Он наслушался боевых труб!»
Но Серого Змея все это не касалось. Ему было поручено возглавить сборную флотилию для прикрытия восточной оконечности Черного острова – на тот случай, если его защитники решат уходить морем. Флот, находившийся у него в подчинении, был небольшим, так как «умники» из Объединенного Штаба решили, что прорыв если и возможен, то, скорее всего, черные маги проведут его на запад, так как оттуда прямой курс на Оловянные острова, где у некромантов налажены давние и крепкие связи с местной черной аристократией. Все говорило в пользу такого решения, тем более что Орден Фиолетовых накануне битвы официально заявил о своем нейтралитете. В результате Серый получил лишь с десяток орденских драккаров и порядка сотни местных посудин различного водоизмещения и качества, а лучшие морские силы ушли прикрывать западную оконечность Черного острова. Но главная печаль и головная боль Серого Змея была все-таки не в этом.
Орден Великого Змея вложил много сил и средств в достижение Великой Победы, и никакой, даже самый яростный злопыхатель ни в чем не посмел бы его упрекнуть. Орден послал на эту битву свои лучшие силы: флот, пехоту, осадные орудия; все инженеры Объединенной Армии, как один, либо принадлежали к Братству Змея, либо прошли подготовку у его инструкторов. Вот только ни одного своего мага-василиска орден не прислал, совершенно справедливо указав своим союзникам на то, что тогда на все время военной компании будет некому охранять орденские поселения от нападений нежити и зверолюдов.
Но поскольку всем было доподлинно известно, что остров Черных Пирамид был прибежищем самых мерзких колдунов и чародеев со всего света, то все боевые маги – от седобородых старцев до безусых учеников – были призваны для прикрытия основных ударных сил на суше.
И вот теперь Серый Змей стоял на борту своего флагмана – «Морского Дракона» – и ломал голову над тем, как бы ему при полном штиле и не имея на борту ни одного «ветродуя», вести боевые действия против боевых галер острова Черных Пирамид, на которых, как известно, магов было больше, чем гребцов. Его тягостные раздумья прервал грозный сигнал боевого рога и звонкий задорный женский голос:
– Эй, земноводные! Вам, случайно, облакопрогонник не нужен?
К флагманскому драккару почти вплотную подошла боевая ладья из числа тех, которые так любит местный сброд, гордо именующий себя то повольниками, то ушкуйниками. На носу подошедшей ладьи нарисовалась интересная троица. Впереди, на самом носу, стоял настоящий великан, вооруженный длинным, в полторы руки мечом, в плаще, искусно сшитом из шкуры белого медведя так, что голова зверя служила воину шлемом. Слева от него блестела золоченой чешуей доспеха красивая медноволосая воительница с наглыми зелеными глазами, вооруженная коротким мечом и роговым луком, убранным в расшитое бисером налучье. А справа от верзилы-главаря притулился совершенно невзрачный с виду седой мужичок в простом холщовом рубище с грубым джутовым мешком. «Судя по всему, этот последний и есть облакопрогонник, – подумал Змей. – А ушкуйник и паляница – скорее всего, пара, но не муж и жена: у невров мужние бабы на войну не ходят. Хотя кто их, варваров, разберет…» Он и на этот раз не ошибся: седой мужичок вздохнул, попрощался с веселой воинственной парочкой, как-то неловко обнявшись напоследок с каждым из них, затем перебросил свой мешок на палубу «Морского Дракона» и прежде, чем ему протянули трап, легко перепрыгнул с ладьи на борт драккара.
В море они вышли на веслах. Чародей – или как там его? – вел себя тихо. Ни в чем, правда, не помогал, но зато и не путался под ногами, а главное – никому особо не мешал, а только бродил по кораблю, что-то бормоча себе под нос. Осторожно так ходил, ступая своими босыми ногами по дощатой палубе, как будто не по гладкому дереву идет, а по острым камням, и все оглаживал ладонями палубу и борта драккара, как наездник успокаивает не в меру ретивого коня. Серый хотел было остановить чудака да поговорить с ним по душам, дескать: «Отдохнул, мил человек? Пора бы и честь знать! Воины одоспешены да, к тому же, целый день на веслах сидят. Не ровен час – бой у нас, а они уставшие… Может быть, пора бы уже и ветерок попутный организовать, а не от безделья всякой дурью маяться?»
