Михаил Бард "Невеста призрака"

Изабель листала дальше и видела, как из неопытного новичка Блез быстро превращался в настоящую акулу пера. Для него перестали существовать запреты, он покушался даже на карьеры политиков, выводя их на чистую воду.

Понятно, как он приобрёл популярность. Блез давал публике то, чего она всегда хотела.

Рубил головы королей.

«Le Fant?me de l’Opеra».

Изабель вздрогнула, скользнув пальцами по заголовку.

«Вот уже год из парижского театра оперы "Lacroix" каждую неделю приходят жалобы на злого духа, поселившегося в этих древних стенах. Обвал декораций, прямой вред здоровью актёров, срыв премьер и теперь – ужасная смерть главного мужского голоса театра. Во всём Париже не найдется укромного уголка, куда бы не донеслись слухи о жутких зверствах фантома. Но что из этого правда, а что – попытка отчаявшегося начальства привлечь внимание?»

Изабель закусила губу, вчитываясь. Блез не просто приходил в театр и общался с персоналом, он даже ночевал здесь, нагло занимал ложу Призрака, пугал артистов, надевая маску и фрак.

Более того, он раскрыл пару трюков Призрака Оперы. К примеру, чтобы голос звучал отовсюду, достаточно было приставить воронку к отверстию в одной из старых, неиспользуемых труб. Блез излазил театр вдоль и поперёк: не было тех перекладин и балок, куда бы он не взобрался, лишь бы доказать, что обычный человек мог в любой момент обрушить хоть декорации, хоть люстры, и уйти незамеченным.

Во второй статье Блез уже изучал убийство и мотивы преступления. У погибшего артиста было множество конкурентов, с которыми он расправлялся как законными, так и незаконными способами.

«Жизнь покойного была достойна того, чтобы о ней писал не автор этих строк, а сам Дюма. Читателям хорошо известно, что Луи Леру пару лет назад женился на бывшей жене своего продюсера, что вызвало крупный скандал, но этим история его жизни не ограничивается. Он подкупал артистов, чтобы они отказывались от ролей, угрожал им, сплетнями и слухами уничтожал их репутацию. Доказательствами служат полицейские рапорты, свидетельства очевидцев и письма в редакцию, которые вы найдёте в конце текста.

Иными словами, у Леру врагов было больше, чем звёзд на небе. Почему же его до сих пор никто не изобличил, почему не отправил за решётку? Вы всегда можете задать этот вопрос его старшему брату – генеральному директору национальной полиции Лорану Леру».

– Господи, – прошептала Изабель. – Как тебе за такие слова не проломили голову?

«У Луи было много конкурентов, но ярчайшее противостояние было с небезызвестным ведущим артистом "Opеra Garnier" Эриком де Валуа».

Изабель ахнула.

«Стоило Луи выйти на сцену, Эрик де Валуа начинал импровизировать, доказывая всему зрительному залу, что артист из конкурента – совершенная бездарность. Стоило Валуа зайти в гримёрную, так Леру в спешке покидал её. Кстати говоря, в гриме, которым пользовался Валуа, содержалось столько свинца, что он порой терял сознание за кулисами. Несложно догадаться, кто с таким энтузиазмом пытался его отравить».

Грим… нет. Те жуткие шрамы, что видела Изабель, не могли появиться из-за грима.

«Легко было бы подозревать Эрика де Валуа в убийстве главного конкурента. Но, к сожалению, этот действительно талантливый артист погиб из-за пожара в собственном доме, а его могила находится в семейном захоронении на кладбище Пер-Лашез».

Изабель перечитала эти строки несколько раз до тех пор, пока они не расплылись перед взглядом. Потерев уголки глаз пальцами, она ощутила скатившиеся по щекам слёзы.

Пожар. Семейное захоронение. Ох, Эрик…

Ты выжил, но предпочитаешь быть мёртвым? Огонь не просто тебя изуродовал, он отнял карьеру, будущее. Как выступать артисту с такими уродливыми шрамами? Сколько ни маскируй их, они будут просвечивать даже сквозь самый плотный грим, и публика не сможет отвлечься от них, будет ужасаться, отводить взгляд в отвращении.

Изабель перевела взгляд на свою труппу, пальцами утирая слёзы.

– Ох, – она поднялась, убирая папку, подошла к оркестру. – Косет, ты должна звучать так, будто сдерживаешь рыдания. Можешь надевать самую тесную обувь на репетиции, пока не привыкнешь так петь. Жиль, тебя не видно из-за столба. Лучше наблюдай за действием с балкона.

Закусив губу и скрестив руки на груди, Изабель следила за ходом репетиции. Работа режиссёра монотонная, однообразная, скучная. Но сейчас девушке была необходима эта серая рутина.

