Настя Бонс "Дежавю"

– Хочешь реванш, детка? – ядовито ухмыльнулся Мирон.

– Не вожусь с убл#дками, Воланд! Но я найду способ, как достать тебя…

– Мирон. Меня зовут Мирон, мышка. Ты часто кричала это имя…

– Тебе это приснилось, Воланд! – Максимилиана больно сжала кулаки, едва ли сдерживая раздражение, но вибрация телефона, лежащего на бетонном полу, отвлекла ее от сиюсекундного «нападения».

– Повторим сон наяву, детка? Или у тебя уже есть замена Мирону? – спросил Мирон, с интересом разглядывая портрет на экране ее телефона.

– Ты хорош только в шлеме. Когда молчишь. – они стояли лицом к лицу. Максимилиана чувствовала, что его дыхание непозволительно близко.

– Могу и в шлеме, мышка… – совсем близко выдохнул он.

– Будет тебе реванш, Воланд! – бросила Максимилиана, и спешно подняв гаджет, зашагала прочь от Мирона, оставив его наедине с собой.

Глава 46. Незабытое предательство

Предательство. То, что обычно не прощают. Оно больно бьет: сильнее кулака и кувалды. Оно бьет неожиданно: подлостью и фальшью. Оно пятнает доверие хуже, чем мокрая грязная тряпка – новый паркет. Предательство – то, что не забывают. То, что воспитывает в нас характер и заставляет черстветь и становиться безразличными.

– Симка? Что случилось, детка? – дверь кабинета Кэти резко отворилась и, впустив Максимилиану, захлопнулась с такой силой, что в стеклянном барном шкафу задрожали коллекционные бутылки с многолетним виски.

– Не зовите меня ДЕТКА! Тысячу раз просила вас с Власом! – злобно прорычала Максимилиана.

– Ладно, – спокойно выдохнула Кэти, обескураженная поведением подруги и догадывающаяся о причинах столь очевидной перемены. – Ты почему такая бледная?

– Мне нужно покурить, дай сигарету, – выпалила Максим, не обращая внимания на лицо перепуганной неожиданным появлением подруги, Кэти. – Не смотри так, я знаю, что у тебя припрятана в столе пачка.

– Сама расскажешь, в чем дело или мне клещами из тебя вытягивать информацию? – игнорировала просьбу Кэти. – Мирон, да? – продолжала она. – Можешь не отвечать. Ничего не меняется. Это тот человек, который как деготь в меду – портит всё, к чему прикасается.

– Он хочет реванша! Понимаешь?! Реванша! – Максимилиана ходила от стены к стене, от злости сжимая и разжимая кулаки. – Он чуть не загнал меня в могилу и хочет реванша! С#кин сын!

– Ты собираешься принять его предложение? Так?! – прервала ее тираду Кэти, в голосе слышалась досада с подкатывающим раздражением. Она редко ругалась с Максимилианой, но когда так случалось, она не выбирала выражений. Хотя воспитанность никогда не позволяла ей выйти за рамки. – Но кого я спрашиваю?! Ты же не простила его! Ты будешь мстить до конца, пока не разобьешься на своем чертовом мотоцикле! Так, Симка?

– Не шипи на меня, Кэти. Я ненавижу его и его довольную физиономию. Я сотру эту ухмылку с его лица. Сотру. Слышишь меня?!

– Брось. Ваша любовь с Воландом была вечно пьяная и бесконечно короткая. Она больше напоминала соревнования или бои без правил, но никак не отношения! Антибиоз, мать вашу! Вечная конкуренция и не более того! Кому и что ты хочешь доказать, Симка? Мирону? Себе? Всем нам? – Кэти набрала воздуха, пытаясь успокоиться. – Ты рассказала Тимуру о Мироне? – спросила она, едва успевая следить взглядом за подругой, шагами вычерчивающей круги по небольшому кабинету. – Тимур знает об аварии?!

– Я не помню, говорила ли я ему, – выдохнула Максимилиана. Злость слегка отступила. Она вспомнила, что им с Тимуром было не до разговоров, и улыбка на долю секунды коснулась уголка ее губ. Тимур – тот человек, с которыми она забывает о времени. Тот, с кем она любит помолчать. Тот, с кем она чаще говорит о том, как скучала или не говорит вовсе.

– И о Мироне он тоже ничего не знает, так? – не унималась Кэти.

– Да, что ты заладила Мирон! Мирон! Мирон! – гнев вновь начал набирать силу. Горячий шейк из гордости, злости, с дымком непрощенных обид.

– Я не думаю, что Тимуру понравится тот парень, который едва ли не убил его девушку! Услышь себя, детка! – Кэти тут же осеклась, вспомнив, как это прозвище раздражает Максимилиану.

– Я не хочу вспоминать, Кэти! Пусть всё останется так, как есть! Придёт время, я всё расскажу.

