– А, ерунда! – махнул рукой главный полицейский, слегка рисуясь, – Наша служба, сударь мой, и опасна и трудна! Шинель жалко, только второй раз надел. Вот, заштопать отдал…
Отец-командир был по-немецки слегка скуповат. Вздохнув, предложил:
– Да вы рассказывайте!
– Курить у вас можно, Конрад Карлович? – осведомился подчинённый, доставая портсигар.
– Не можно, а нужно!
Закурив, Золотов приступил к делу:
– Двадцатого октября в трактире «Самарканд» на Пяти Углах совершено дерзкое убийство на глазах многочисленных свидетелей. Застрелен в упор коллежский регистратор Весьегонов, чиновник почтового ведомства. Стреляла старуха-нищенка, но сразу же исчезла, как в воздухе растворилась. Ведётся розыск, но результатов пока нет. Далее: одиннадцатого ноября найден с проломленной головой у порога собственного жилища в Елонинском переулке некто Сапунов, лицо без определённых занятий. Как удалось выяснить, беглый каторжник. При нём не найдено ни денег, ни ценностей, ни часов, сняты калоши и пальто. Ограбление, да. Ещё в Пскове девятнадцатого ноября у себя на квартире убиты двое: Тихонов и Полтаев. Они жили втроём, но третьего сожителя, Прухина, в тот день не было дома. У обоих перерезано горло, едва не обезглавлены. Деньги и ценности не тронуты. Тихонов – работник мебельной артели, помощник мастера, Полтаев же – бежавший с каторги преступник, проживавший без вида. Свидетельница, мещанка Анисья Столбова, показала, что незадолго до того, как ей на голову полилась со второго этажа кровь, она видела незнакомого усатого человека в черкеске и папахе, спросившего у неё, где найти Полтаева.
– И что? Какую вы видите между этими убийствами связь? – пожал плечами фон Клюге, – Два случая, вообще, в Пскове…
Золотов прищурился сквозь завесу дыма:
– А связь очень интересная, Конрад Карлович: везде обнаружена фотографическая карточка. Почтовая открытка, изображающая статую Немезиды.
– И в Пскове тоже?
– Да.
– Странно… Как будто кто-то намекает на месть?
– Вот и я так думаю.
Полицеймейстер побарабанил пальцами по столешнице.
– Что Сыскное? Вы с Путилиным говорили?
– Говорил. Он тоже озадачен донельзя. Будет искать связь между жертвами. Тогда, говорит, возможно, что-нибудь, да прояснится.
Сонцев-Засекин потёр подбородок, прикидывая, как бы поделикатнее приступить к делу. Решил не заморачиваться, а атаковать в лоб. Всяко лучше, чем бегать вокруг куста, как говорят англичане! Да, и не дипломат он, а простой офицер. Впрочем, Георгий тоже не слишком сложный.
– Послушай, Георгий: тебе в Санкт-Петербурге нужно будет жить достаточно долго. За учёбу платить, за квартиру, кушать, одеваться, то, да сё… Поступай к нам на службу!
На лице грузина проявились неприязнь и сомнение.
– Это куда? В жандармы, да? Или в полицию?
– Нет! Мы – специальная секретная служба по борьбе с терроризмом.
– Надо подумать, Леонард.
– Ну, думай, конечно. Платить будем шестьсот рублей в месяц, плюс премии за каждую акцию – четыреста.
Это были очень большие деньги, сравнимые с генеральским жалованием.
Увидев блеск в глазах вербуемого, поручик развил наступление:
– И наша полная поддержка в случае чего, начиная с самого лучшего адвоката и кончая побегом!
– Э! Согласен! – улыбнулся Георгий, – Где расписаться, да?
Следующим намеченным к устранению был Никонов, возглавлявший один из кружков народовольцев на Лиговке. Петровский снова надел личину вора и отправился на встречу с Круглым. Тот приветствовал «Ангела» щербатой улыбкой, которая сразу погасла, когда выяснилось, где предстоит «работать».
– Не мой это район, понимаешь?
– Ну, и что?
– А то! У нас, деловых людей, уговор: в чужой район не соваться. Узнают, что я там промышляю, на правилку поставят.
– Жаль… Шибко этот урод мешает. Ну, что же, нет – так нет.
Круглый заёрзал. Жадность одолевала – шесть сотен, это вам не комар чихнул!
– Погоди, Ангел. Коли урод, то другое дело. Я там знаю кой-кого. Набавь кусок, всё устрою.
– Для че?го ещё кусок? – сымитировал польский акцент штабс-капитан.
– А человеку за помощь!
Петровский сделал вид, что колеблется. Закурил, выпустил дым, затягивая паузу.
– Бардзо добже. Послезавтра сделаешь?
– Ну, неужели!
Получив аванс, Круглый исчез. Петровский, допил пиво и тоже поднялся, чтобы уйти, как вдруг к нему подошёл совсем молодой, лет семнадцати, парень в рваной поддёвке и худых сапогах.
– Дяденька Ангел! Может, я тебе на что сгожусь? Ей-богу, жить не на что, третий день не жрамши!
– Да на что ты мне? – удивился штабс-капитан.
– А на то же, на что и Круглый! И возьму я дешевле!
– Чего-о? Какой-такой Круглый?
– Ой, ну я же знаю, что это ты его подговорил давеча в Елонинском переулке дядьку пришить за шесть кусков! И сейчас тоже на Лиговку его отправил не мух давить.
Подивившись такой осведомлённости парня, которого звали Федосеем, Петровский решил, что такой кадр пригодится.
– Вот тебе червонец, поешь. Да будь под рукой, вдруг и впрямь понадобишься.
– Премного благодарны, благодетель!
