– Марк, – голос Вэла вернул его к реальности происходящего, – надо подкрепиться.
Советник очнулся, отрезал кусочек сочной говядины, положил в тарелку ложку вяленых овощей и стал молча жевать остывший рибай, запивая красным сухим вином.
Вэлу в это время Сэл принес его любимый мачете, от которого поднимался дымок и который кровоточил от каждого сделанного в нем надреза. Вэл любил с кровью. И именно мачете: не тающий во рту нежный филе-миньон, не любимый многими рибай, а мачете – самый насыщенный вкусом говядины стейк, который еще в давние времена в Мексике называли стейком мясника.
Кир заказал судака в сливках, поскольку мясо не любил и никогда не ел его ни в каком виде. Ему принесли белую сочную рыбу, запеченную со шпинатом и политую сливочным соусом. Ева тоже ела судака, а мадам Мэнси не ела ничего, только делала вид, играя вилкой с рыбными кнелями. Зато аристократично-изящно, как умела только она, Амели пила вино.
Вэл смотрел на сидящих за столом и ему казалось, что вот только сейчас он их всех узнал, увидел и полюбил. Каждого. Включая Амели Мэнси и Сэла, стоящего справа от нее и правой рукой подливающего ей в кубок вина. Он подумал о Нине, впервые за два месяца позволив себе пожалеть, что ее нет рядом. Сэл незаметно вышел и через пару минут снова появился в столовой, ставя на чайный столик поднос с кексами.
– Упавшие с небес?! – воскликнула мадам Мэнси. – Но откуда они здесь?
– А вы не знаете, Амели? – удивился Вэл. – Это наш домашний десерт – Нинины кексы. Наш повар подарил их кафе на открытие вместе с рецептом.
– Правда? – изумилась мадам. – Нет, я ничего об этом не знала. И Нину тоже не знала, а жаль, – искренне сказала она, не догадываясь, что нарушает табу.
– Да, и мне жаль, что вы не успели познакомиться с ней, – спокойно ответил ей Вэл. – Ну, заканчивайте трапезу и поднимайтесь в библиотеку, – резко сменил он тему разговора и поднялся из-за стола. – Не вставайте, – предупредительно опуская над столом руку, приказал Вэл. – Еще есть минут пятнадцать. А мне нужно идти.
Марк хотел пойти с ним, но Вэл остановил его:
– Марк, остальным будет проще, если ты придешь с ними. Не беспокойся, без вас мы не начнем совет. Так что, не спешите, но и не задерживайтесь.
Вэл, слегка опираясь на трость, обошел каждого сидящего за столом, каждому положил на плечо руку, а мадам Мэнси снова поцеловал тонкие пальчики в красивых дорогих кольцах и вышел быстрой уверенной походкой с высоко поднятой и чуть повернутой в сторону головой.
…Нина проснулась с восходом солнца. Здесь оно встает не рано, ближе к семи утра, а в шесть вечера снова исчезает за горной грядой, погружая город во тьму. Резкая смена дня и ночи не по душе Нине, она скучает по сумеркам и бледному утру Небес. Вчера ей удалось выйти из дома вопреки настойчивому предложению дяди вызвать мастеров красоты к себе. Нина не уступила и добилась своего: Зиги дал ей водителя и соглядатая в одном лице. Тот привез ее в закрытый клуб правительства, при котором имелся роскошный салон красоты. Водитель, что говорится, сдал ее с рук на руки молоденькой девушке, и Нину увлекли в лабиринты массажных комнат, саун, бассейнов, маленьких и больших студий, где мыли, терли, стригли, красили – одним словом, превращали недопустимые индивидуальные несоответствия в стандартные нормы красоты. Поначалу ее приняли с холодным безразличием, обратив внимание на прейскурант услуг, знакомство с которым поднимало статусность заведения в глазах клиента до той высоты, о существовании которой он раньше не подозревал. Нина пробежала взглядом левую часть списка услуг, не обращая внимания на ту, где была указана их стоимость, и пришла к выводу, что сверхъестественными в этом паласио де бееза являются только цены и самомнение владельца, а также персонала и их клиентов, готовых спускать неприличные суммы за самые обыкновенные процедуры.
