Затем содержание появившихся на экранах внутренних компьютеров надписей носителями №1 фиксируется и «вкладывается» в соответствующие досье (используя в качестве временного хранилища собственное сознание). А затем их собственное досье объединяется с досье других «носителей», и становится «базой данных». Досье в МКД заведены на каждого: на собственника, на арендатора, на нанимателя, на родственника собственника, на друга арендатора, на младенца нанимателя, на умершего дедушку – на каждого, кто живет или когда-либо жил в МКД!
Теперь у вас наверняка возникает следующий вопрос: «а кто и как эти досье использует? Ах, друзья, в нашем МКД все так перемешалось, что тут и сам черт, как говорится, ногу сломит! Использует эти досье, надо сказать, и «русская разведка», использует их и «французская разведка», используют их и различные «военизированные формирования», используют их …ну да ладно, давайте закончим с этими аналогиями, пока они не запутали нас окончательно! По мере развития повествования вы сами поймет, кто и как их использует!
Ну а теперь давайте перейдем к носителям №2. Этих носителей можно назвать доброжелательными и даже объективными носителями. Состоят такие носители из числа одних только «наших»… После всего сказанного наличие подобных носителей в нашем МКД вас, конечно же, удивит. Да я и сама, честно говоря, их наличию удивляюсь, но все-таки, как непредвзятый писатель, должна отметить, что доброжелательные носители в нашем МКД все-таки есть!
А кто они такие и где они находятся? Ну-у-у, так просто они, конечно же, не находятся… их следует все-таки поискать… но найти их, в конце концов, все-таки можно!
Доброжелательные носители- это те жители МКД, которые собирают и используют информацию нормальными и порядочными способами.
В окна они выглядывают не на каждый стук входной двери. На лавочках они сидят не все время. По телефонам они разговаривают не все время. В подъездах они долго не стоят. За информаторами они по двору не бегают.
Когда они выглядывают в окна, то на их внутренних экранах появляются немного другие надписи, чем у первых носителей, и бывают они примерно следующими:
«Вот и Ваня вышел на прогулку (Привет, Ваня! Как здоровье? И тебе, и тебе); вот соседка с пятого этажа пошла, ссутулилась бедняжка, тяжело ей приходится; вот Марта ходит, высматривает, за что бы с нас еще деньги содрать, подлюга (надо поскорее отойти от окна, пока она меня не заметила)…
Вы, конечно же, обратили внимание на то, что и первые, и вторые носители в характеристике объектов наблюдения сильно расходятся, и что сходятся они в характеристике одной только Марты Карловны. Но, если вы присмотритесь к ним повнимательнее, то заметите, что и в отношении Марты Карловны они несколько расходятся. …здесь надо сказать о том, что содержание надписей имеет, вообще-то, большое значение, и что надписи эти отражают не просто сознание носителей, но они еще и формируют их поведение… Вы наверняка уже догадались, что первые носители, встречая Марту Карловну во дворе, угодливо ей улыбаются и льстиво заглядывают ей в глаза, в то время как вторые носители стараются делать вид, что ее не замечают, а когда не замечать ее становится невозможно, то здороваются с ней очень коротко.
Носители №3- это члены СД2, их родственники, и их прихлебатели, все- враги «наших».
На внутренних экранах этих носителей информация отражается примерно в том же виде, что и на экранах сотрудников ФСБ:
«Иван Петров.
По словам Жоржетты болен сифилисом. Светлана этого не подтверждает.
Зарплату СД2 платить не хочет- жалуется на низкие доходы. За видеокамеры платить не хочет. Проявляет активность в подаче жалоб на СД2.
Психологически неустойчив. Психологическое давление может заставить его от подписания жалоб отказаться. В случае чего, с помощью Жоржетты продолжать распространять о нем клевету.»
«Семенова Наталья. Зарплату СД2 платить не хочет- говорит, из-за тяжелого материального положения. За видеокамеры платить не хочет. Реформы СД2 не одобряет. Явный враг СД2.
Психологически неустойчива. В ее семье мужчин нет- ее можно безнаказанно припугнуть».