Глава вторая
Таня рассматривала себя в трельяже. Зеркала отражали милое овальное лицо со слегка вздёрнутым носом и ямочками на щеках. Рот небольшой, губы полные, бантиком. Лоб высокий. Глаза серые. Брови вразлёт, густые. Уши слегка оттопыриваются.
«Говорят, в Японии лопоухость у женщин считается одним из признаков красоты!» – усмехнулась девушка и встала, чтобы рассмотреть остальное.
Шея длинная, плечи красивые, покатые. Грудь… Грудь, как грудь, ни большая, ни маленькая. Талия могла бы и потоньше быть! А то, что ниже талии, вообще, ужасно: на двоих хватило бы с избытком! Ну, на двоих – не на двоих, но на полторы девушки точно! Ладно, хоть, ноги длинные…
Вздохнув, Таня принялась причёсываться на ночь.
«Волосы, вот, тоже: мышиного цвета. Ни шатенка, ни блондинка. Покраситься, что ли?»
Закончив вечерний туалет, улеглась в постель с романом Тамигина «Последняя надежда Императора», но долго читать не стала, хотя интересно было до чрезвычайности. Надо было выспаться, ибо завтра утром предстояло знакомство с полковником Редриковым.
Полковник принял Таню очень любезно. Предложил кофию с птифурами от Елисеева, осыпал комплиментами, поцеловал в запястье. После расспросов об учёбе свернул разговор на Францию. Рассказал, как ездил туда прошедшей весной на семинар по обмену опытом. По его выходило, что французы без царя с управлением государством и розыском преступников справляются с трудом, разводят слишком много бюрократии там, где Государю достаточно бровь нахмурить. Тане полковник понравился, особенно усы. Через некоторое время Редриков осторожно приступил к делу.
– Татьяна Михайловна! Вы зарекомендовали себя истинной патриоткой, человеком решительным и волевым. К тому же вы облечены особым доверием Её Величества. Нашей новой службе вы нужны позарез! Не хотите ли связать свою жизнь с благородным делом служения Государыне и России? Вы не будете нуждаться ни в чём, платить мы вам будем пятьсот рублей в месяц, плюс премии за каждую акцию триста рублей. А если, паче чаяния, что-то пойдёт не так, то мы вас обязательно вытащим! Лучший адвокат… да что там, даже побег организуем!
Полковник предложил Тане меньше, чем Сонцев-Засекин Георгию, не умышленно, а просто потому, что в те времена женщины обычно получали меньше мужчин на той же должности.
– Vous m’engagez comme bourreau?*– горько усмехнулась Таня, избегая русского слова «палач».
*Вы нанимаете меня в палачи? – франц.
Человек в мундире не смутился, ибо был опытным вербовщиком:
– Ну, я бы назвал это по-другому: исполнитель. Или… ликвидатор. Секретная агентесса, во!
– Дайте закурить!
Редриков поспешно протянул ей портсигар и чиркнул спичкой.
Перед мысленным взором девушки встала мерзкая рожа Весьегонова, его белые от ужаса глаза. Вспомнились также беседы с царицей…
«Да, и ещё раз – да!»
Неумело выпустив дым, Таня твёрдо сказала:
– Согласна.
Начальник службы «Л» расплылся в улыбке:
– Тогда подпишите вот здесь, пожалуйста!
Обмакнув перо, Таня старательно вывела «Вебер», подумала, и добавила роскошный росчерк.
Спрятав лист в папку, Редриков предложил:
– Предлагаю отпраздновать ваше устройство на службу в ресторане сегодня вечером!
– А в каком?
– Да, в любом! Только пальчиком покажите!
– Mersi, non.
– Но почему, мадемуазель?
Таня кокетливо прищурилась:
– Вы же меня там шампанским будете поить! А я, когда выпью, теряю над собой контроль! А у вас усы!
Полковник порозовел:
– Как вы могли подумать такое! Я же… вы же…
– Бережёную Бог бережёт! – сделала ханжеское лицо Таня.
Домой она ехала в отличном настроении.
Штабс-капитан Петровский с изумлением перечитал сводку происшествий по городу: на Лиговке, аккурат около адреса, на который отправился вчера Круглый, нашли мёртвое тело, но отнюдь не Никонова! Судя по описанию, это было тело самого Круглого!
– Зарезан… – потерянно пробормотал Петровский, – Как же так-то?
Вскоре всё разъяснилось: в полдень в Лиговский околоток пришёл мещанин Архип Иванов Никонов, художник-скульптор, работник мастерской по изготовлению могильных памятников при Смоленском кладбище, и сделал заявление, что утром, когда он вышел из дому, на него напали двое неизвестных с кистенём и ножом.
– Будучи вынужден обороняться, я ударил того, что с кистенём, стамеской и побежал. Они, значит, отстали. Ну, отстали и отстали. Я оклемался да и пошёл в мастерскую: заказ купчиха Парамонова накануне богатый сделала для мужа покойного – мраморный крест в три аршина. А в обед узнал от людей, что у моего порога мертвяка нашли. Вот и пришёл объяснить, как дело было!
Выслушав эту историю из уст информатора, Петровский приуныл: Никонов остался на свободе, уголовное дело на него заводить не стали ввиду очевидности самообороны. Но, ведь, он подлежит ликвидации! Пришлось идти в ночлежку.
Федосей возник, как из-под земли, едва «Ангел» переступил порог заведения.
– Круглого-то убили, дяденька Ангел! – сообщил он без особого, впрочем, сожаления.
– Знаю, – буркнул Петровский, – Упокой, Господи, душу раба твоего Семёна.
И перекрестился слева направо. Федосей тоже перекрестился.
– Водку пьёшь? – спросил штабс-капитан.