Но средства Нина тратила не свои, и ей было все равно. И в этом все равно она прекрасно понимала других клиенток, оставляющих здесь значительную часть дохода мужей, любовников и разного рода доброжелателей женской красоты. Миловидная девушка, принимающая посетителей, поинтересовалась, какими услугами салона Нина хотела бы воспользоваться, и продолжила отстраненно рассматривать свой броский маникюр, заранее определив для себя клиентку как «без особых перспектив». Нина прочитала имя девушки на шильдике форменного костюма и предложила Ирэне, так ее звали, самой определить список процедур, которые помогут Нине стать такой же ухоженной, как она. Ирэне оставила свои красивые пальчики вне поля зрения и вперила взгляд в Нину. Такого подхода к себе она не могла припомнить. Ирэне с ног до головы еще раз внимательно осмотрела Нину и подумала, что, вероятно, кое-какие перспективы у клиентки все же есть.
– Вы понимаете, что это будет стоить о-о-очень дорого? – серьезно спросила Ирэне.
Нина опешила от такого неприкрытого хамства, но вида не показала, допуская, что девушка не осознает, что говорит недозволенные вещи. Но про себя подумала, что ведомственное заведение могло бы более тщательно подбирать сотрудников.
– Конечно, понимаю, – произнесла она дружелюбным тоном. – Я же не за один день хочу достичь такого великолепного результата, отдаю себе отчет, что это невозможно… Но со временем, скажем, через месяц-другой ежедневного полного ухода за лицом и телом… – Нина заметила, как глаза девушки заблестели в предвкушении круглых счетов и премиального вознаграждения и взгляд ее начал теплеть.
– Думаю, мы попробуем вам помочь, – широко улыбаясь, заверила Ирэне.
– Вот и отлично, – деловым тоном ответила Нина. – Начнем, пожалуй, с конечностей. Пусть сегодня мне приведут в порядок волосы, руки и ноги. А что самое дорогое в вашем меню?
– День Клеопатры, – произнесла девушка, по-другому рассматривая странную посетительницу.
– Включите в расписание сегодняшнего визита.
– Вы знаете, сколько это будет стоить?
– Нет, конечно. И не вздумайте сказать мне. Я не хочу этого знать, – коротко ответила Нина. – И давайте уже начнем, не люблю ждать.
– Есть некоторые стандартные моменты: нужно занести в систему ваши данные… и как вы намерены оплачивать услуги – каждый визит отдельно или…
– Я не намерена оплачивать никак. Отправьте счет Зигфриду Бер, и давайте начнем.
– Канцлеру? – переспросила Ирэне, не веря своим ушам.
– Если вы знаете еще какого-то Зигфрида Бер, можете отправить ему, – с этими словами Нина отвернулась от непонятливой девушки и пошла вперед по длинному коридору, а Ирэне, догоняя ее, что-то говорила извиняющимся тоном.
Наконец, сжалившись, Нина остановилась и произнесла властно и холодно:
– Даю последний шанс – или вы сию минуту ведете меня к стилисту, или эта минута будет для вас здесь последней.
– Прошу вас, мадам Бер, – склоняя голову, дрожащим голосом проговорила Ирэне, – следуйте за мной.
– Благодарю, – ответила Нина, и через две минуты она уже сидела в отдельной комнате, а ее волосами занимался молодой человек, передвигающийся легче и изящнее, чем обычно это делают мужчины. Два с половиной часа он подравнивал отросшие волосы, потом столько же времени выводил «нужный шикарный тон». В итоге мало что изменилось, но голова выглядела совершенно иначе: каждый волосок был на своем месте, каждый локон лежал так, как нужно, волосы сияли и блестели. Все это время Нина терпеливо ждала. Когда же с прической было кончено, встала, осмотрела себя в зеркало со всех сторон и сказала:
– Спасибо. Бесспорно, вы отличный мастер, и, если пообещаете в следующий раз уложиться в полтора часа, приду снова.
Молодой человек улыбнулся, чуть склонил голову и произнес мелодичным голосом:
– Как пожелаете, мадам Бер, как пожелаете. Если будет угодно, приеду в Квинта Гамерос в любое удобное для вас время.
– Это лишнее, я думаю, но посмотрим, – улыбнулась Нина и вышла в сопровождении Ирэне, последние полчаса ожидавшей ее за дверью.
– Не хотите ли пообедать, мадам? – робко поинтересовалась она. – Маникюр и педикюр займут не менее часа, как бы мы ни старались. А сейчас уже время обеда. Простите.
– Все нормально, Ирэне. Я с удовольствием что-нибудь съем.
– Пойдемте, я провожу вас в ресторан.
Обед и остальное заняли всю вторую половину дня. Домой Нина вернулась после захода солнца. В холле ее встретил Зиги, сидевший прямо против двери в кресле с видом застывшего памятника.
– Как прошел день? – дежурно бросила Нина, проходя мимо него.
– Спасибо, хорошо, – язвительно ответил Зиги. – А твой?
