– Не-е, – испуганно замотала головой Олеся. – А что… разве и такое бывает?
Хомчиха вперила взгляд на наивную девку и, сокрушённо покивав головой, тихо сказала:
– Да пошти палавина памирае… кали сами хочуть избавицца от завязи.
В ужасе приложив руки к груди и вытаращив глаза, Олеся попятилась. Хомчиха ухмыльнулась.
– Не трясись. Тут яще ни одна не памерла. Загавор у мяне добры, верны… да и багульник с девясилам подсобят. А уж кровушку потом, як нихто други, я особым загаворам астанавлю. У мяне всё надёжнае… а посему и стоит дорого.
Хомчиха вдруг замолкла и несколько мгновений задумчиво смотрела на Олесю, а та на распятии могла присягнуть, что старуха в эти мгновения её не видела. Словно очнувшись, Хомчиха неожиданно спросила:
– Гроши ийе?
Олеся разжала руку с приготовленной пятирублёвой купюрой. Подавшись вперёд и аж вытянув шею, старуха жадно уставилась на деньги. На лице едва заметно проступило разочарование. Хотя чего можно было ждать от деревенской девки в заношенной одёжке?
– Ладно, на безрыбье и рак – рыба, – смирилась старуха. – Хотя красненькая была б луччай тваёй синицы.
Ещё что-то недовольно буркнув себе под нос, Хомчиха кивнула на мокрую одежду девушки.
– Здымай. Застынеш не к часу.
Олеся замялась и оглянулась по сторонам.
Бросив Олесе домотканную постилку с замысловатым орнаментом, Хомчиха властно проскрипела:
– Прикрыешся. Всё здымай. И ступай в баню. Невестка всё подготовила, яна и расскажа, што рабить. Для начала у дежцы з кипенем посидеть табе надобно, да глядите там, штоб не ошпарилась. А я скора падайду.
Хомчиха явилась в баню, когда Олеся уже изрядно просидела в бочке с горячей водой почти по грудь. Приблизившись к бочке, старуха привычно сунула руку в воду и тут же, выдернув её, резко отшатнулась.
– Ох, ты ж! – вскрикнула она. – Ты што, зварыцца хочаш? – выпучив глаза, она накинулась было на Олесю, но тут же, внимательно глянув на неё, настороженно спросила:
– Табе што, не горячо?
– Ну-у… терпимо, – последовал ответ.
Без слов старуха пристально воззрилась уже на невестку. Та всё поняла и виновато пролепетала:
– Я ж, как обычно, доливала кипяток и спрашивала, или не горячо, а она крутит головой и вот так же нукае, мол, не печёт.
Старуха некоторое время раздумывала с озадаченным видом, а затем произнесла:
– Ладно, авось не зварыцца. Иди, – кивнула она молодице.
Оставшись наедине с Олесей, Хомчиха присела на лаву и буднично произнесла:
– Табе яще трошки посидеть надобно так… Ну, а пока расповедай, откудова ты такая и чья будешь?
Сидя в бочке, Олеся рассказала о себе сущую правду: семья почти нищая, батьки нет, старый муж умер, что сейчас делать – она не знает. Единственной неправдой в истории Олеси было то, что она нездешняя, издалека, и добиралась сюда несколько дней.
Выслушав исповедь девушки, Хомчиха сочувственно покачала головой. Поверила она или нет – трудно было понять. Старуха ещё раз подошла к бочке и с опаской сунула пальцы в воду – хотя и не так резко, но снова отдёрнула руку. Странно уставившись на Олесю, она молчаньем требовала объяснений.
Для Олеси вода, конечно же, была горячая, но не настолько, чтоб не выдержать. Видя дикое изумление Хомчихи, девушка поняла, что для старухи такое было впервые. Похоже, в такой горячей воде человеку и в самом деле усидеть нельзя! Что ж, пусть будет так, как нужно.
– Ой, мне и вправду уже невмоготу, – притворно скривилась Олеся, скоренько вылезая из бочки. – А-ай, как горячо!
