– Наверно, сестра отправляет тебя рано спать и не берет в свою компанию? – спросил я.
– Да ну ее! – скривился мальчик. – Вообразила вдруг, что она актриса, это ж надо! Актриса! Тоже мне – Джулия Робертс нашлась! Сидит целыми днями перед зеркалом, красит губы, глазки, то плечиком поведет, то так, то эдак, – и Роби неожиданно настолько искусно скопировал движения сестры, что все мы засмеялись.
Обстановка разрядилась. Мальчик еще немного повеселил нас, пародируя Марайю, и Дуглас даже предрек ему большую карьеру актера. Иннокентий и я с ним дружно согласились. Однако Роби вдруг стал серьезным и сказал, что хочет быть крутым полицейским и наказать друзей сестры. Тут нам стало не до смеха. Ведь если у десятилетнего мальчика возникло желание к кому-то применить закон, то на это должны быть довольно серьезные причины.
– Так кто же все-таки ее друзья? – спросил я, инстинктивно чувствуя, что сейчас Роби может сказать нам нечто очень важное.
Несколько секунд Роби посопел. Видно, ему тяжело было решиться доверить нам тайны своей сестры.
– Последнее время она подцепила какого-то дядьку-режиссера, – нехотя выдавил мальчик из себя. – И он несколько раз встречал ее после школы…
– И что? – подтолкнул его Иннокентий.
– А ничего! Мозги ей запудрил! – Роби опять воинственно распетушился. – Она ходила такая важная, как королева. Говорила, что скоро начнет сниматься в Голливуде и будет ездить по всему миру, и… В общем, «фу-ты ну-ты ножки гнуты» – не подходите к ней. Дура!
Он опять безнадежно махнул рукой и, неумело скрывая обиду, добавил тоном бывалого мужчины:
– Ну, вы знаете этих женщин…
Мы с трудом удержали улыбки.
– Похоже, ты очень не любишь этого режиссера. Чем он так провинился перед тобой? – Дуглас со знанием дела продолжал добывать информацию.
– Ха, не люблю… Это мягко сказано! Он же реально замочил того мужика, который жил в этом доме!
Тут мы перестали дышать. Полицейские, стоявшие за нашей спиной, даже придвинулись, чтобы лучше рассмотреть мальчика.
Но он тут же осекся. Опустил голову, нахохлился и стал внимательно разглядывать носок своего правого ботинка, при этом усиленно ковыряя им пол. Видно было, что он сильно волновался.
Кто-то осторожно спросил:
– Роби, ты…это… сам видел?
– Ничего я не видел… такого… – неуклюже попытался он увильнуть…
Мальчика было жаль. Дуглас смотрел на него внимательным долгим взглядом, потом подошел и присел перед ним на корточки, так что их глаза были напротив друг друга. Он взял его замурзанную ручонку, спрятал ее в своих огромных ладонях и сказал:
– Роби, пойми! Если этот человек – убийца, то он же может причинить зло и Марайе. Она же ничего не знает.
Глаза мальчика на секунду остановились и испуганно расширились. Он все понял.
– Да, я видел… – быстро залепетал он. – Я собирался уже ложиться спать, вдруг слышу – к дому машина подъехала. Я тихонько выглянул вниз… – Роби показал на маленькое слуховое окошко на чердаке. – Я очень испугался, думал они придут сюда и прогонят меня… А я не хочу больше спать на улице… Я устал… Там холодно, страшно…
Дуглас легонько сжал руку мальчика.
– Хорошо, Роби, что было дальше? – направил он его в нужное русло.
– Их было несколько человек и один из них – этот… режиссер… Потом… – парнишка от волнения замолчал.
– Роби, ну? – подступил к нему Иннокентий.
Силы ребенка были на пределе, и он расплакался.
– Я н-не знаю… Какой-то грохот, крики… – залепетал он, хлюпая носом. – Потом дядька, который здесь жил, как закричи-и-т – так страшно! А потом захрипел и…все… П-потом машина уехала…
– А ты что? – спросил Дуглас, обняв мальчишку, чтобы унять его дрожь.