Она ждала окончания дня, чтобы остаться в театре и поговорить с Эриком наедине.

Но Изабель прождала до полуночи, бродила по театру, звала Призрака, даже пела, а он так и не явился.

И на следующий день. И на следующий. Так и прошла целая неделя в ожидании, потом вторая, третья. А потом и два месяца.

Блез Бувье приходил на репетиции, но Изабель не хотела с ним разговаривать, так что о постановке и о Невесте Призрака всю информацию выкладывал Гаскон, а Изабель оставалось лишь запомнить детали.

Постепенно девушка привыкла к однообразным серым будням, но нельзя сказать, что они её радовали. Каждое утро она бросала взгляд на пятую ложу, каждое утро разочарованно вздыхала, каждый вечер вспоминала жар того поцелуя на своих губах.

Она больше не надеялась на встречу.

И потому удивилась, обнаружив в своём кабинете в день премьеры алое, как кровь, пышное платье с открытыми плечами, драгоценности и женскую маску, скрывавшую половину лица.

На столе лежала роза – в этот раз красная – а рядом с ней конверт, на котором знакомым почерком были выведены две буквы.

«П.О.».

Для кого-то день премьеры – смерть постановки, для кого-то – её рождение после долгой и кропотливой работы. Подобно младенцу, постановка обрела форму, жизнь, душу и теперь должна выйти в общество и жить для зрителя.

Для Изабель день премьеры всегда был цирком. В маленьких городах зрители одевались просто, неброско и скромно, в то время как в Париже мужчины надевали дорогие костюмы, а женщины – роскошные платья из материала, который стоил, как современный автомобиль. Оркестр играл в фойе, на мюзикл, благодаря рекламе Блеза Бувье и предприимчивости Гаскона прибыли политики, театральные критики, продюсеры и даже несколько знаменитых актёров кино. Изабель кусала губу, узнав о списке гостей.

– В первую очередь они пришли сюда, чтобы взглянуть не на твой дебют, Идо, а на Невесту, – проговорил Гаскон, зажав сигарету в зубах. – Так что сыграть ты должна её так, как не играла невинную малышку, когда получала неуды в школе.

Изабель с хмурым видом смотрела на платье.

– Оно слишком откровенное. Я не смогу носить что-то подобное и… играть влюблённую без скованности.

Гаскон смерил её пристальным взглядом, после чего самодовольно хмыкнул.

– Что-то мне подсказывает, что ты справишься. Ну а платье… вини нашу главную легенду в его необычных вкусах.

Изабель сжала кулаки, повернувшись к начальнику.

– Мсье Мартен, а ведь вы так и не рассказали, как он появился в театре.

Гаскон сощурился, внимательно окинув Изабель взглядом с головы до ног.

– С чего ты взяла, что я в курсе? Да и почему ты сама у него не спросишь? Я знаю, что вы близко общаетесь.

Он сделал такой акцент на слове «близко», что Изабель вспыхнула.

– Он… не слишком о себе распространяется.

Гаскон хохотнул.

– Удивительно.

– И всё же, как он появился в театре?

– Идо, у тебя будет отличная возможность об этом поговорить, – он кивнул на платье и маску. – А будешь более развязной – узнаешь каков он… в любовных утехах.

– Вы. Отвратительны.

– Я знаю, – Гаскон затянулся. – Что он написал тебе в указаниях?

Надеть платье, принять надменный вид и с самодовольной ухмылкой смотреть на входящих гостей, стоя на одном из балкончиков в фойе, куда будут светить софиты.

«Милый друг, если ты сегодня не споёшь перед зрительным залом, то, будь уверена, что в театре случится ужасная катастрофа. Оркестр предупреждён. Они сыграют сразу после третьего звонка. В дуэте с тобой в первые за долгое время перед публикой спою я. Ведущая ария из твоей постановки – "Музыка тьмы"».

– Написал, – вздохнула Изабель, – чтобы я послала вас к чертям, если вы соберётесь совать нос не в своё дело.

Гаскон хмыкнул, убрав руки в карманы штанов.

– Ладно-ладно, – он вновь посмотрел на платье Изабель, потом на неё саму. – Что ж, Идо, будь уверена, я тебя с позором уволю, если снова увижу Призрака… неудовлетворённым.

Гаскон ушёл слишком быстро, не успев услышать от Изабель грязное ругательство в свой адрес.

Платье пришлось по фигуре. Более того, оно сидело так хорошо, словно Изабель в нём родилась. Ткань была мягче лепестка розы, фасон выгодно подчёркивал изящество фигуры, её достоинства, из-за алого цвета светлая кожа девушка стала молочно-белой. Изабель подошла к зеркалу и тут же отвела взгляд. Она стеснялась такой красоты.