– Тоже неплохо, – поднимаясь по лестнице и не оборачиваясь, проговорила она.
– Подожди, – повышая голос, остановил ее Зиги. – Мне прислали счет из Парадайза. Ты хочешь нас разорить? На Луну туда и обратно дешевле слетать! Что ты там делала?
– Я там делала фасад, чтобы соответствовать тому проекту, по которому ты меня презентуешь, – по слогам проговорила Нина железным голосом. – А райские счета всегда самые высокие, тебе ли не знать, – и ушла в свою комнату, так и не обернувшись.
Зигфрид Бер монументально стоял посреди холла и не мог в эту минуту ни о чем продуктивно думать.
– Ты благоухаешь, как весенний цветок, – услышала Нина, закрыв за собой дверь.
– Фим? Ты здесь?
– Я здесь уже часа четыре, – заметил призрак. – А вот где ты пропадаешь?
– Становилась цветком, – попыталась пошутить Нина, но нервный голос выдал ее, дрогнув и прозвучав фальшиво. – Что случилось? Вэл?
– С ним все в порядке, пока, по крайней мере. Пальцы срастаются, ожог заживает. Да, он думает, что ты умерла.
– Да брось, Фим, – устало сказала Нина. – Он уже ничего такого не думает. У него сейчас голова совсем другим занята. Ты передал ему мои опасения по поводу дядюшки?
– Передал, и не только твои. Я наведался к Зиги, когда он разговаривал с Паччоли. Ты все правильно подозревала.
– У тебя получилось? Ты прорвался через защиту Зигфрида? – удивилась Нина.
– Мне проще, это же не от духов у него защита, а от твоей телепатии. И Ким меня вчера многому научила, спасибо ей от меня передай.
– Сам скажи, – послышался старческий голос.
– Бабушка! – обрадовалась Нина.
– Ким, – почтительно произнес Фим. – Благодарю.
– Довольно расшаркиваться, – сурово сказала Ким. – У нас есть дела поважнее. Скажи, Фим, когда ты в последний раз видел Вэла?
– Вчера, а по местному времени, сегодня, в час ночи примерно. Я рассказал ему о Солерно и плане канцлера, но он и без меня о многом догадывался, угрозу почувствовал. Я ему о проекте сенатора Лоу рассказал, этого он не знал и говорит, что все архивы сената и службы безопасности Зиги сжег.
– Умный мальчик, – одобрительно сказала Ким, – быстро учится. А я уж беспокоилась, что не достучимся до него, мой сын все-таки самый искусный конфабулятор из всех, кого я знала. Ничего другого род ему не дал, но в формировании чужого сознания ему нет равных.
– О чем ты, бабушка? – встревожилась Нина.
– О том, что твой Вэл сам себя не знает. Он принимает себя таким, каким ему еще в детстве внушил видеть себя Зигфрид.
– То есть? – напряженно переспросила Нина.
– Что не понятно? – удивилась Ким. – Зигфриду нужен был хитрый, изворотливый, жаждущий власти тиран, способный прорваться к высшему статусу, чтобы встать за его спиной и править. Самому-то ему невозможно было легальным путем никакой статус получить: он не гражданин Небес, они с твоей матерью здесь родились, в Солерно.
– И что он сделал? – испуганно спросила Нина.
– Внушил прекрасному мальчику, что он вовсе не прекрасный, а наоборот. Мальчик вырос и стал действовать в соответствии с представлениями о себе: я тиран, мне все можно и любить меня не обязательно, да и не за что. Со временем он забыл, какой он на самом деле, но ты его открываешь, Нина. В этом твое предназначение. Только ты можешь освободить его сознание из темницы, в которую упрятал его Зигфрид. И ты это практически сделала, но не хватило времени, чтобы он прозрел окончательно. Вы недолго были рядом.
– Не терзай меня, бабушка, – со слезами на глазах проговорила Нина.
– Не плачь, детка. Жизнь непредсказуема и полна неожиданностей. Все еще может наладиться. Лучше расскажи, Фим, что ты узнал о планах моего сына.
– Он хочет завладеть какими-то технологиями в Небесах. Любой ценой, даже если придется начать войну. Он выжидает результатов плебисцита, но ему осталось недолго – все станет ясно к исходу четвертого дня. Сейчас в Небесах уже утро четверга, у них тоже четыре дня на то, чтобы принять оборонительные меры. Если это возможно, конечно.
– Господи, – воскликнула Нина. – Надо что-то делать! Почему я сижу сложа руки, когда Небесам грозит опасность? Бабушка, он же твой сын, проникни в его разум, призови к совести!