Тело и впрямь сильно покраснело до уровня, где была вода. С тревогой на лице старуха провела пальцами по коже Олеси – никакого ожога! Надо же…
– Ладно. Кажись, всё добре. Очухайся трохи, а то яще сомлеешь, – немного успокоившись, прошамкала Хомчиха и протянула девушке чашку с тёмной жидкостью. – Выпи, потом на лаву ложись. Да гляди, не засни – совсем погано стане! Ежели хочешь, можаш яще… якую-нибудь небывальщину рассказывать, штоб на сон не так клонило.
Сказав о небывальщине, старуха едва заметно ухмыльнулась. Если бы Олеся это заметила, она наверняка бы догадалась, что Хомчиха не очень-то поверила в её россказни.
Ну, а раз надо и сейчас говорить, то Олесю неожиданно потянуло расспросить про одну из злободневных тем в народе – грехи и нечисть.
– Бабушка, вот вы ж уже прожили немало, да и… – Олеся запнулась, собираясь с мыслями, как лучше сказать, – …и с силами какими-то знаетесь… Вот я и хотела спросить…
– Да ты не боись, спрашивай. Коль знаю – скажу.
– Вот почему… ну… черт там или дьявол, или вообще нечистая сила людей губит?
– И-ы, – сощурилась Хомчиха, несказанно удивившись вопросу. – Дурёха! Ты де-нибудь бачила, штоб черт или дьявол гонявся за людьми с топором или с вилами?
– Не-е, – растерянно протянула Олеся.
– Ну дак, а чаго ж тады спрашиваешь што ни попадя? Нечисть николи не пралье человечьей крови и даже копейки чужой не украде. Ето тольки люди на такое дуже падкие! А вот черт или дьявол – вот яны-то и подстрекають нас на такие грехи, да нашу душу на стойкасть праверають. Ежели душа чистая, то ниякое искушение ёй не страшно. А кали человек с червоточинкой внутри – дьявол тольки радавацца буде, мол, найшов-таки, каго хатев. Вот таких людей ён и падбивае на любы грех. И не черти, а сами люди губять адин адного. А черти или той самы дьявол, можна сказать, дажа некаторую пользу приносять, патаму як зло тайнае робять явным, а значицца, и паганых людей памагають приметить…
– И по чём это их примечают? – удивилась Олеся.
– Па делам да па поступкам неправедным, – Хомчиха мрачно посмотрела на девку. – Вот ты ж тожа поддалась искушению, коль сюда пришла, а стало быть, душа у тябе, девка, того, порчаная. И не глядя на твае маладыя годы, кажацца мне, што грехов у тябе уже паболей, чым у иных старых. Так што ты б луччай падумала про…
Изумившись суждению старухи, Олеся дерзко перебила её:
– Ну а вы, бабушка… вы-то каким человеком себя считаете? Праведным или…
Оторопелая старуха заглянула в глаза нахальной девке, хотела было осечь, но вдруг переиграла и задумалась.
– Грешница я, – наконец промолвила она таким тоном, словно сама себе вынесла страшный приговор.
– Но вы же, я знаю, людям помогаете, – смягчилась девушка, – ворожите и от хворей всяких лечите.
– Ага, от хворей… Больш от таких вот, як у тябе… – кивнула Хомчиха на живот Олеси. – Ну, а ежели по правде, то судьба не любить, кали ее спрашивають, а уж кали яще лезуть да вмешиваюцца в дела ее – вот тут-то яна и вовсе гневаецца… Оттого почти все ворожки несчастные. Ну а я… Вот жила б, як все, можа, и возле щастя погрелась бы трошки. Прастому человеку от етой жизни багато не надобно: подавай тёплую хату в мороз да харчей под нос – вот табе и щасте.
Олеся вдруг вспомнила о больном мужике и осторожно спросила:
– А это ваш сын… во дворе?
Хомчиха горестно вздохнула; горькая слеза задрожала на старческих глазах.
Помолчав, старуха ласково прошептала:
– Мой. Самый младшенький. Четвёртый… – не сдержавшись и всхлипнув, она добавила: – Последний. Троих уже схоронила… Вот так вот… А ты говоришь «людям помогаете…»
Поражённая Олеся застыла с ужасом в глазах. Спрашивать что-то ещё она не посмела…
Ни у Хомчихи, ни у Олеси желания разговаривать больше не было.
Лишь два или три раза дав короткие указания, старуха вскоре приступила к главному действию, начав шептать колдовской заговор против чуда природы – зародившейся жизни…
Нагая Олеся лежала на лаве.
