– Вот здесь раньше был парк… – показывают на пустырь.
Ищут какие-то проулки, чтобы сказать:
– Здесь раньше было кафе… и гостиница…
– А вот тут, – говорят они в запыленных залах, – подавали кофе с круассанами.
– А здесь ездили экипажи, – говорят они, гуляя по пустой улице.
Мы молчим. Потому что нас нет. Их тоже нет, но они не молчат.
– …а здесь были стекла, – говорят они, показывая на провалы в стенах.
Мы молчим.
– А здесь были стены… – говорят они через двести лет.
Мы даже начинаем сочувственно кивать, свыклись с ними за века.
– А вот здесь был дворец, – говорят они, показывая на руины.
– А здесь был лес, – показывают они на мертвую пустошь.
Он приходит, когда его никто не ждет, здесь никто никого не ждет – оглядывает то, про что говорят «здесь был город», идет по тому, про что говорят «здесь была улица», останавливается на неприметном углу:
– Здесь будет дом.
Нам кажется, что мы ослышались:
– Простите…?
– Здесь будет дом.
– Да?
– Да.
Он идет дальше, замирает.
– Здесь будет кафе.
– А здесь будет лес.
– Когда? Как?
– Я не знаю… но будет…
Он останавливается на том, что когда-то было перекрестком, кивает:
– А здесь будет фонарь…
Гостиница для последних дней лета
…Мне повезло, или не повезло, это уж как посмотреть – дело в том, что я унаследовал у кого-то из родственников гостиницу для лета. Нет, не те гостиницы, в которые люди заселяются на все лето, чтобы хорошо провести время, – а гостиницу для самого лета. Нет-нет, не надо мне сейчас возражать, что у лета нет времени ни на какие гостиницы и отдыхи, я и сам это прекрасно знаю, что лето все в делах. Тем не менее, от посетителей нет отбоя, потому что…
…видите ли, каждое уважающее себя лето в свой самый последний день позволяет себе расслабиться – еще бы, оно уже все сделало, вырастило все листья и цветы, собрало урожай, – а остальное будет собирать осень – согрело землю, кого-то с кем-то свело, кого-то с кем-то рассорило, кого-то куда-то свозило, кого-то куда-то нет – и теперь может позволить себе как следует отдохнуть в свой последний день, ничего не делать, сидеть в кресле, неторопливо потягивать август из бокала, а то и – ближе к вечеру – горячий сентябрь из чашки.
Надо ли говорить, что гостиница пользовалась немалой популярностью. – от посетителей не было отбоя. Впрочем, иногда сюда заглядывали не только последние дни лета, но и те, кто хотел бы провести время среди последних дней лета, – очень редко, но это случалось, поэтому я не удивился, когда увидел на пороге человека.
– Э-э-э… у нас гостиница для последних дней лета, – осторожно заметил я.
– А что… людям нельзя?
– Да нет, отчего же, можно, просто… гхм… ну, чтобы для вас это не было шоком…
– Что вы, обожаю последние дни лета… есть в них какая-то… особая прелесть…
Я насторожился, спросил себя, зачем, собственно, человек пробирается в гостиницу для последних дней лета, не замышляет ли чего дурного – хотя что может быть дурного в том, что человек хочет познакомиться с последним днем лета, может, у них завяжется роман, куронтрый, конечно, ну а какой еще может быть роман с последним днем лета.
– А неплохое у вас местечко… – критично заметил он.
– Да уж… стараемся…
– Ремонт новый… фонтан…
Меня покоробило в неприятном предчувствии.
– И даже не думайте, что я продам вам отель!
– И даже не думаю. Просто хочу предложить вам выгодное дельце.
Я с трудом подавил в себе желание выставить его за дверь, и осторожно спросил:
– И… что же вы хотите?
– Понимаете… как бы это сказать…
Я молчал.
– …Вы уверены, что к вам приходят лета, которые уже все сделали, и ни о чем не жалеют?
– Ну… а как же иначе?
– Вы думаете, что лета никогда не ошибаются, всегда все успевают и ни о чем не жалеют?
– М-м-м… – я понял, что никогда не задумывался об этом, мне было совершенно безразлично, жалеют о чем-то последние летние дни или нет.
– И что вы предлагаете? Групповую психотерапию для летних дней?
– Не совсем так… Я предлагаю им лето…
– Лето?
– Да… как насчет того, чтобы пристроить к вашей гостинице лето?
– Лето?
– Ну да, лето, с июнем, июлем, августом, одуванчиками, васильками, первыми, еще не зрелыми вишнями, первой черешней, первыми грозами, нестерпимой жарой, бегущими по небу облаками… Чтобы каждый мог снова прожить нужные моменты, что-то исправить, что-то успеть…
– И вы…
– …и мы предлагаем вам уникальную услугу – восстановление лета по последнему дню! Дорого, с гарантией!
– Ну что же… – я нехотя покосился на незваного гостя, – давайте… попробуем…
– …вы уверены, что это именно то, что им нужно? – я недоверчиво посмотрел на гостя, уже успевшего стать едва ли не хозяином.