«Марта Карловна. Главный человек в доме. Наша кормилица. Не любит, чтобы к ней проявляли невнимание. (Надо срочно ей улыбнуться….так, что-то не получилось… так, вроде получилось, но, кажется, немного криво. Надо повторить еще раз!)».
Эта группа носителей отличается от других групп тем, что свою базу данных она, за исключением некоторых случаев, не разглашает. Однако же, содержание ее базы данных все собственники МКД и так хорошо знают: ведь она проявляется и в поступках носителей №3, и в их замечаниях, и в актах СД2, и в протоколах и приказах СД2.
Вот что база данных МКД собой представляет.
В дальнейшем повествовании характеристики объектов наблюдения будут отражены как с точки зрения первых носителей, так и с точки зрения вторых и третьих. По ходу повествования вы сами поймете, чья точка зрения в какой момент времени будет отражена.
Производственная жизнь Герды
Герда была техническим специалистом советской закалки. Технические специалисты советского времени были, как правило, хорошими и крепкими специалистами: формировались они не за один-два года, как сейчас, а за 5-7 лет. По окончании формирования они могли самостоятельно мыслить, самостоятельно работать, и принимать нестандартные решения.
Герда была как раз таким специалистом. Она прошла путь от простого инженера до руководителя среднего звена, и на руководящей должности выполняла такую интеллектуально-сложную работу, на которую ни Жанна Анисимовна, ни Семен Ульянович способны не были,– несмотря на то, что те за свою работу получили большое количество званий и отличий, а Герда не получила ни одного.
Таким образом вы можете видеть, что те наименования, которые Жанна Анисимовна с Семеном Ульяновичем к Герде применяли: «дура», «ненормальная» и «умственно отсталая», действительности не соответствовали.
Несмотря на то, что отличий и званий Герда на своей работе не получала, но она получала на ней довольно хорошую зарплату, которую тратила, по большей части, на зарубежные поездки (что невероятно бесило и Жанну Анисимовну, и Семена Ульяновича).
Производственная жизнь Герды складывалась довольно неплохо, и она рассчитывала заработать себе хорошую пенсию и обеспеченную старость, но вдруг ее жизнь изменилась во мгновение ока.
Ее мама сильно заболела, и с ними обеими начали происходить такие вещи, что Герде стало совершенно не до работы. Но она, тем не менее пыталась продолжать работать, и пыталась она работать до тех пор, пока это стало совершенно невозможным.
В конце концов Герде пришлось уволиться и сидеть дома с мамой. Когда мама умерла, то Герду на работу уже никто не взял: «предпенсионный возраст» был никому из работодателей не нужен. Герда попыталась устроиться на работу в другую сферу,– в которой постоянно требовались работники, но, как оказалось, «предпенсионный возраст» был не нужен даже и там.
Вот таким образом «обеспеченная старость» Герды и накрылась.
Герда подрабатывала время от времени то там, то сям, но постоянной работы так себе и не нашла.
Общедомовая жизнь Герды
Усталость материала – деградация механических свойств материала (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B0%D1%82%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%B0%D0%BB) в результате постепенного накопления повреждений под действием переменных (часто циклических) напряжений (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%B5%D1%85%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B5_%D0%BD%D0%B0%D0%BF%D1%80%D1%8F%D0%B6%D0%B5%D0%BD%D0%B8%D0%B5) с образованием и развитием трещин (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A2%D1%80%D0%B5%D1%89%D0%B8%D0%BD%D0%B0), что обуславливает его разрушение (https://ru.wikipedia.org/w/index.php?title=%D0%A0%D0%B0%D1%81%D0%BA%D0%B0%D0%BB%D1%8B%D0%B2%D0%B0%D0%BD%D0%B8%D0%B5&action=edit&redlink=1) за определённое время.
Википедия
В данной главе я развиваю ранее высказанную мною мысль о том, что усталость материала бывает не только у неодушевленных предметов, но и у одушевленных существ тоже.