Роби размазывал слезы по лицу, из него вырывались судорожные вздохи. Но самое трудное было уже сделано, он, наконец, освободился от своей непосильной страшной тайны, с которой долгое время был один на один.
– А мне было та-а-к страшно, что я не знал, где спрятаться.
Все молчали, сочувственно глядя на мальчика. Потом Дуглас тихо спросил его:
– Почему же ты не убежал отсюда?
Роби взглянул на него обреченно, как затравленный зверек.
– Я хотел. А вдруг бы они увидели меня и погнались, чтобы прикончить, как свидетеля?! – он вскинул на Дугласа глаза, полные боли и ужаса.
Ответить на это Дугласу было нечем, уж он-то знал, что так могло произойти, и он уставился в пол.
– И я запрятался в сундук, – сказал Роби и шмыгнул носом. – Дышать там тяжело, зато безопасно, и теплее, чем бегать на улице… А потом приехали вы.
«Бедолага, сколько же тебе пришлось пережить! – с состраданием подумал я. Сердце мальчишки лихорадочно билось, так что его острый подбородок судорожно вздрагивал. Еще много раз он будет с ужасом вскакивать по ночам, видя во сне продолжение той жуткой яви».
– Роби, – очень серьезно спросил Дуглас, – ты хочешь помочь своей сестре? Ты боишься за нее?
– Да! – ни секунды не сомневаясь, воскликнул мальчик. – Я очень хочу ей помочь!
– Если ты хочешь ей помочь, – озабоченно продолжил Дуглас, – мы все должны как можно скорее к ней поехать и поговорить. Я серьезно опасаюсь, что мы можем опоздать.
От этих слов наш чумазый найденыш вскочил с сундука, схватил Дугласа за рукав и стал судорожно теребить его, захлебываясь в собственных словах:
– Я не хочу, чтобы Марайя погибла! Я не смогу без нее жить… Ведь я больше никому не нужен! Никто меня не любит! И кто мне будет давать конфеты? – причитал Роби. – Поехали, поехали! – торопил он.
– Куда? – спросили мы, чуть ли не хором.
Роби без запинки назвал свой адрес, и через минуту мы были уже в машине.
Дом, к которому мы вскоре подъехали, находился совсем недалеко от места, где скрывался наш маленький беглец, и оказался не просто домом, а добротным, красивым особняком, вызвавшим у нас изумление. Здесь все производило впечатление покоя, благополучия и достатка. Зачем же было бежать отсюда?
«Да, – подумал я, – как же бывает непонятна и непредсказуема детская душа! Маленький ребенок бросил вызов семье – отверг тепло, уют, обеспеченность, скитался как бродяжка, подвергал жизнь опасностям и все это только для того, чтобы доказать свою правоту!»
Дуглас несколько раз позвонил в массивную дубовую дверь. На пороге появилась заплаканная женщина, в ее глазах была какая-то вселенская тоска. Она отрешенно оглядела нас и, вероятно, собиралась спросить о цели нашего визита. Но тут ее взгляд споткнулся о маленькую фигурку Роби, неуклюже завернутую в старый плед, найденный нами в полицейской машине. Женщина тихонько охнула, ее ноги подкосились, она с трудом схватилась за косяк двери и стала медленно и безмолвно сползать вниз. Мы даже не сразу сообразили, что у нее обморок, а когда поняли, то бестолково засуетились вокруг нее, пытаясь привести в чувство.
На шум выбежала стройная красивая девушка, должно быть, дочь этой женщины. Увидев мальчика, она тоже остолбенела сначала, а потом выдохнула еле слышно:
– Роби… – и сжала его в объятиях.
Мы с любопытством наблюдали трогательную сцену воссоединения семьи – все плакали, обнявшись: сначала это были Роби с сестрой, затем к ним присоединилась пришедшая в сознание мать Роби… Но, оказывается, семья была еще не в полном составе, потому что распахнулась дверь дальней угловой комнаты и появился еще мужчина с младенцем на руках, торопливо спешащий к рыдающей скульптурной группе.