Но тут заиграла боевая труба: враг! Все-таки некроманты решили идти на прорыв с востока! На то время, пока суда перестраивались из походного порядка в боевой, Змей потерял из виду странного чародея, а когда заметил опять, тот уже возился с завязками своего дерюжного мешка. Наверное, собирался достать из него крылья летучей мыши, или волосы шлюхи, вымоченные в крови девственницы, или еще какие-нибудь колдовские штучки. Хорошо еще, что не дрожит от страха да, забившись под скамью, не ходит под себя с истерическим плачем навзрыд!
Мужичок, между тем, наконец-то справился с завязками мешка и начал извлекать его содержимое на белый свет. Тут и вовсе началась потеха! Змей Великий! Смешно было даже смотреть на то, как этот нелепый огузок напяливает на себя доспехи воина! Неужели он и правда собирается идти в бой? Или просто стрел вражеских боится? Смех, да и только! Но в это самое время корабли противника подошли на дистанцию прямого выстрела, и всем сразу же стало не до веселья.
Это были настоящие боевые триремы – десяток огромных морских крепостей с боевыми, окованными медью таранами. Верхние палубы были заполнены вооруженными до зубов воинами, суетящимися вокруг баллист и абордажных воронов. Вся эта армада надвигалась на объединенную флотилию союзников, скользя по морским волнам при полном попутном ветре подобно тому, как голодный удав надвигается на кролика, причем этот глупый кролик еще и сам лезет прямо в пасть.
За триремами шли более мелкие суда, по своему водоизмещению и оснастке примерно такие же, как и боевые корабли первой линии объединенного флота союзников. А в первой линии стояли драккары Братства Змея: десять прекрасных боевых кораблей, которым, судя по всему, было не суждено пережить этот день. Никакого сражения не будет: триремы их просто сметут, сомнут, раздавят, разнесут на мелкие щепки и без задержки пройдут дальше. К тому же, враг шел при полном попутном ветре, а паруса союзников висели, как стираное белье на веревке в портомойне. Пора было подбодрить воинов и как-то подготовить их к неминуемой смерти.
– Слышь, Змей, отдай своим приказ сушить весла, – услышал Серый за своей спиной спокойный и уверенный голос. – Будет тебе сейчас попутный ветер! И вообще все будет хорошо. Давай иди к своим людям, скажи им, чтобы крепче держались за скамьи.
Змей резко развернулся на пятках, желая как можно строже осадить зарвавшегося глупца, отчего-то вздумавшего отдавать ему приказы на его же корабле, и встретился глазами с облакопрогонником. Под безмятежным взглядом этих пронзительных серых глаз его гнев вдруг куда-то испарился, да и сам Серый сразу же совершенно успокоился и взял себя в руки. Он вдруг и правда понял – или, скорее, внутренне осознал, что теперь уж точно все будет хорошо. А странный колдун молча развернулся и неторопливо пошел на нос драккара, негромко насвистывая какой-то донельзя знакомой мотив старинной детской песенки.
«Нельзя свистеть на палубе – накликаешь шторм!» – хотел было осадить глупую сухопутную крысу Серый Змей, но сразу же осекся и прикусил язык. Зачем понапрасну беспокоиться? Ведь ясно же, что все будет хорошо.
Он отдал необходимые команды, а знахарь, между тем, неспешно продолжал свой путь к резной голове «Морского Дракона». Он уже не насвистывал, а напевал-нашептывал, да как-то ритмично, на вдохе-выдохе, покрикивал-посвистывал:
На море на Окияне, на острове на Буяне,
стоят три дуба зеленыих.
Под теми тремя дубами зелеными —
цари всем ветрам, цари вихорям.
Уж вы, батюшки, ветры буйные,
батюшки вихоря сильно-могучие!
Не ходите вы и не крушите вы
ни горы вы, да ни долы вы!
И ни темныя леса, и ни быстрыя реки и урочища,
и не черныя грязи досуха!
И не пригибайте прутья-ветки к матушке сырой
земле, не губите вы все лодьи – корабли мои!
И так вы, батюшки, ветры буйные, ветры восточные,
западные, северные да южные!
Вы сослужите мне службу верную и неизменную…
И вдруг ветер и в самом деле переменился, стал вдруг попутным и разом наполнил собою паруса! Воины убрали весла и стали готовиться к битве, а корабли легко заскользили по глади моря. Это было удивительное зрелище: две армады двигались навстречу друг другу, и у каждой при этом был свой попутный ветер!