Держа руки над её животом, ворожея начала усердно бубнить тайные слова, сплёвывать, креститься и поминать рабу Божью Олесю. Многие диковинные фразы девушка хорошо слышала, и ей даже стало интересно – она ещё больше напрягла слух.
После первого прочтения заговора у Хомчихи на лбу выступила испарина, руки едва заметно пробивала дрожь. Да-а, видать, и в самом деле нелегко вмешиваться в дела высших сил и пытаться изменить направление указующего перста судьбы!
К концу второго чтения заговора старая Хомчиха выглядела уже просто измождённой!
Олесе вдруг тоже сделалось худо, начала кружиться голова. Быстрей бы всё закончилось! Девушка бросила умоляющий взгляд на старуху, и её вдруг пробрал страх: в глазах ворожеи явно читалась паника! Что-то пошло не так!
Ещё немного и уже через силу шамкая губами, старуха вместо слов еле выдавливала какие-то невнятные стоны, всю её трясло. Полузакрытые глаза, полные бельмесости, отрешённо блуждали. По всему было видно, что ворожея находилась в состоянии, близком к беспамятству.
Олеся совсем струхнула и срывающимся голосом завопила:
– Бабушка!
Хомчиха вздрогнула, взгляд её стал более осмысленным. Глаза на мгновение прилипли к Олесе и вдруг, до предела раздавшись в зрачках, медленно пошли под лоб. Из носа старухи показалась тоненькая струйка крови – показалась и тут же остановилась, чуточку не достав до верхней губы. Тихонько, словно пытаясь тайком от кого-то скрыться, старуха в глубоком обмороке сползла с лавы на пол.
Олеся завизжала.
В баню на крик вскочила невестка Хомчихи. Она застыла в дверях, лихорадочно соображая, что же тут произошло. Ей хватило мгновения! Схватив ушат с холодной водой, она окатила старуху. Та вскоре начала подавать признаки жизни. Ещё немного – и она окончательно пришла в себя.
– Что тут у вас стряслось? – спросила ошарашенная молодица, усадив старуху на лаву.
Хомчиха устало вытерла рукой воду с лица и только потом подняла глаза на перепуганную клиентку.
– Вот, – кивнув на Олесю, она с трудом захлюпала губами, – про дьявола… расспрашивала… А ён, аказваецца… у яе в утробе сядить. Ни один мой загавор… ни одна трава… не заставять яго выкинуцца…
Поражённая Олеся застыла с полуоткрытым ртом, глаза от страха как две плошки.
Не моргая, старуха вдруг начала давить её тяжёлым взглядом, видимо, напрягая какие-то внутренние свои силы. Но их-то, сил этих, у Хомчихи не осталось совсем – ни духовных, ни телесных! И она обмякла, поняв тщетность своих усилий.
– Такая и в кипящей смоле не сдохне, – злобно прошипела ворожка, глядя на Олесю. – Спалить бы яе, сучку, да скорей сами погорим.
Хомчиху повело, она начала заваливаться. Подхватив её, молодица бросила недобрый взгляд на Олесю.
– Шла бы ты, девка, отсюда. Да подальше от этих мест. О таком мы молчать не будем.
Не спуская глаз с хозяев, Олеся медленно потянула к себе свою одежду.
Молодица продолжала:
– А лучше, вообще на край земли сойди… или в ад. Там тебе место.
– И як жа ж ета я сразу… не дагадалась?.. – с трудом выдавливая слова, едва слышно засипела Хомчиха. – Из Бярозавки яна… Там яе места… Там яе логава…
Глава 4
Не разбирая пути, Олеся летела домой в Берёзовку. Нипочём были лужи и грязь, нипочём хлеставшие по лицу и рукам ветки – всё нипочём! Падала, поднималась и снова падала. Не зря ж поторопка крепко со спотычкой дружит, да только сейчас не поторопка – беда чёрная гнала несчастную! Тут уж можно так упасть, что уже и не встать! М-да…
В последние дни Олеся упрямо настраивала себя на то, что понесла от паныча. И вот нате вам – всё-таки мельник! Всё-таки волколак!