Он своей свободной рукой обнял все семейство, сбив его в тесную кучу. Теперь плакали уже впятером, и самой громкой оказалась грудная малышка Дороти, она заглушала всех. Вскоре ее плач превратился в надрывный истошный визг, и тогда мать спохватилась – взяла младенца на руки и стала успокаивать:
– Дороти, смотри, детка, это наш Роберт, он вернулся, и теперь мы снова все вместе, – она поцеловала малышку, которая тут же, вероятно, поняв счастливое состояние матери, затихла.
Женщина – вся вмиг преобразившаяся, счастливая и просветленная – подошла к Дугласу.
– Не знаю даже, как благодарить вас… – она с чувством, по очереди обняла и перецеловала каждого из нас. – Вы не представляете, что мы пережили! Я готова была бросить все…. и искать… искать его по всему Лос-Анджелесу!
– Роби, – она опять прижала голову мальчика к себе, – Роби, как ты мог… Ты же часть нас… Куда ты пропал? – она не укоряла его, а говорила мягко, с любовью в голосе.
Мальчик не мог ничего отвечать. Уткнувшись матери в бок, он совсем откровенно по-детски ревел. Сказалось нервное перенапряжение, и сейчас вместе со слезами из него выходил весь кошмар пережитого – бесприютность скитаний, одиночество и тоскливое чувство незащищенности. А главное – ужас преступления, нечаянным свидетелем которого он стал.
Нам пришлось довольно долго ждать, пока страсти немного улягутся, а потом выслушивать слова благодарности от всех членов семьи по очереди, и особенно Джона, главы семейства. Он тряс нам руки и восхищался каждым из нас в отдельности, и американской полицией в целом, и президентом, и американскими законами, и…
Я подумал, что сейчас он в порыве благодарности, наверное, попросит принять его в ряды добровольных помощников полиции. Было немного странно, что возвращение пасынка вызвало в нем не просто обыкновенную, такую понятную всем, человеческую радость, а еще и столь бурный приток патриотических чувств. Хотя, если разобраться, благодарность граждан, находящихся под надежной защитой государства, всегда вызывает уважение к своей стране.
Наверное, в этом и есть секрет верноподданнических чувств американцев, их гипертрофированной любви к своему государству, президенту, флагу. Социальная защищенность – основа патриотизма. Почему в России не любят государственный флаг? Почему не любят собственную Родину? Потому, что наша жизнь полна социальной незащищенности и несправедливости. Устранив их, мы могли бы возродить и патриотизм.
Американцы любят свою страну не за ее героическое прошлое, как у нас, а за ее прекрасное настоящее. Вот почему они большие патриоты: они любят свою страну не за идею, а потому, что им очень уютно живется.
Но размышлять об американском патриотизме не было времени. Мы помнили, что над одним из членов семьи нависла реальная опасность, и нам предстояло защитить его.
Дуглас отозвал красавицу Марайю в сторону. Нам хотелось поговорить с ней наедине и не тревожить вновь и так взбаламученное семейство. Девушка немного удивилась нашему предложению, но безропотно последовала за нами. Мы усадили Марайю в полицейскую машину, решив не везти ее в участок, а побеседовать прямо здесь, на месте.
Она, действительно, была очень миленькой, симпатичной барышней и, на мой взгляд, вполне могла бы претендовать на какую-нибудь небольшую роль в кино. Все было при ней: и ладная фигурка, и красивое личико с миндалевидными овальными глазами. К тому же у нее был особый шарм – какая-то кошачья мягкость и грациозность.
Дуглас начал напрямик.
– Марайя, что за человек встречал тебя после учебы и приглашал сниматься в кино?
Тут же из приятной благожелательной девушки, мягкой мурлыкающей кошечки, Марайя превратилась в настоящую пантеру.
Она задрала вверх подбородок и вызывающе стрельнула на нас прищуренными глазами:
– Это моя личная жизнь, – сказала она тоном, каким обычно подросток разговаривает со своими родителями на тему, задевающую его суверенитет, – и я совершенно не желаю ни с кем ее обсуждать.