А чародей, продолжая свое песнопение, легко и непринужденно, как на прогулке по летнему саду, взбежал на самую резную голову «Морского Дракона» и замер там, широко раскинув руки в стороны. На нем был неплохой, явно сработанный на заказ анатомический кожаный доспех с затейливыми бронзовыми накладками – из тех, которые до сих пор пользуются заслуженной популярностью у легионеров с побережья Срединного моря. Шлем, панцирь и поножи с наколенниками выглядели почти так же, как и обычные, а вот наручи были несколько длиннее обычных легионерских и защищали не только предплечья, но и прикрывали тыльную сторону ладони и пальцы до самых ногтей. Облакопрогонник – а то, что это был именно он, теперь уже ни у кого не вызывало сомнений, – немного постоял «крестом» на резной голове дракона, и…
И прыгнул, раскинув руки, как крылья! Прыгнул вперед и вверх – в пространство, где уже сгущались грозовые тучи, крутили свои спирали беспокойные вихри и проблескивали огненные зарницы. Уже потом, после боя, на берегу, за кружкой доброго пива многие воины утверждали, что это сам «Морской Дракон» помог магу взлететь и даже задал траекторию полета. Что они, дескать, сами почувствовали толчок палубы и посыл от могучего корабля. Может быть, так все оно и было, но сам Серый Змей ничего такого не почувствовал.
А то, что случилось потом, он будет помнить всю свою жизнь. Потому что дальше время остановилось. Строго говоря, никакого «дальше» уже просто не было и быть не могло.
Колдун прыгнул в небо и, как альбатрос перед штормом, зависнув между небом и морем, парил на воздусях. Но завис не только он один: Змей с удивлением наблюдал, как морские брызги застыли перед самыми его глазами. Исчез ветер, хотя паруса были по-прежнему полны. Не трепетали расправленные знамена, и все вокруг как будто бы замерло, затаилось и затихло в ожидании окончания полета человека.
«Но ведь я все это наблюдаю, обдумываю, даю свою оценку! А значит, движение мысли сохранилось, – подумал Серый. – Я мыслю, следовательно, я существую! Да и зрачки мои вращаются, ведь я вижу не только то, что прямо передо мной, но и парящего над морем мага, и вражеские корабли, что, как привязанные, неподвижно замерли внизу».
Только на флагманской триреме чернокнижников, прямо посреди верхней палубы, все еще копошились какие-то люди в черных балахонах с капюшонами. Отсюда, сверху, они казались большими черными крысами, суетливо делящими свою добычу. Стоп! А почему это они внизу, а мы наверху? «Морской Дракон» летать не может (во всяком случае, не так высоко), да и корабли противника стоят спокойно, как будто приклеенные к глади моря. «Они на море, и мы на море, но мы находимся выше, чем они… Все это может означать только одно: мы стоим на гребне волны, – подытожил свои наблюдения Серый Змей. – Только это, должно быть, очень большая, просто гигантская волна».
Сколько длилось это безвременье, никто точно сказать не сможет: может быть, что и вечность, а вроде бы так и всего ничего… Как описать остановившееся мгновенье? Кто хотя бы раз ступал по Кромке, тот поймет.
А тем временем парящий в небе колдун медленно свел свои ладони над головой и нырнул вниз – как казалось, прямо в морскую пучину. Сиганул «рыбкой» – ну прямо как безрассудный мальчишка с речного обрыва в глубокий омут! Но Серый Змей со своего места прекрасно видел, как в своем полете чародей несколько раз перевернулся и мягко, словно кот на лапы, опустился на палубу вражеского флагмана, прямо в центр круга, образованного фигурами в черных балахонах. Здесь он, ни на одно мгновение не прекращая своего движения, размахнулся руками так, словно это были и не руки вовсе, а какие-то кожаные плети, волчком закружился внутри магического круга, вихрем прошелся по палубе и…
И тут послышался резкий хлопок, как будто лопнула Ткань мирозданья или же наоборот – сошлись воедино две скалы, намертво закрыв собой брешь, в которую до того утекала Река времени.
И сразу же все вокруг засуетилось: ветер подул, флаги затрепетали, море ударило в лицо Змея солеными брызгами, а драккары понеслись так, словно у них и правда отрасли крылья. Огромная белая волна перенесла драккары Змеиного Братства через триремы некромантов, плавно опустив их на морскую гладь перед самым строем вражеских кнорров и, остановив свой стремительный бег, всею мощью обрушилась на вражеские триремы, смяв их корпуса, как яичную скорлупу. На поверхности моря остались качаться на волнах лишь щепки да какие-то обрывки ткани – как наглядное напоминание о закате былой мощи владык морей и океана, как сами себя называли хозяева острова Черных Пирамид.