Герда, поселившись в МКД, была сразу же воспринята как «чужак». После этого, сколько лет она в МКД жила, она все равно так «чужаком» и воспринималась. Хотя после несколько лет проживания в МКД все соседи ее знали, но все по-прежнему считали ее «ненашей». Главной причиной этого было, видимо, то, что она «доставляла неприятности» «самой» Жанне Анисимовне и «самому» Семену (они так говорили); а также потому, что и та, и другой советовали соседям обращаться с Гердой «пожестче».
Таким образом, общедомовая роль Герды начала сводиться к роли «козла отпущения». Каждый «уважающий себя» собственник считал хорошим тоном сказать про Герду что-нибудь язвительное, «уличить» ее в чем-нибудь «непотребном», и пройтись по поводу ее «психики».
Одно время Герда считала исключением из числа таких людей Жанну Анисимовну, другое время- Жоржетту Алексеевну, но впоследствии выяснилось, что даже в то время, когда она считала этих соседок друзьями и оказывала им многочисленные услуги, они другом ее совершенно не считали, а, принимая от нее услуги, за спиной делали ей гадости, и оправдывали эти гадости «благородными» и «общественно- полезными» побуждениями.
Долгое время (и даже десятилетия), Герда считала те неприятности, которые непрерывно валились на нее в МКД, несчастливым стечением обстоятельств. Поскольку Герда была убеждена, что против стечения обстоятельств не попрешь,– сколько ни пытайся,– то «переть» она и не пыталась. И только после смерти мамы Герда начала понимать, что все эти многочисленные обстоятельства были, собственно говоря, всего лишь одним обстоятельством, которое носило название «Жанна Анисимовна». Но, поскольку понимать это Герда начала постепенно, то даже в переходный период между полным непониманием и полным пониманием она продолжала с Жанной Анисимовой «дружить», и продолжала ей помогать.
Интересным было при этом то, что ни Жанна Анисимовна, ни Жоржетта Алексеевна, и ни один из «уважающих себя» собственников не замечал, сколько Герда делала для МКД хорошего, и насколько они должны были быть ей за это благодарны.
Например, та же Жанна Анисимовна и Семен считали, что хорошее отопление в их подъезде (в других подъездах оно было намного хуже) дано им «за их заслуги перед Отечеством», в то время как поддерживалось это отопление, на самом деле, благодаря одной только Герде (подробности этого см. в главе «Досье Тепла»).
Можно здесь привести еще и такой случай. Когда в «неблагополучной» квартире на втором этаже начались кровавые побоища, и площадка перед подъездом стала залита кровью, то все «уважающие себя» жители начали (вместе со своими детьми) ходить по этой крови так, как будто это было вполне естественным и нормальным делом. В числе «уважающих себя» жителей были и Ульяновичи с их детьми. И только одна Герда начала «приставать» к «мастерице» КК, чтобы она распорядилась эту кровь отмыть. «Приставала» Герда к этой мастерице очень долго, поскольку та, если что-то и делала, то делала всегда только наполовину, а в большинстве случаев предпочитала вообще ничего не делать. Кровавую лужу мастерица вначале удалила тоже наполовину, и больше ничего делать с ней не хотела. Герда же заставила ее свою работу все-таки сделать.
Кроме этого, было много еще и других случаев, за которые жители подъезда должны были быть Герде благодарны, но, тем не менее, благодарны они не были.
Лично-производственнная жизнь Глеба
Глеб был человеком увлекающимся, а потому его личная жизнь складывалась довольно бурно.
В первый раз Глеб женился по любви, и у них с женой родился сын. Через некоторое время жизнь у них с женой почему-то перестала складываться, и они развелись. После развода жена с сыном уехала в Германию. В Германии они неплохо, вроде бы, устроились и начали неплохо, вроде бы, жить. Зла они на Глеба не держали, и отношений с ним не теряли. Они писали ему письма, звонили, поздравляли его с днем рождения, и он тоже им звонил и тоже поздравлял.
Затем Глеб снова женился по любви, и снова у них с женой родился ребенок,– на этот раз дочь,– но семейная жизнь снова не сложилась, и через некоторое время они тоже развелись. Жена с дочерью после развода уехали в Беларуссию.