– Оставь всё, как есть! Лучшее решение, Симка! Браво! Ведь у нас в «Мамонте» не найдется ни единого доброжелателя и доброжелательницы, жаждущих рассказать Тимуру подробностей твоей личной жизни! Так что ты права, пусть он узнает от Мирона или Никиты. Их слова, конечно, ничего не изменят, зато посеют между тобой и Тимуром зерно недоверия. Отличное начало отношений… ДЕТКА! – от крика у Кэти пересохло во рту. Она уже и забыла, когда в последний раз так ругалась с подругой.

Повисшую на мгновение тишину в комнате прервал настойчивый стук в дверь.

– Войдите, – скомандовала Кэти.

– Катерина Юрьевна, – перепуганные глаза молоденькой официантки, появившейся из-за двери, говорили, что случилось что-то важное.

– Что произошло, Кася. Не томи. Говори же.

– Там… там Влас… и Тимур… Алексеевич… – официантка перевела взгляд на Максимилиану.

– Кася, приди в себя! Говори! – не терпела Кэти.

– Они дерутся с заказчиками. Заказчиками банкета, – наконец выдохнула девчушка.

– Где они? – спохватилась Максимилиана. – Где?

– На заднем двор… – не успела договорить Кася, как Максим и Кэти скрылись за дверью.

Глава 47. Ласточкино гнездо

– Что тут происходит? – Максимилиана едва успела восстановить дыхание от того, что неслась на задний двор «Мамонта», где, по мнению официантки Каси, была драка.

– Ничего не происходит, Макс, – засмеялся Влас, стирая кровь с разбитой губы. – Мы с Тимуром закрепляем нашу родственную связь. Решили накостылять тем, кто плохо себя ведет.

Максимилиана перевела взгляд на довольного Тимура.

– Мы тут встретились со старым знакомым и… поговорили. Ничего такого, Максим. – Тимур подошел к Максимилиане вплотную и чмокнул ее в кончик носа. – Я был бы рад породниться с тобой и в обычной жизни, брат, – обратился он к Власу. – У тебя отличный удар левой. Я бы не прочь взять у тебя пару уроков.

– Тогда добро пожаловать за барную стойку, Тим. Буду только рад, сгрузить на тебя часть работы.

Пока парни обменивалась приторными любезностями, ничего не понимающие Кэти и Максим, переводили взгляд то на одного, то на другого.

– Я…я не поняла? – начала Кэти. – Что здесь произошло? Где заказчики? Что вы с ними сделали?

– Все живы. Заказчики выпивают в баре, как и было оговорено. Просто в меньшем составе, – загадочно ответил Влас. – Части из них пришлось уйти, они забыли одеться и, наверное, замерзли…

– Может, ты что-нибудь объяснишь, Тимур? – Максимилиана вопросительно приподняла бровь, дав понять Тимуру, что не сдвинется с места, пока не получит ответа на вопрос.

– Максим, всё в порядке. Просто старый знакомый решил намусорить в «Мамонте», а мы ему не позволили. Он решил поехать домой, согласившись, что это наверняка из-за того, что он замерз. Так, Влас? – Тимур подмигнул Власу, чтобы тот поддержал его нелепую версию событий.

– Все так и было, Макс. Ничего такого. Просто поговорили. И всё. – Влас натянул на лицо одну из своих фирменных улыбок, и Максим невольно улыбнулась в ответ.

– Я не верю вам. Обоим. Но допытывать не буду. Захотите – расскажете сами.

– Тогда пойдемте разгребать ту очередь, что столпилась у стойки, – парировала Кэти, подгоняя Власа в сторону «Мамонта». – Живее, мой любимый высокооплачиваемый бармен. Живее.

– Пожалуй, Кэти права, – сказала Максимилиана и направилась к двери, ведущей в бар. – Надо пойти и помочь остальным, а после…– она нарочно сделала паузу и повернулась к Тимуру. – Мы поговорим, Вермут, – улыбнувшись, добавила она, но это больше походило на приглашение, нежели на угрозу.

– Поговорим прямо сейчас? – Тимур двумя шагами догнал Максимилиану, и оказался непозволительно близко. Через секунду она уже была заключена в ласковый плен его рук, лишенная возможности сбежать. Хотя она и не собиралась этого делать.

Его взгляд застыл на ее губах, а затем медленно скользнул вниз: сначала к ложбинке на шее, а потом ниже…к груди.

От одного его взгляда, Максимилиана чувствовала такое волнение, что у нее подгибались ноги.

– Тимур, прекрати, – засмеялась она. – Это нечестно.

– А я не всегда порядочный, – горячее дыхание Тимура скользнуло по ее шее, и Максимилиана прикрыла глаза от волн, накатывающего удовольствия. – Ты научила меня плохому, Максим. Вот, что нечестно.

– Хорошо. Хорошо. Я согласна, что не была образцом добродетели. Но стены «Мамонта» уже достаточно были свидетелями наших «нечестно». Сменим локацию? – Максимилиана упиралась в грудь Тимура, неуверенно пытаясь отстранить его от себя.

– Нечестно говоришь… – выдохнул Тимур, соглашаясь с ее аргументами. – Тогда поехали в мой загородный дом. Покатаемся на «Бегемоте»(прим.автора: мотоцикл, много лет назад подаренный отцом Тимура), я разрешу тебе порулить, съездим к Ласточкиному утёсу?