Дальше последовала атака с ходу, начавшаяся для союзного флота не очень удачно. Белая волна, подхватив флагман объединенных морских сил – «Морской Дракон», вклинила его между двумя кораблями островитян. Драккар крепко зажало обломками, к тому же, с вражеских галер полетели абордажные крючья, а за ними, вонзаясь острыми крюками в палубу, упали «вороны», сразу же лишив судно всякой возможности маневра. По мосткам «воронов» загрохотали вражеские латники, намереваясь ворваться на палубу флагмана с двух сторон и, зажав команду драккара в железные клещи, сходу отправить ее к Морскому хозяину. Счет шел на мгновения. Лучники и гребцы обрушили на абордажные команды врага лавину стрел, камней и дротиков, но их действия не были согласованы, а посему и проку от них было немного.
Над змеиным воинством нависла реальная угроза боя на две стороны, окружение и поголовное истребление превосходящими силами противника. Серый кликнул боевого ящера и указал ему рукой на правый абордажный трап. Сам же, построив напротив левых мостков стену щитов, скоординировал стрельбу лучников и пращников, переключив их внимание с вражеских латников на гребцов и стрелков.
Пока он раздавал команды, боевой ящер сумел остановить атаку на правом фланге. Вооруженный железной палицей в полторы руки, он просто перебил ноги первому ряду атакующих, и те, ползая по дощатому настилу и путаясь в конечностях своих товарищей, мешали им развернуть полноценную строевую атаку. Яша же, возвышаясь над этой кучей-малой из человеческих обломков, словно цапля над болотом с копошащимися лягушками, спокойно выцеливал самых шустрых и валил их точным ударом в голову, как быков на скотобойне, ухитряясь при этом еще и уворачиваться от вражеских копий. От удара его палицы, откованной в виде кулака с зажатым ножом, не спасал никакой доспех. Серый воочию наблюдал, как под ударом стального кулака лопнул, словно яичная скорлупа, прочный стальной шлем, разбрызгав свое содержимое на добрую сажень вокруг.
А вот на левом фланге ситуация складывалась не в пользу змеев. Воины некромантов, построившись черепахой, медленно и неуклонно продавливали оборону. Двигались они складно, во всем чувствовалась сноровка и долгая серьезная подготовка. Коротко звучала гортанная команда, и копья с длинными стальными втулками разом, словно тараном, били в одну точку, пробивая в стене щитов очередную брешь. Заделывая прорехи в своем построении, змеи понемногу, шаг за шагом, пятились назад, и было очевидно, что уже недалеко то время, когда латники некромантов пробьются на палубу «Морского Дракона». Чтобы исправить положение и спастись от разгрома, нужно было срочно отвлечь врага, переключить его внимание и выиграть время, необходимое для перестроения рядов. Резервов у Серого Змея не было, и потому змеиный вождь, вопреки всем установленным правилам и параграфам устава, вступил в схватку самолично.
Схватив боевое копье, он оттолкнулся им от палубы драккара и прыгнул на верхний ряд щитов черепахи противника. Теперь, сверху, ему был хорошо виден весь вражеский строй, включая и стоящего у мачты командира. Поэтому Змей, не замедляя движения, пробежал вперед по полю щитов и с разбега метнул копье в грудь воеводы некромантов, пригвоздив его, как жука, к дереву мачты. Продолжая свое движение, Серый скатился со щитового поля и, совершив кувырок вперед, сразу же снова оказался на ногах – один в окружении десятков врагов. Стоять на месте было смерти подобно, и поэтому доблестный воин, не мешкая ни минуты, выхватил меч и начал свое кружение, свивая и развивая вихревые кольца в танце змеи.