Потом Глеб снова женился и снова развелся…ну, в общем, как оно у него в семейной жизни пошло- так оно и продолжилось.
Единственным, что в жизни Глеба оставалось постоянным- была его мама, с которой он жил в одной квартире. Мама была человеком постоянным. Ни разводиться с Глебом, ни уезжать в Германию и Беларуссию она не собиралась, и Глеб жил с ней мирно-спокойно до тех пор, пока мама не умерла.
Хотя мама умерла в солидном возрасте,– время ее, как говорится, пришло, и ничего с этим было не поделать, -но Глебу стало без нее все равно одиноко.
Чтобы немного развеяться, он начал ходить в гости к маминой подруге, с которой мама когда-то вместе работала, и которая жила в одном с ним подъезде. Он пил у нее чай, разговаривал о разных разностях, и после этого жизнь начинала казаться ему веселее. Он начинал чувствовать себя так, как будто бы пообщался с мамой.
Жил Глеб, в общем-то, так, как жило большинство людей в их подъезде: не лучше и не хуже. Он работал, общался с приятелями, заводил романы с женщинами, но больше не женился- хватит уже.
Работа у Глеба была простой и незамысловатой, но она приносила ему средства для существования, а к большему Глеб и не стремился.
Затем мамину подругу, Марию Жановну, выбрали председателем совета дома, и Глеб от души порадовался: вот сейчас она наведет в их доме порядок, вот сейчас она сделает капремонт, вот сейчас она обустроит двор, а Глеб начнет ей во всех делах помогать…в общем, как говорится, размечтался….
Общедомовая жизнь Глеба
Глеб, как и Герда, был тоже советским человеком, и тоже недвуличным. Он так же, как и Герда, страдал от этого своего недвуличия, и в постсоветской жизни он страдал от него тоже больше, чем в советской.
Работа у Глеба была связана с коммунальными делами. Когда у него появлялась возможность, он использовал свое «служебное положение» в общественных целях: садил вокруг дома деревья, подрезал ветки… приводил этот уродливый дом хоть как-то в порядок. Хотя работал Глеб не начальником, а рядовым сотрудником, но и в качестве рядового сотрудника у него время от времени появлялись возможности для МКД что-то сделать, и он это делал.
Но никто из соседей,– как и в случае с Ганной,– вклада Глеба в обустройство МКД не замечал и его не ценил. Все улучшения в доме жильцы приписывали не Глебу, а некому мифическому «начальству», которому, якобы, «положено было» улучшения в их доме делать.
А на самом деле, никто даже не задумывался о том, что этому дому вообще ничего не было положено! Глеб-то об этом задумывался, но и он и сам не мог понять- а почему так-то? Что за загадка такая была в этом доме? Ведь все окружающие их МКД дома постепенно ремонтировались, обустраивались, озеленялись, прихорашивались, а их дом как стоял пугалом посреди города, так и продолжал стоять, и никто из «начальства» как не собирался его ремонтировать и обустраивать, так и не собирался!
Вот даже рядом с соседним домом,– ровесником их дома,– появилась детская площадка! А у них перед домом как был 40 лет назад пустырь, так он и сейчас есть! И как не было перед их домом парковки, так ее и сейчас нет!
Как была посреди двора 40 лет назад огромная лужа, так она и сейчас есть! Как не проехать было 40 лет назад по двору на машине, так и сейчас не проехать! Как были пешеходные дорожки…ну это были, честно говоря, вообще не дорожки…Некое узкое пространство между забором и подъездной дорогой намекало, правда, на то, что оно является, как бы, пешеходной дорожкой, но даже когда на этом пространстве не стояли машины, то пройти по нему было все равно нельзя: оно было покрыто острыми камнями и рытвинами.
А вот зелени вокруг их дома за 40 лет сильно поубавилось. Прежняя зелень «начальству» почему-то так сильно не нравилась, что оно всю ее повырубало и поуничтожало.