– У него нет совести, детка, – печально заявила Ким. – И я не могу не то что проникнуть в его сознание, но даже приблизиться к нему.
– Почему? – удивилась Нина. – Со мной же ты видишься.
– Он сикофант, – горько сказала Ким.
– Кто? – не поняла Нина.
– Предатель рода, – с ужасом проговорил Фим. – Он убил тебя, Ким…
– Убил? – не веря тому, что слышит, испуганно переспросила Нина. – Это правда, бабушка?
– К несчастью, да, – с трудом проговорила Ким. – Я родила слабое существо, а потом, сама того не желая, превратила в чудовище, усилив его пагубные наклонности.
– Как? – Нине казалось, что все происходящее – дурной сон, что Зиги, конечно, странный, но все-таки родной человек, возможно, больной на голову, но не убийца. Хотя Била убил именно он. И всех, кого он назвал выродками, казнили по его вине. Получается, он, действительно, чудовище.
– Однажды я призналась Грегору Лоу, что у Зигфрида нет родовых сил, что он фрик, а он это услышал и не смог пережить. Видишь ли, детка, чем меньше у амбициозного человека способностей, тем сильнее его стремление доказать всем и себе, в первую очередь, что он лучше остальных. У Зигфрида стремление к неограниченной власти в тот день стало маниакальным и превратилось в желание отомстить роду за допущенную по отношению к нему несправедливость.
– И он убил тебя? – ужаснулась Нина.
– В тот же день. Задушил, пока я спала. И мать твою убил бы сразу, если бы она не отказалась добровольно от своего дара и не надела блокаторы. Ну, браслеты, как бишь, их там.
– Поверить не могу, – проговорила Нина. – Что нам делать?
– Спасать мир, – усмехнулась Ким. – В конце концов, в этом наше предназначение: женщины Бер охраняют человечество, а мужчины Бер пытаются его погубить. Мы принадлежим к одному роду, но несем в себе противоположные энергии, благодаря чему соблюдается баланс. Тебе дано слишком много сил, детка.
– Это плохо? – насторожилась Нина.
– Время покажет. И ты тоже причастна к тому, что происходит и что предстоит. Неосознанно, конечно, но твое соединение с Вэлом породило большой перевес сил в нашу сторону, и Зигфрид совершенно закономерно отреагировал на это концентрацией противоположной энергии в себе. Баланс восстановился, когда Зигфрид объединился с Паччоли – они вместе удерживают равновесие против вас с Вэлом.
Нина замерла. До нее начал доходить смысл ранее непонятных событий, и ей стало жутко.
– Поэтому он увез меня.
– Да. И как бы тяжело вам двоим ни было, не могу не признать, что для всех остальных это выиграло время. На расстоянии ваша сила слабеет, и Зигфрид это знает. Пока он уверен, что сознание Вэла им контролируется и ты не можешь в него проникнуть, есть шанс, что до войны не дойдет. Но как только он поймет, что Вэл освободился от его конфабуляции и ваши ментальные пространства объединились, миру будет угрожать большая опасность. Мне жаль вас, детка.
– Бабушка, мы совсем себе не принадлежим? – срывающимся голосом спросила Нина.
Ким ничего не ответила.
– Я в это не верю. Будущее принадлежит тем, кто ради него действует. Они же не овцы на заклании истории, – возмутился Фим.
– В некоторой степени это так, – с горечью призналась Ким. – Слишком много фатальностей проявилось в ваших картах судьбы, детка. Особенно в судьбе Вэла.
– Но должен же быть способ со всем этим справиться! – взорвалась Нина и быстро заходила по комнате. – Я тоже не верю ни в какие фатальности! У нас есть сила, много сил, ты же сама сказала. Мы должны победить!
– Чем сильнее становитесь вы, тем агрессивнее будут вести себя они. Запомни это! – Ким предупредительно простерла вверх руку с выпрямленным указательным пальцем.
– Тогда в чем смысл? Ты говоришь, что женщины Бер охраняют человечество, а сама не даешь мне ни единого шанса это сделать?
– Ты это сделаешь, в этом я не сомневаюсь, – сказала Ким голосом, полным сожаления и сочувствия. – Вопрос лишь в цене, которую вы заплатите…
Нина с ужасом смотрела в пустоту окна. Стекла, черные от видневшегося сквозь них неба, отражали мрак надвигающейся бури. Вчерашний день показался ей днем беззаботного детства, в котором было будущее, полное надежд и интересных событий. Жизнь разделилась на до этой минуты и начиная с нее.