Кусая губы, она надела маску и поспешила выйти по служебным коридорам к балкону. Играть роль ей не хотелось, петь перед зрителями хотелось ещё меньше, но разве она могла возразить Призраку Оперы? Да и имела ли на это право?

Конечно, одно обстоятельство отличало её от других работников театра. Эрик назвал ей своё имя. Но в целом это ещё ничего не значило.

Изабель не знала, имела ли она над ним власть, не знала, как далеко могла зайти, если собралась бы бунтовать. Чтобы это выяснить, нужно время.

Только выйдя на балкон, она почувствовала, как сильно похолодели руки, как колотилось в груди сердце. Ей предстояла долгожданная встреча с Призраком Оперы, и от этого девушке становилось тревожно.

– Ах, а вот и моя любовь!

Звучный голос раздался со стороны главной лестницы, покрытой красным ковром. Изабель опустила взгляд на гостей, столпившихся вокруг мужчины в чёрном фраке и маске на половину лица.

– Прекрасна, как луч солнца, и холодна, как звёзды!

Изабель склонила голову. Этот мужчина был одет в точности как Призрак Оперы, но был на него непохож. Он был худее, уже в плечах, ниже ростом, да и линия его подбородка была совершенно другой.

К тому же, его голос не пленял сердца, не разбивал их вдребезги. Он был… обыкновенным.

Изабель должна была продемонстрировать пренебрежение? Да. Для Невесты имел значение только её жених. Всё остальное – не более чем грязь под ногами.

Девушка выпрямилась, демонстративно скрестив руки на груди. Изображая скуку, она принялась разглядывать свои ноготки.

Публика расхохоталась.

– Брось, Бувье, шутка затянулась.

Изабель на мгновение замерла. В принципе, она уже не удивлялась смелости Блеза, но сегодня она граничила с безрассудством. Он вырядился Призраком Оперы, зная о его надменном, вспыльчивом и обидчивом характере. Призраком, который собирался наказать Изабель за меньшее.

– А ты докажи, – осклабился Блез, сняв с лица маску, – что Призрак Оперы – не Блез Бувье, – он махнул тростью. – Давай!

Люди в ответ рассмеялись, кто-то махнул рукой в сторону журналиста, кто-то попросту ушёл. Однако было не похоже, чтобы Блеза волновала реакция толпы. Он поднял взгляд на Изабель и вгляделся в неё так пристально, будто хотел прожечь насквозь.

После он достал блокнот и что-то записал. Потом скользнул взглядом по лестнице, прикидывая, как попасть к Изабель.

Чёрт.

Не хватало, чтобы этот идиот сорвал с неё маску! У него хватит на это наглости!

Блез рванул вверх по лестнице. Изабель отпрянула от перил и, громко стуча каблуками, поспешила удалиться. Наверное, Невеста Призрака не испугалась бы какого-то журналиста, не сбежала бы, но сейчас девушке было плевать на правдоподобный отыгрыш.

Гораздо важнее было сохранить тайну своей личности.

Подхватив полы платья, Изабель бежала по длинному коридору. Как и все проходы в театре, этот не заканчивался тупиком.

– Сюда, – раздался шёпот из-за угла.

Изабель рванула в ту сторону, не думая о последствиях. Для размышлений она была слишком напугана.

– Направо.

Изабель следовала за шёпотом, слышала выразительный стук подошв по мраморному полу.

– Ко мне.

В другой ситуации она бы огрызнулась на такие слова.

– За мной.

Изабель столько петляла по лабиринтам театра, что окончательно заблудилась.

У одной из дверей, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди, её дожидался мужчина. Высокий, широкий в плечах, во фраке, цилиндре и маске, скрывавшей половину лица.

Он. Не журналист.

Он.

– Где Бувье? – просипела Изабель, задыхаясь.

Призрак Оперы хмыкнул, протянув к ней руку в белоснежной перчатке. Небрежным движением он смахнул прядь волос с её лица.

– Мы не виделись два месяца, и это первое, что ты хочешь у меня спросить?

Изабель сощурилась, глядя ему в глаза.

– Честно говоря, единственное, чего я хочу – дать тебе пощёчину.

Его насмешливая улыбка была такой надменной, что Изабель едва не заскрипела зубами.

– Обещай мне, – процедила она, – что ты не сбежишь, не исчезнешь. Что мы поговорим после премьеры. Как взрослые люди. Спокойно и долго.

Призрак молчал какое-то мгновение, вглядываясь в её лицо.