Когда в их городе началась война против тополей, то «начальство» в первую очередь занялось теми тополями, которые росли перед их домом. А ведь какими роскошными были до вмешательства начальства эти их тополя! Они стояли перед домом двумя высокими плотными рядами, и превосходно защищали дом от пыли, солнца и шума! Но «начальство» решило, что эти плотные ряды необходимо проредить, и сделало так, что ближайший к дому ряд оказался полностью стертым с лица земли, а от дальнего ряда остались одни только стволы, похожие на телеграфные столбы. Когда Глеб пожаловался на этот вандализм в Управу, то получил от нее очень странный ответ: «рядом с вашим МКД были вырублены аварийно-опасные ясени». Затем на месте вырубленных «ясеней» Управа посадила какие-то невнятные кустики. Посадила она их прямо в строительный мусор (потому что возле дома была не земля, а строительный мусор), и даже землю под них не подсыпала. И из этих кустиков в дальнейшем ничего путного так и не выросло.– Как «оказалось», кроме тополей, в строительном мусоре ничего вообще расти не может!
Остальные «ясени» так и остались стоять в виде телеграфных столбов без веток. Как только ветки начинали на них отрастать (потому что тополя, что ни говори- это невероятно живучие деревья), то Управа тут же снова их обрезала. Видимо, Управа задалась целью сделать из обычных тополей пирамидальные. Видимо, пирамидальные тополя показались ей «презентабельнее» простых…
Дальше- больше. Перед домом был вырублен еще и весь шиповник и уничтожена вся трава. Это деяние стало уже «совместным проектом» Управы и УК «Уют».
Шиповник было всем людям невероятно жалко. Посадил этот шиповник жилец первого этажа 5-го подъезда под своими окнами. Вскоре после его посадки шиповник так хорошо разросся, что начал радовать соседей пышной зеленью и благоуханными цветами. Сажал сосед шиповник с огромным трудом. Он выбил ломом ряд ям в строительном мусоре (которого рядом с 5-м подъездом было столько же, сколько и с другими), засыпал их землей, и посадил в ямы отросточки. Поскольку в земле все растет намного лучше, чем в строительном мусоре, то вскоре отросточки превратились в большие кусты. Самым приятным в этих кустах было то, что у них был здоровый, бодрый и жизнеутверждающий вид, и они были совсем не похожи на чахлые управские кустики.
Но затем в один, отнюдь не прекрасный день, жители обнаружили, что весь шиповник оказался вдруг вырублен. Глеб обратился в Управу, и Управа ответила, что она здесь «вообще не причем». Однако же, Глеб выяснил, что, Управа была, все-таки, причем, и что дело было в следующем: руководитель Управы как-то раз сделал замечание директору УК по поводу мусора возле дома (не строительного, а бытового ), и УК сразу же на это замечание «отреагировала» и решила проблему с мусором тем, что уничтожила перед домом всю растительность. Глеб обратился в УК, и УК ответила, что она все сделала «по нормативам», потому что ближе 1,5 м от дома ничему расти не положено. Глеб спросил, а почему УК тогда вырубила шиповник на расстоянии дальше 1,5 м от дома, а вместе с шиповником срезала еще и все мальвы, и УК ответила, что ничего страшного в этом нет, потому что на следующий год «все снова отрастет».
Но на следующий год ничего не отросло. Похоже было, что УК втихаря полила пространство перед домом какой-то отравой. До этого Глеб любил смотреть из своего окна и любоваться на зелень и цветы, но после диверсии УК он смотреть из окна вообще перестал, потому что смотреть ему стало не на что: под его окном посреди голой земли виднелась одна только крышка канализационного люка- и больше ничего: ведь траву УК тоже скосила.
Скошенная УК трава выглядела совсем не так, как скошенная сотрудниками Думы (рядом с Думой) трава, а выглядела она невероятно жалко и уныло. После покоса скошенная УК трава вскоре засыхала и превращалась в желтую щетку, и в таком щеточном виде стояла до дождей. Как только после дождей она чуть-чуть отрастала, так по ее «душу» тут же являлись косильщики УК и снова возвращали ее в состояние желтой щетки. Если же лето выдавалось засушливым, то желтая щетка «радовала глаз» целое лето без перерыва.