– Что ж, согласны, – парировал ее выпад Иннокентий, но тут же добавил: – Если бы не одна деталь: этот человек опасный преступник. Очень опасный… У нас есть сведение, что он убил человека, и мы подозреваем, что он может быть причастен к похищению и гибели тех девчонок, о которых сейчас трендят все каналы телевидения и все газеты. Ты понимаешь, какая опасность угрожает тебе?
Но Марайю не убедили наши слова, наверное, она подумала, что мы просто нагнетаем обстановку и давим на нее, как говорится, «берем на испуг», поэтому она неестественно громко рассмеялась, а потом, дурашливо закрыв лицо руками, изобразила панический страх, воскликнув:
– Ой, боюсь, боюсь! Спасите!
«Да, артистка…» – уныло подумал я.
Раскрасневшаяся от возмущения, оскорбленная до кончиков ногтей, Марайя уже запальчиво выговаривала нам:
– Знаете, я могу вам поверить в чем угодно, но не в этом. Мой знакомый очень милый, порядочный человек. Он хочет помочь мне сделать карьеру в кино, и все. Это что – возбраняется?
Она стала учащенно дышать от негодования:
– Я совершенно уверена, что вы что-то путаете, он никого не убивал, и я не собираюсь сдавать его вам, потому что у вас, наверняка, висит какое-нибудь «дело» и просто срочно нужен «козел отпущения»!
«Дура! – молча разозлился я. – Прав был Роби: «фу-ты ну-ты ножки гнуты» – запудрили ей мозги, и теперь не подходите к ней».
– Девочка, успокойся, – невозмутимо посоветовал ей Дуглас. – И пойми – ты сильно рискуешь. Твой брат сам видел убийцу – твоего, так называемого, «режиссера». Хотя, – добавил он в раздумье, – вполне возможно, что Роби обознался… но мы все проверим.
– Да! – радостно ухватилась девушка за эту зацепку. – Роби ошибся, и я не хочу больше об этом говорить.
Пока Кевин безуспешно пытался установить контакт с этой «кошечкой-пантерой», подыскивая новые аргументы, Иннокентий что-то быстро искал у себя в барсетке.
– Это все, что вы хотели у меня узнать? – надменно спросила Марайя. – Я свободна?
– Пожалуй, – неохотно согласился Дуглас. – Но предупреждаю, миссис: без сопровождения взрослых вы не должны покидать этот дом. Договорились?
«Миссис» презрительно фыркнула:
– Еще чего! – и уже потянулась было к ручке автомобильной дверцы, но в этот момент Иннокентий протянул ей фотографию, которую дала нам экономка покойного мистера Нельсена. На ней был двойник Григория, собственной персоной, идущий «под ручку» с Лаймой. Иннокентий приблизил фотографию к лицу Марайи:
– Мы тоже надеемся, что Роби ошибся, и это – не он?
Марайя испуганно отпрянула назад. Вся спесь мгновенно слетела с нее. Она дрожащей рукой взяла фотографию и некоторое время молчала.
– Да… Но как же… Откуда вы его знаете? – беспомощно лопотала она.
– Знаем, – коротко бросил Иннокентий. – А от вас, миссис, сейчас требуется официально подтвердить представителю закона, что именно этот человек приглашал вас в Голливуд. Ведь это так?
Он взглянул на Кевина, прося поддержать его.
Застывшая девушка напряженно-звенящим голосом подтвердила:
– Да, этот.
Мне показалось, что я ясно услышал, как хрустальным звоном в ее душе рухнули все ее звездные мечты. Она была совершенно разбита и безучастно глядела прямо перед собой. Перемена, произошедшая с ней, была разительной.
Дуглас перехватил инициативу:
– Марайя, а не приходил ли этот человек к вам в колледж, например, под видом психолога?
– Да, – безучастно ответила девушка.
– А могу я узнать, о чем он беседовал с учениками?
Девушка покраснела, опустила глаза.
– Он спрашивал у девушек, не вступали ли они в половую связь с мужчинами. Я прав? – помог ей Дуглас.
Марайя безмолвно кивнула головой.
