Владимир Попов "На небесах ещё светло… Постскриптум"

И виденья, как живые,
Предо мной – за рядом ряд.
Только псы сторожевые
Тайну вечную хранят.

Ночью легче оболочка
Между Космосом и мной…
И душа горящей точкой
Улетает в мир иной.

«Над землёю проносится ветер…»

Над землёю проносится ветер,
и звезда на небесном кругу
шевелится и дёргает цепи,
словно лодка на том берегу.

И миры проступают иные.
И свечение дальних часов.
И кричат голоса неземные,
словно птицы на пять голосов.

Будто я был, единственный, избран
понимать, ощущать, говорить,
что уходят вечерние избы
в темноту, за пределы земли.

И влечёт временное теченье
золотые огни вдалеке.
И лежу на земле без движенья.
И плыву я по звёздной реке.

Старый город

Прекращается к вечеру гомон,
тишина, как в столетье ином.
Пахнет в улице хлебным фургоном,
конским потом и кислым вином.

Снова слышится тихое пенье.
Снова громко стрекочет сверчок.
И уходят двенадцать ступенек
в полутёмный подвал-кабачок.

В очаге, за решёткой чугунной,
догорают слепые огни.
Лица женщин, как юные луны,
проступают у дальней стены.

Поднимая бокалы и роги,
вспоминая о светлом былом,
там сидят вместе люди и боги
за одним деревянным столом.

Снова Зевс похищает Европу

Волн прибрежных встревоженный ропот…
Необузданной страстью влеком,
снова Зевс похищает Европу,
притворившись влюблённым быком.

Нет от Зевса ни сна, ни покоя —
он блуждает по белому свету,
обернувшись морскою звездою
иль упавшею с неба кометой.

Он мотает седой бородою.
Затуманенным взглядом глядит…
И на тысячи вёрст над водою
крик безумный по ветру летит.

«Как только солнца погруженье…»

Как только солнца погруженье
начнётся в западном окне,
на небесах богослуженье
звучит в торжественном огне.

И в это зыбкое мгновенье,
неразличимое уже,
услышим мы молитвопенье
новорождённое в душе.

И за последними лучами,
не удивляясь чудесам,
апостол Пётр, звеня ключами,
пройдёт по тихим небесам.

Капернаум

Христос любил тот тихий городок,
где рыбаки, отвязывая лодки,
кричали – прочищали глотки, —
вина пригубив маленький глоток.

Он так любил сидеть на берегу,
задумавшись и грустно созерцая…
Он знал, что всё исчезнет-отмерцает
и превратится в отдалённый гул.

И этот мальчик с раковиной бледной,
и тот мужчина, от заката медный,
и эта девочка, и этот господин

уйдут с земли в такой же тихий вечер.
Что в этом мире ничего не вечно…
Лишь Он в веках останется один.

Бедный поэт

(Из цикла "Сказки Лаврентия")

В середине августа было тепло…
На Старой Площади, в городе Э,
возле памятника Франсуа Вийону,
в субботу после полудня
собралось много народа.
(Было много детей и воздушных шариков).
Мэр произнёс торжественную речь.

Бедный Поэт прочитал стихотворение:
«Прощай, моя любовь!»
и пошёл по площади.
Толпа расступилась,
и ему под ноги посыпались цветы.

Поэт подошёл
к конопатому внуку кондитера Любке
и попросил одолжить воздушный шарик.
Бедный Поэт шёл через площадь
с воздушным шариком в руке
и улыбался.
На самом краю он поднялся в воздух
и полетел.
(Все поэты улетают на воздушных шарах).

Он поднимался всё выше и выше,
пока не превратился в светящуюся точку
и исчез.
На площади стояла тишина.
Внук кондитера Любке закрыл лицо
обеими ладошками и заплакал…

«В старой башне полночь бьют…»

В старой башне полночь бьют.
Мне в дорогу собираться…
В узкой комнате стою
под картиною голландца.

Знать, пришёл сюда недаром,
если так заведено,
что с двенадцатым ударом
оживает полотно.

Слышу пенье, слышу крики.
Вижу милое лицо.
Ах, с каким знакомым скрипом
повернулось колесо!

У моста костёр горит…
И с корзиною в руках
по мосту идёт Мария
в деревянных башмаках.

Тёплый хлеб лежит в корзине…
А на этом берегу
я участвую в картине,
как охотник на снегу.

Впереди бежит борзая:
обернётся и замрёт.