Картина запустения дополнилась еще и тем, что тополя, которые стояли напротив дома за шиповником и мальвами, Управа тоже исковеркала. Эти тополя она превратила уже не в телеграфные столбы, а в низеньких уродцев. Летом, когда милосердная листва их уродства скрывала, смотреть на тополя было еще можно, но зимой они становились совсем уж страшными и начинали напоминать фильм ужасов: так жутко начинали выглядеть их наросты, наплывы на стволах, и их искривленные и обрубленные ветки. Но тополя даже в таком виде пытались выживать. Поскольку они, видимо, поняли, что вырастить нормальные ветки Управа им все равно не позволит, то они начали выпускать молодые ветки из пазух старых большими пучками. Но как только эти молодые ветки немного отрастали, так Управа тут же являлась «по их душу» и их кастрировала, и возвращала тополя к их «нормальному» состоянию фильма ужасов.
Если на тополя стало можно смотреть только летом, то на траву стало можно смотреть только ранней весной. Но как только весенняя трава чуть-чуть отрастала, косильщики УК тут же делали из нее желтую щетку, и выйти ей из состояния желтой щетки больше не позволяли. Таким образом, рядом с 4-м и 5-м подъездом образовалась «ухоженная и презентабельная» (как, видимо, казалось УК) «лужайка». «Лужайка» эта состояла не только из желтой щетины, но еще и из проплешин голой земли и вышеупомянутой крышки люка, и выглядела чудовищно, но зато бытового мусора на ней больше не валялось! УК проблему с мусором успешно решила!
Глеб попытался покосам УК хоть как-то воспрепятствовать, но добился только того, что УК перестала уничтожать мальвы (которые, несмотря на ее усилия, со временем все-таки отросли).
Так что вы видите- Глеб старался делать все, что мог, чтобы МКД хоть как-то украсить, но никто из соседей его усилий продолжал не замечать. О том, чтобы Глебу хоть кто-то из соседей начал помогать- и речи быть не могло.
Но неужели же жители МКД не понимали, что Глеб действовал в их интересах?
Ну некоторые действительно не понимали, а некоторые просто не хотели понимать, потому что им просто нравилось относиться к Глебу плохо. Глебу, как и Герде, отводилась в МКД роль «козла отпущения», и ничего с этим было не поделать! А немалую роль в том, что Глеб попал «в козлы», сыграла одна особенность, которая была присуща только этому МКД, и никакому другому: Глеб считался в МКД жителем «не той категории», и, как человек «не той категории», «ничего путного», по мнению «категорийных» жителей, он сделать не мог!.
Про все эти категории будет подробно рассказано в главе «Приведение массы к общему знаменателю». Здесь же можно заметить, что категория того или иного жителя МКД сильно зависела от его принадлежности к медицине. Поскольку Глеб отношения к медицине не имел, то он, с одной стороны, относился к низшей категории. Но, поскольку мать Глеба была медиком и входила в число приближенных к Марии Жановне (бывшему медику) лиц, то Глеб, с другой стороны, относился не совсем к низшей категории… В общем, точнее, чем то, что «он был не той категории», тут не скажешь!
Как человеку «не той категории» Глебу постоянно ото всех в доме доставалось. Глеб был незлобивым и добродушным человеком, и никогда в таких случаях сдачи не давал. А большинство жителей МКД, как вы поняли, были далеко не незлобивыми, и сами всегда «давали сдачи»,– причем, не только «за дело» но и «без дела»! Даже если «дело» заключалось в том, что человек ничего плохого им не делал, а им только казалось, что он хочет им что-то плохое сделать, то они тут же, без предупреждения, «давали ему сдачи», и все проблемы с этим человеком «решали» «превентивно»!
Глеб же не был таким. Даже впоследствии, когда Марта Карловна объявила на него облаву и начала натравливать на него жителей МКД, – он и тогда никому не стал давать сдачи, а просто начал людей избегать.