Поскольку своей задачей Серый ставил внесение сумятицы в ряды врага, он атаковал только бездоспешных лучников и иных бойцов вспомогательных подразделений, не завязываясь ни с кем в поединки и не размениваясь на обмен ударами. «Как можно больше раненых, как можно больше крови и хаоса!» – таков был его сегодняшний девиз. Но черные латники быстро оправились и, спрятавшись за стеной строевых щитов, начали понемногу теснить Змея, постепенно лишая его пространства для свободного маневра и выжимая к борту галеры с явным намерением столкнуть храбреца за борт. А его воины, несмотря на то, что часть их противников отвлеклась, переключившись на угрозу с тыла, все еще не могли продавить черепаху некромантов. Серый уже приготовился прыгать за борт, как вдруг услышал яростный рык, от которого даже у него захолонуло сердце. Это боевой ящер вдруг неожиданно для себя заметил, что он уже не защищает, как должен, своего вождя, и более того – этот самый вождь скоро отправится на корм рыбам.…
«Взмахнул он тогда палицей в безудержной ярости и проломил абордажные мостки, а затем, перекрыв своим страшным рыком шум боя, бросился на выручку своему предводителю. Как смертоносный ураган пронесся он по палубе, расталкивая своих и сметая, как тряпичные куклы, чужих, не замечая сыпавшихся на него ударов и громоздя горы трупов…»
Потом живых побросали за борт, а раненых – в трюмы. На палубах захваченных галер разбили пару амфор «земляного масла» да бросили факел. И устремились дальше – вперед, к следующему черному кораблю. До полного уничтожения врага, до победы…
Вспоминал ли Серый Змей хотя бы когда-нибудь об Альбатросе – воине, что принес ему столь блистательную и полную победу в этом сражении? Именно так стали называть этого облакопрогонника все воины – участники этой славной битвы. Конечно же, вспоминал! Он думал о нем каждый раз, когда осторожно, ощупью пробирался на Кромку, боясь свалиться через край и навсегда затеряться в трещинах между мирами. В эти бесконечные мгновения осознания собственной немощи перед ним всегда всплывал образ человека, свободно и безбоязненно парящего в вечности, и тогда он завидовал ему – завидовал до головокружения и спазмов в животе – так же, как голодный нищий завидует владельцу пекарни.
Глава третья
«А с чего бы это вдруг я, Серый Полоз, должен кому-то завидовать? Никому и никогда я не завидовал, и уж тем более какому-то сельскому колдуну, – огрызнулся он про себя. – Зависть – это удел слабых духом селян, неспособных ни на что, кроме бесконечных стенаний о своей доле и вечного копания в грязи и навозе. А я – воин! Моя сила – во владении честной, отточенной сталью, а не в приворотах и отворотах! Моя доблесть обретена в бессчетных поединках и сражениях с врагами, а не в сношениях с сомнительными духами и нежитью! Вся моя жизнь – это служение Великой Цели, а не жалкое прозябание и протирание портков на какой-то Змеем забытой бесплодной скале»! Вслух же он произнес:
– Но постой! Ты же, вроде как, погиб? Пал, так сказать, смертью храбрых в неравном бою с превосходящими силами противника. Сгинул в морской пучине…
– Ну, положим, слухи о моей смерти сильно преувеличены. Послушай, Змей! Тебе же ведомо, что духи и покойники не едят, да и вина не пьют, а нежить не выносит серебра? Так что по всему выходит, что я жив. Можешь подойти ко мне и потрогать, ежели все еще сомневаешься. Духи плоти и костей не имеют. Но ты, как я вижу, наконец-то вспомнил своего старинного боевого товарища. Вот и ладушки!
– Постой! Но… как же так? Ведь наши воины перед каждым штормом возносят тебе молитвы, прося твоего покровительства и заступничества перед престолом Морского Царя! Даже бросают монетку в море, чтобы ты, считая деньги, вспомнил храброго корабельщика (имярек).
– И что, помогает? – в голосе знахаря послышались нотки неподдельного интереса. – Если нет, то это обычное морское суеверие. Ну да ладно, Бог с ними. Давай-ка ближе к делу! Сказывай: каким ветром тебя занесло в нашу глухомань? Ведь не меня же, в самом деле, ты здесь разыскивал! Что, храбрый витязь, дела пытаешь аль от дела лытаешь? – закончил он с улыбкой.
– Известное дело, каким ветром нас заносит – попутным, – в тон хозяину ответил Полоз и, чтобы выиграть время, опомниться и прийти в себя от так некстати нахлынувших воспоминаний, добавил: – И как же теперь прикажешь к тебе обращаться? Как мне тебя звать-величать?
– Местные Ведуном прозвали. А ты называй, как хочешь! Хоть горшком назови, да только в печь не ставь.
– Значит, Ведун… – Серый попробовал новое имя на вкус. – Видящий, свивающий, сотворяющий в свете истины. Хорошо, пусть будет Ведун… Да, ты совершенно прав, почтенный: меня привело к тебе дело, и дело, я скажу тебе, немалое. Один из моих воинов был ранен отравленным оружием. Жизнь ему мы спасли, заразу вычистили, но вот вернуть из Серых земель не смогли – нам такое не по силам. Не пособишь ли по старой памяти?