– А что, разве нет? – он вызывающе посмотрел на меня, – вы посмотрите, что теперь творится в на… вашей гостинице, от посетителей просто нет отбоя, к вам записываются на месяцы… да что на месяцы, на годы вперед, а я только и успеваю пристраивать лета!
– Лета… вот именно, лета… только… как вы думаете, летние дни стали от этого счастливы?
– Вы думаете… – он посмотрел на последний день, который вышел из своего лета, в отчаянии хлопнув дверью, бормоча – все не то, не то, не то, – и снова ринулся за дверь, пытаясь все исправить.
– Да, я думаю, – многозначительно начал я.
– …что им не хватает счастья?
– Да, я думаю именно так.
– Что же, вы подкинули мне просто замечательную идею!
– И… и о чем же вы говорите?
– …что же, я думаю, мы найдем местечко, чтобы построить еще больше комнат со счастьем…
– А, да, конечно, – кивнул я, – без меня, пожалуйста.
– Простите?
– …без меня. Всего вам хорошего.
– Постойте… куда вы? Что вы?
Я не ответил, выходя в закат последнего дня лета, мне еще нужно было найти крошечную гостиницу, подойдет даже маленький домик, где можно отдыхать на веранде в последний день лета…
– …как… как вы это делаете? – он недоуменно посмотрел на меня.
– Что делаю?
– Почему… почему они все толпами идут к вам?
– Да… я как-то сам не знаю… – ответил я и тут же задумался, что надо бы получше следить за домиком, а то вчера утром увидел пуки соломы возле стен, как бы чего не вышло…
Прощание Таймбурга
…я не узнал его сначала, и потом тоже не узнал – еще бы, сколько веков прошло, он бы и сам себя не узнал, если бы увидел, древний город Таймбург, который сейчас сидел в маленьком кафе на моей окраине и пил кофе. Это было поистине удивительное зрелище – город, который я не видел без малого две тысячи лет, теперь сидел в кафе на моей окраине и пил кофе. Какой-то отстраненный, отрешенный, – я помнил его совсем не таким, – ярким, яростным, атакующим мои крепостные стены, готовым биться не на жизнь, а на смерть. Я смотрел на Таймбург – сначала мне показалось, что от него осталось совсем мало – но почти сразу же я понял, что что город был точно таким же, как и всегда, – та же крепость, тот же собор, те же улочки – просто то, что виделось мне огромным тысячу лет назад, оказалось совсем крохотным.
– Ну, привет, – неуверенно сказал Таймбург.
– Привет, – ответил я, и подумал, а не взять ли из музея бесконечно древнюю катапульту, чтобы сделать вид, что я атакую город, защищаю свои крепостные стены, от кторых сейчас остались одни руины. Таймбург опередил меня, он начал забрасывать на стены кошки – веревки с якорьками, и сделал вид, что карабкается на руины, чтобы покорить меня.
– Ты… ты пришел сюда за этим? – не выдержал я, и у меня перехватило дыхание: я в жизни бы не подумал, что через столько веков бесконечно рдевний город снова придет сюда, чтобы довершить начатое – а ведь история даже не сохранила правды, кто из нас победил тогда, от кого остались руины, или от обоих, или…
– Ну что ты, – Таймбург, кажется, обиделся, немного помолчал и добавил, – ты что… не рад мне?
– Ну, отчего же… очень рад… – я хотел предложить ему кофе, но вспомнил, что Таймбург уже сидит в кафе и пьет кофе. Не выпуская из рук чашечку, он зашагал по мне, оглядывая мои улицы и что-то вспоминая, бормоча себе под нос – вот здесь была ратуша… а вот и она, да, а здесь была часовая мастерская… надо же, до сих пор существует, а тут был трактир, неужели больше нет, это же надо было погубить такой… а нет, все на месте, отлично… ну ты вообще молодец, старый добрый Букбург, остался почти таким же… если не считать этих панелек на окраине, снеси их, немедленно, они только вид портят…
Что-то поразило меня в облике Таймбурга, – нет, не крепость и собор, ставшие такими маленькими, и не парочка высоток, насчет которых я тоже хотел пропустить какую-нибудь колкость – а… какая-то странная, неестественная пустота городка, какой не бывает даже воскресным утром, когда еще все нежатся в своих постелях, и только одинокий молочник… да нет, какие сейчас молочники, сейчас ничего такого и не сыщешь…
– Можно… можно я присяду? – спросил Таймбург, и, не дожидаясь моего разрешения, устроился на скамейке. Я так опешил, что даже не успел предупредить, что скамейка покрашена, впрочем, это не волновало городок, который ухитрился не только присесть, но и разлечься на скамье. Я еще раз присмотрелся к Таймбургу – с ним было что-то поразительно не так, но я не мог понять, что именно…
– …а помнишь, как мы… – начал было он, и мечтательно замолчал.
– Да, – кивнул я, и тоже мечтательно замолчал.
– Пятьсот лет назад, – снова заговорил Таймбург.
– …ну что ты, тогда мы были в разных странах, мы не могли видеться.
– Да…? – Таймбург насторожился, – как летит время… Сколько веков мы переходили от одного государства к другому… А ведь когда-то я был столицей… и вы были столицей…