Девушка снова была растеряна, напугана и в который уж раз раздавлена судьбой. Сейчас она с содроганием вспоминала безрассудные мысли о мести обидчикам и о какой-то тайной власти, если б она стала матерью оборотня! Бред какой-то! Изведённой невзгодами девушке теперь хотелось лишь одного – быть такой, как все!
Но почему?! Почему у неё всё идёт наперекосяк?! Почему коварная судьбина, вцепившись коршуном, терзает её и всё никак не может уняться?!
Ну, тут можно лишь предположить, что судьбе не чужда потеха, и, вволю поизмывавшись над бедокуром Ефимкой, ей, видимо, захотелось чего-то новенького. Она не стала далеко ходить и перекинулась туда, где есть простор для жизненного крючкотворства, где можно вволю подурачиться, чиня каверзные хитросплетения. А уж с такой красавицей, да ещё и беременной от оборотня – ох и разгуляться ж можно!
Вот и насмехалась судьбина над Олесей да всё норовила стукнуть побольнее. Поманит, даст надежду – и тут же удар в спину, а то и по лицу наотмашь! Точно как сейчас: показала судьба шанс вырваться из Берёзовки, перед глазами у Олеси покрутила им, да и стянула этот шанс из-под самого её носа себе на потеху. А уж со злосчастной беременностью что творит, так и вовсе кровь в жилах стынет! Вроде как подкинула из двух зол меньшее – обыкновенную беременность, – да не стала долго тешить красавицу горькой долей, преподнесла ей ещё более горший удел – плодоношение от чудовища, не забыв при этом и пять рублей в придачу умыкнуть!
Нет, не возьмут её, непорожнюю, в город! Ну и куда ж теперь с чудовищем в утробе?!
Раз за разом спотыкаясь и падая, обессиленная Олеся плелась в Берёзовку. Она не плакала – она раненым зверем выла и скулила.
По глухому и болотистому Полесью шла несчастная девушка, всем сердцем своим возненавидевшая судьбу…
Да-а, наверное, редко можно встретить такой коварный норов у судьбы. Да вот только ж говорят, что большинство судеб схожи с натурой своих подопечных. Так что вроде даже как пара получается…
Ох и не хотелось Олесе в этакой паре тянуть лямку жизненную! Такая товарка, того и гляди, будет вернуть на стезю, где всё усыпано шипами!
Домой красавица явилась уже затемно – вся в грязи и в слезах, оборванная и оцарапанная. Да уж, красавица так красавица…
Мать и оба брата, испугавшись вида Олеси, попытались было расспросить, что стряслось, но, наткнувшись на дикий взгляд, оставили горемычную в покое. Да где уж теперь тот покой?!
Чёрные мысли рвали сознание, словно свора взбесившихся собак! Голова раскалывалась от боли. Безысходность давила душу. Казалось, теперь только в петлю дорога прямая.
И никто не мог помочь Олесе!
Хотя нет, при таком неимоверном потрясении у людей иногда всё же находился чертовски надёжный помощник и спаситель – полное умопомешательство, препровождавшее несчастных в совершенно другой, безоблачный и блаженный мир…
Олеся даже не представляла, насколько в этот вечер она и в самом деле была близка к безумию… Но, видимо, кто-то решил, что будущая мать достаточно наказана за опрометчивый поступок. На выбившуюся из сил девушку вдруг нашло странное безразличие ко всему вокруг, и она незаметно уснула. Скорее всего, это её и спасло. И не только её…
Олеся проснулась под утро. Было ещё довольно темно, и лишь на востоке предутренний сумрак, испугавшись зарождающейся зари, побледнел и начал клочьями туманными нехотя прятаться по низинам да по тенистым дубравам.
Не шелохнувшись, Олеся лежала в полутьме с открытыми глазами. Было довольно странно, но после всего пережитого мысли её сейчас парили по сознанию с необычайной ясностью. Вот уж не зря говорят, что утро вечера мудренее.
Первое, что пришло девушке в голову, заставило тело покрыться липким холодным потом, а через мгновение и волосы на голове зашевелились, пытаясь встать дыбом. В ужасе резко приподнявшись на локтях, Олеся лихорадочно пробовала ошельмовать страшную мысль, но как ни крутила, всё говорило в пользу зловещей действительности: избавиться от зародыша ей препятствовал не Бог! Дальше Олеся побоялась развивать эту мысль…