– Из Серых земель, говоришь? – сразу посерьезнел хозяин. – Это с Кромки, что ли? И как давно он блуждает в Мире теней?
– Сегодня ночью луна взойдет в третий раз.
– Ну, тогда, Змей, ты пришел не в тот дом. Пойди и найди хорошего некроманта и вместе с ним забей своему бывшему воину осиновый кол в сердце. А еще лучше – сожгите упыря, и дело с концом, – посуровел лицом Ведун. – Поздно уже звать его, ушел он за Реку – теперь не докличешься.
– Это не простой воин. Это один из лучших моих воспитанников и келейник самого Великого Полоза, – от отчаяния начал горячиться Серый. – Его готовили для особой миссии, он нужен для Великого Исхода!
Сказал – и с досады прикусил до крови свой поганый язык, ведь он произнес вслух то, что известно далеко не каждому члену ордена, а здесь посторонний, чужой, почти что враг. «Ничего страшного не произошло, – сразу же успокоил себя змей. – До завтрашнего утра он никому ничего не успеет рассказать. Обложим, как медведя в берлоге, а завтра я его убью. Он уже покойник, просто еще не знает об этом. Пусть только мальчишку с того света вытащит!» Рот наполнился соленой кровью прокушенной плоти, а голова – резкой болью. Все это немного отрезвило Серого и настроило на деловой лад.
– Верни его с Кромки и проси за ритуал, что захочешь, а об ином уже не твоя печаль. Мой орден воюет с нежитью со дня своего основания, и, поверь, я истребил больше упырей, чем ты видел за всю свою жизнь.
– Я видел черный мор на Оловянных островах, – как-то рассеянно, себе под нос проговорил Ведун. – Впрочем, времени у нас с тобой в обрез… Так что, пожалуй, хватит препираться. Давай, показывай своего полудохлика.
Серый Полоз осекся и уже по-другому посмотрел на хозяина Черной скалы: человек, который своими глазами видел мор на Оловянных островах и после этого остался среди живых, был достоин уважения. У воеводы даже – лишь на одно мгновение – мелькнула недостойная настоящего змея мысль: «А может, и не стоит его убивать?» – но он тотчас же отогнал это наваждение и подал условный знак. Сразу же на помосте появились двое воинов-ужей с телом незадачливого посланника, завернутым в походный плащ, быстро раскатали его и сразу же пропали, будто их и вовсе не было на этой скале.
Ведун не спеша подошел к обнаженному телу, внимательно осмотрел его, даже провел ладонью по шее, груди и животу, затем оттянул веко и легонько сдавил пальцами глазное яблоко. Нахмурился и с какой-то потаенной горечью в голосе произнес:
– А скажи-ка мне, пожалуйста, разлюбезный мой Полоз, зачем же ты меня, старого, обманываешь? Я ведь тебя в гости к себе не звал, в душу к тебе не лез, ни о чем тебя не расспрашивал. Меня не интересуют твои дела, Серый, дай Бог со своими домашними разобраться! Но и лепить из себя дурня я тоже никому не позволю. Ну, посмотри сам: у этого парня нет «браслетов» даже на предплечьях – только нити шрамов на запястьях! А где, скажи на милость, метка Змея? Я что-то не вижу у него двух точек между большим и указательным пальцем левой руки. Или ты скажешь мне, что он был принят в орден без испытания змеей? Мне все равно, кто он, я проведу по Калиновому мосту, если станется в том нужда, и простого оратая, но водить себя за нос я никому не позволю.
– Ну, вот и славно, – поднял ладони вверх в примирительном жесте Полоз. – Если тебе, как ты только что сказал, все равно, кто он, то будь добр, верни его мне из Серых земель, а уж я за наградой не постою! А насчет твоих подозрений… то тут я перед тобой чист. Просто поверь мне на слово: это особенный парень, с ним все очень непросто. Ты же сам знаешь, что зачастую иное не всегда является тем, чем кажется. Вытащи его с Кромки и проси, чего хочешь!
Последние слова он буквально выкрикнул Ведуну в самое лицо. Когда кончаются доводы рассудка, начинается кипение страстей. Драгоценное время утекало, как песок сквозь пальцы, а он все никак не может убедить этого деревенского увальня провести столь нужный ему, Серому Полозу, ритуал!
Но неожиданно этот взрыв ярости возымел действие: Ведун выпрямился, даже как-то просветлел лицом и, кивнув головой в знак согласия, торжественно изрек, роняя слова, как камни в омут:
