В небольшом помещении у стены стояли два топчана. Свет сюда попадал через единственное маленькое окошко, закрытое кованой решеткой. Красильников нервно прохаживался по помещению и разговаривал с бароном, который безмятежно сидел на одном из топчанов, откинувшись спиной на стену.
– Не надо было отдавать оружие. С ним бы они нас просто так не взяли.
Федор Михайлович возразил на этот упрек. – Уже есть случаи, когда за отказ сдать оружие, расстреляны офицеры.
– Нужно что-то делать… Они нас будут судить… Бред… Боже мой, какой же бред!
Не обращая внимания на взвинченное состояние Красильникова, барон вслух восторгался действиями Ковалева. – Какой уровень, Ковалев работает потрясающе! Просчитывает ситуацию на –ять. Выстраивает блестящие многоходовые комбинации.
– Федор Михайлович, Вы меня извините, но я не понимаю Вашего спокойствия. У меня сложилось впечатление, что нас не ждет ничего хорошего.
– Миша, почему ты считаешь, что я не в состоянии просчитывать ситуации, как тот же Ковалев?
– Не понял.
– Ты же профессионал. При проведении операции, что нужно предусмотреть?
– Ну-у,…Пути отхода.
– После отречения государя вся Россия стала местом проведения операции. В усадьбе, в наиболее перспективных местах есть замаскированные лазы.
Красильников начал внимательно осматривать помещение. Барон ему подсказал.
– Под топчаном. Уйдем ночью. Попробую ка я найти этого Кошелькова. Уж очень интересно тот нож поизучать. Да и ему не мешало бы за все ответить. Ты со мной?
– Да, только сначала я хочу смотаться на тот полустанок, узнать про Митю.
Послышался скрежет засова и в помещение зашел Митрич, крепкий старик с мисками в руках. Он служил в усадьбе с момента ее приобретения бароном Кортом непонятно в каком качестве. Митрич был и кучером, и садовником, и завхозом. У двери остался стоять курсант, молодой конопатый парень с винтовкой в руках и с алым бантом на груди. Митрич держал в руках две миски с пшенной кашей, которые поставил на топчан.
– Пожал-те, барин, покушать. Ой, господи, пресвятая богородица, что творится.
Барон тихо, чтобы не слышал часовой, велел старику. – Митрич, заседлай двух коней, да в полночь подгони их к развилке.
Красильников тоже попросил Митрича. – Мне бы еще форму солдатскую.
Курсант, зевнув, лениво одернул их от двери. – Хватит шептаться! Отдал похлебку и выходи.
Беглецы, кравшиеся вдоль стены дома, остановились. Красильников жестом показал направление движения, но его остановил барон, который на ухо прошептал.
– Нужно пробраться в кабинет. Вроде бы все тихо, уснули революционеры.
– Зачем?
– У меня там есть оружие. И хоть часть документов забрать, да и письмо Курбского я здесь не оставлю.
– Вроде бы все тихо.
– Если что, встречаемся в Москве, Пречистенка, 8. Там квартира брата.
– Он не будет возражать?
– Он сразу после отречения государя уехал в Венецию.
Подкравшись к окну, Красильников достал перочинный нож и осторожно начал отжимать створку. Стоявший сзади Барон грустно произнес.
– Боже мой! В свой же дом, как вор…
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
ПЕРВОПРЕСТОЛЬНАЯ.
Кошельков, по-барски раскинувшись, ехал в пролетке по узкой московской улице. Поверх армейской гимнастерки на нем был надет темный пиджак. На углу, облокотившись о заборчик, стояли и лузгали семечки три мужичка криминальной наружности. Они проводили взглядом проехавшую мимо них пролетку и, не сговариваясь, вразвалку направились следом за ней. Чем ближе пролетка приближалась к Хитровке, тем больше оживала кривая улочка. Стали слышны звуки расстроенной гармони. Из-за угла доносились крики.
– Шалава подзаборная! Прибью!
– А-а-а! Не тронь!Я не брала! А-а-а…
– Удавлю суку!
– А-а-а! Помогите…
У мрачного доходного дома Свиньина с темными провалами окон извозчик остановил пролетку и обернулся к Яшке. – Дальше я, барин, не поеду.
– Что так? Плачу.
– Я на хитровку не ездок. Голова дороже.
Кошельков, понимающе ухмыльнулся и достал из внутреннего кармана пиджака пачку денег. Не считая, он отделил несколько купюр и барским жестом отдал их извозчику. Расплата не укрылась от внимания следовавших за пролеткой мужичков, они многозначительно переглянулись. На Хитровке очень любили лохов с купеческими замашками. Главное успеть и оказаться первым рядом с таким шоколадным франтом. Извозчик жестом фокусника убрал купюры под складки бесформенного балахона.
– Благодарствуем, Ваше сиятельство. Он лихо развернулся и по-молодецки прикрикнул на старого мерина, – но-о, Бешеный!
Трое мужичков, стараясь не упустить из вида Яшку, шли следом, все больше и больше приближаясь. Один из них достал гирьку с ремешком, и, заучено захлестнув ремешок на запястье, убрал руку в карман пиджака.
Кошельков, пройдя несколько метров, обернулся к любителям легкой наживы.
– Фартовые, я дорогу знаю.
Мужички, словно не слыша, начали, не торопясь, окружать его. Кошельков глазами обратил их внимание на свою руку, находившуюся в кармане. Карман пиджака недвусмысленно был оттопырен стволом нагана.
Налетчики все поняли без слов. Обидно было, что потенциальный клиент оказался не таким шоколадным, как хотелось. Всем свом видом мужички, как бы говорили – ну и не надо, не очень то и хотелось. Они обошли Кошелькова, насвистывая незамысловатую мелодию, и практически сразу же испарились в первой подворотне.
В трактире «Каторга» среди клубов табачного дыма за столиками гуляла разношерстная публика. За одним столиком можно было увидеть грязного бродягу в обнимку с франтоватым разухабистым барином в смокинге. Размалеванные барышни неопределенного возраста таскали друг друга за волосы, чему несказанно радовался кряжистый налетчик, сидевший с ними за одним столиком. Кошельков по выщербленным ступенькам спустился в этот вертеп. Он остановился и оглядел зал, надеясь встретить здесь старых знакомых. Но век шулеров, налетчиков и прочей воровской публики недолог, а Кошельков здесь не был больше двух лет. К нему услужливо подбежал половой, расторопный малый неопределенного возраста с ровным пробором засаленных волос и заучено затараторил. – Проходите Ваше Сиятельство. Столик не желаете? Можно с барышней, если развлечься желаете. Есть очень даже приличные, из благородных.
Кошельков небрежно заметил. – Да уж вижу. Княжна Урусова-Валуа развлечься здесь пожелала.
– Шутить изволите.
Кошельков закурил папиросу. – Как начала развлекаться, так остановиться не может. Если не ошибаюсь, она с двенадцатого года княжит здесь. Правда тогда она была Мотькой Вареной и не такой потрепанной.
Показав половому свое знание кабацкой публики, Яшка снисходительно разрешил, – ну, давай, проводи к столику.
Половой услужливо проводил Кошелькова к столику, за которым спал пьяный мужик в разодранной рубахе. Халдей, схватив его под мышки, оттащил в сторону и крикнул кому- то вглубь зала. – Федька! Вынеси барина… А то он засиделся, пора бы и честь знать.
Кошельков вальяжно уселся за столик, к которому тут же возвратился половой. Он ловко начал убирать со стола грязную посуду, обратив внимание на массивный золотой перстень с крупным изумрудом на руке клиента. Одновременно с уборкой, чтобы не тратить время, половой стал принимать заказ. – Что будем заказывать?
– Для начала студень с хреном, селедочку с картошкой. Ну и беленькой графинчик.
– Водочку не держим-с. Война, сухой закон. Но тут же добавил доверительно. – Могу чаю предложить… смирновского.
– А чай твой не слишком паленый?
– Не извольте беспокоиться, высший сорт, из довоенных запасов.