«Ох, люди, люди»,– говорила Мария Жановна. Никто из людей даже не задумывался о том, что Глеб, при желании, мог дать бы им такой сдачи, что мало бы им не показалось! Ведь Глеб был крупным мужчиной и даже посмотреть мог так, что душа в пятки уходила,– не говоря о том, что он мог так же и прикрикнуть.…но Глеб считал такое поведение для себя недопустимым, а потому люди бессовестно этим пользовались…
…А я так скажу: нарвались бы эти люди на Семена- узнали бы они, почем фунт лиха! Но обстоятельства сложились так, что на Семена они не нарывались, а потому продолжали думать, что ничего страшного в том, что они обращаются с Глебом таким образом,– нет…
У Глеба оставался только один друг: Мария Жановна, которая по-прежнему его поддерживала и по-прежнему его защищала. Конечно, одной Марии Жановны для того, чтобы изменить отношение к Глебу в доме, было мало (учитывая то, что Глеб был еще и «не той категории»), но, все-таки, кроме Марии Жановны, в доме были и другие люди, которые относились к Глебу дружелюбно, а были даже и такие люди, которые Глеба уважали,– Герда, например…
Досье Марии Жановны
Мария Жановна до пенсии работала завотделением крайбольницы, и пользовалась в ней большим авторитетом. Многих людей, с которыми она работала, она и сейчас встречала каждый день, потому что они были ее соседями, и продолжала пользоваться у них авторитетом и сейчас. Мария Жановна старалась и дома сохранять тот дух товарищества, который царил у нее на работе, и держала свои двери открытыми для всех. Соседи ходили к ней день и ночь, и она всех их принимала, и со всеми разговаривала, и выслушивала все их жалобы, и гладила их, если они были расстроены (образно говоря), по головкам, и поила их чаем, и угощала их пирожками.
Среди тех людей, которые ходили к Марии Жановне, были люди, которые действительно нуждались в ее поддержке и которым, кроме нее, действительно не к кому было пойти, но были и совершенно другие люди- так называемые энергетические паразиты, которые притворялись больными и несчастными для того, чтобы получить от Марии Жановны свою долю внимания.
Одним из таких «энергетических паразитов» была Жоржетта Алексеевна, и Мария Жановна сама это почти что понимала. Стоило им пообщаться, как у Марии Жановны сразу же что-нибудь случалось: то поднималось давление, то отказывали ноги, то нестерпимо начинала болеть голова…Но такие случаи Мария Жановна приписывала естественным причинам, и с Жоржеттой Алексеевной,– милой интеллигентной женщиной, – старалась их никак не связывать. Ведь Жоржетта Алексеевна была так одинока, и так нуждалась в ее поддержке…
… дело здесь было не только в природной доброте Марии Жановны, но еще и в том….еще и в том… что Мария Жановна немного «подсела» на роль Мать-Терезы… и… и она на нее даже так подсела, что выйти из нее больше не могла. К тому же… к тому же, болезни были Марии Жановне, в каком-то смысле, даже приятны, и приносили ей, в каком-то смысле, немалые… дивиденты…как только Мария Жановна поправлялась после очередной болезни, она садилась на лавочку рядом со своим подъездом, и тогда каждый проходящий мимо,– не только в ее подъезд, но и в другие,– останавливался рядом с ней, и сочувственно спрашивал ее о здоровье, и заботливо интересовался ее делами… каждый… каждый… каждый…
В периоды хорошего самочувствия Мария Жановна тоже часто садилась на лавочку, и возле ее лавочки снова останавливался каждый проходящий, и каждый проходящий рассказывал ей о своих делах, и расспрашивал о ее делах, и Мария Жановна чувствовала таким образом связь со всеми людьми, и ее жизнь становилась насыщенной и интересной…
В каком-то смысле Мария Жановна была духовным центром дома, и она это понимала, и ей это нравилось. Но лучшим качеством Марии Жановны было то, что она понимала: быть духовным центром – это не только собирать похвалы и приятные пожелания от соседей, но еще и активно соседям помогать. Она считала, что несет ответственность за всех тех соседей, кто ей доверяет, и старалась помогать им по мере сил.