– Ну, давай, только пошустрей.
– Не извольте беспокоиться, один секунд.
Половой, сделав небольшой крюк, пробежал мимо столика, за которым сидели Матвейчик и его дружок, носивший незамысловатую кличку Цыган, которая полностью соответствовала его внешности.
Половой, задержавшись на несколько секунд, чтобы забрать со стола грязные тарелки и пустой заварочный чайник, практически не шевеля губами, скороговоркой сообщил им.
– Залетный, при рыжье и сармаке.
Матвейчик, не глядя в сторону полового, словно разговаривал сам с собой, буркнул.
– Заряжай, как всегда, и за Настеной Шкета пошли.
Половой убежал дальше. Цыган уточнил у Матвейчика, – А если он на нее не клюнет, на выходе работаем?
Матвейчик его успокоил. – Клюнет, Настена не таких разводила.
Через два часа уже изрядно захмелевший Кошельков, облокотившись об стол, заставленный грязными тарелками, напевал себе под нос любимую песенку. – Хива укроет ночкой темною, заглушит шкаликом тоску мою…
В трактир зашла Настена. Чисто и скромно одетая, очаровательная девушка разительно отличалась от кабацкой публики. Настена, кого-то выглядывая, робко прошла в зал и остановилась рядом со столиком, за которым сидел Кошельков. Он не мог не обратить на нее внимания.
– Сладенькая, не меня выглядываешь?
– Дяденька, Вы случаем здесь не видали папеньку моего? Усы у него большие и еще он заикается сильно.
Яшка галантно пододвинул ей стул. – Садись, вместе ждать будем. Придет, никуда не денется. Мимо трактира не проскочит.
Настена робко присела на краешек стула. Кошельков налил себе в рюмку из заварного чайника водки, осмотрел стол и крикнул в глубину зала. – Человек!
Почти сразу же у столика появился услужливый половой. – Что изволите?
– Еще аршин для барышни и…– Яшка поинтересовался у Настены, – Шамать хочешь?
Девушка скромно потупила глаза. – Ой, да ну что Вы, не надо…
Кошельков по-барски скомандовал половому. – И пошамать,… ну,… сам сообрази…
Настена, застенчиво, чуть слышно, попыталась возразить. – Мне неудобно даже…
– Гуляем! Прибыл в первопрестольную, думал дружков старых повидать… А нет ни-ко-го. Одни уроды. Даже поговорить не с кем… Два года не был и… ни-ко-го…
Настена стала объяснять причину своего прихода сюда. – Папенька у Севастьяновой подрядился новые ворота построить. Он у меня по плотницкой части.
– Деньжат огреб, да и загулял. Дело житейское.
– Так-то он непьющий, а как губы помажет…
– Ты и не дергайся, нагульбанится, вернется.
– Второй день уже… Боязно то ночью одной…
К столику вернулся половой и расторопно начал выставлять тарелки с закуской. Кошельков пододвинул девушке принесенную рюмку и начал наливать водку. Настена заметив это, стала решительно отказываться. – Ой, нет, нет! Я не пью! Я не такая…
– Ну, тогда хоть пошамай, голодная, небось.
– Если только самую малость. – Она начала есть.
Кошельков одним глотком выпил рюмку. – Боязно говоришь? А ты возьми меня в постояльцы. И мне крыша над головой, и тебе… не боязно.
– А как папенька вернется, браниться станет.
– Я его похмелю, да и за постой заплачу. Он тебе за меня еще пряников купит. Любишь тульские?
Настена оторвалась от еды и строго предупредила Яшку. – Только тогда, чтобы без глупостей.
Кошельков ухарски распахнул пиджак, показал георгиевский крест и блудливо произнес.
– Слово георгиевского кавалера,… сладенькая.
– Я не сладенькая, меня Настеной зовут.
Девушка поправила волосы. Этот условный сигнал сразу же заметили Матвейчик и Цыган, которые все время внимательно наблюдали за сладкой парочкой. Они, выпив по рюмке водки, встали и направились к выходу.