– Тебе мало одной Ласточки, Вермут?

– Ты отпечаталась татуировкой на моем сердце, – он поймал ладонь Максимилианы, скользнувшей по свежей татуировке на его шее, и прижал к своей щеке. – Я хочу, чтобы у нас была семья. Так что – да, мне мало одной ласточки. Я хочу целое ласточкино гнездо.

– Тимур…– Максимилиана не успела договорить, как ее губы накрыли горячие губы Тимура. Поцелуй, не принимающий возражений. Поцелуй, разжигающий огонь.

Глава 48. Сны или реальность

Вам когда-нибудь снились сны, похожие на реальность? Ведь сны никогда не приходят просто так. Сны – это о будущем и прошлом, это о желаниях и о страхах, это о мечтах и об отсутствии препятствий. Сны – это когда-нибудь и однажды, случайно и ненароком, вскользь и мимоходом, насквозь и до глубины души.

Сегодня дождь с ветром подружились и решили вместе сойти с ума. Мерзопакостные ледяные капли нещадно били по лицу, и водостойкая синяя тушь Максимилианы скатывалась в мелкие шарики под ресницами, ненарочно делая взгляд ее пепельно-серых глаз более выразительным. Мокрые кудрявые локоны рассыпались по плечам. Одежда прилипала к телу. С каждым движением становилось всё холоднее и неуютнее.

– Сейчас бы в тёплую кроватку или чьи-то тёплые лапки, а не вот это вот всё, – Максимилиана вновь зажгла сигарету. Нет, она не курила, но всё также тщетно пыталась избавиться от привычки занять чем-то руки после того, как завязала с вредной привычкой. Дым с ароматом ментола смешивался с ароматом дождя. В носу щекотало, отчего-то хотелось плакать, но на лице Максимилианы царило неподдельное спокойствие. Долго и бесцельно глядя сквозь тлеющий огонек сигареты, она безысходно смотрела вдаль.

«Мирон. Почему он вернулся именно сейчас? В моей жизни наконец-то всё наладилось. Я почти забыла про месть. Про предательство. Про боль. Я была готова вновь научиться доверять людям. И тут он. Может вселенная так предупреждает меня? А может, я ищу знаки там, где их нет? Моя вселенная меня бережет. Жизнь тысячу раз мне это доказывала. Значит, мне по-прежнему нельзя никому доверять? И Тимуру?» – мысли сменяли одна другую и были похожи на круто замешанный многоэтажный Коктейль Содружества[1], – «Тимур. Откуда я его знаю? Почему его нарисовала? Наваждение какое-то, хоть к гадалке иди…» – показалось, что она лишь на секунду закрыла глаза, пытаясь отыскать в уголках памяти любые зацепки, любые подробности их встречи с Тимуром. Встречи до их знакомства. Встречи до того, как она нарисовала его портрет.

Беспокойный огонек сигареты медленно угасал, превращаясь в цветные пятна краски на знакомом холсте. Тот самый портрет. Тот самый взгляд. Настолько живой и глубокий, что становилось не по себе от «настоящего» присутствия его обладателя. Взъерошенные волосы. Маленькая родинка на щеке.

– Тимур, – тихо промурлыкала Максимилиана. – Кажется, я схожу с ума.

Она услышала позади себя голос. Такой знакомый. Такой родной. Он позвал. Назвал лишь одно имя, но внутри всё перевернулось. Его голос был настолько бархатным, обжигающим, что внутри стало невыносимо приятно. От тепла, разливающегося по всему телу. От напряжения, концентрирующегося где-то внизу живота. От чувства, что перехватило дыхание и бешено заколотилось в области сердца.

Она обернулась и увидела его. Прямо перед холстом, где несколько минут назад он был нарисован. Точно такой же. Один в один. Но живой. Настоящий. Настоящий, но с каплями невысохшей краски на лице, на одежде.

Дыхание будто бы остановилось. А сердце пропустило ряд ударов, позабыв, для чего оно существует.

«Могу ли я тебе доверять, Тимур? Или я всё придумала? Может быть, тебя не существует и ты только в моей голове?!» – обратилась Максимилиана к портрету и испачканному краской призраку, стоящему подле него.

Призрак ничего не ответил, рассеявшись вместе с уходящим сном, прерванным настаивающим телефонным звонком. Не глядя на экран, Максим сняла трубку и промычала приветственное «будь проклят тот кто, разбудил меня раньше, чем я досмотрела охренительный сон».

– Макс, тут такое дело, – голос Власа странно ёрзал на другом конце провода, – в «Мамонте» сегодня много гостей, включая тех, кого ты терпеть не можешь. Я бы выразился иначе. Здесь сегодня их е#учий концентрат.

– Ближе к телу, Влас, – проскрипела в трубку Макс.

– По части тела – это к Тимуру, детка. М-м-м, прости, я по привычке тебя так называю, никак не освоюсь, – оступился на слове друг. – Так вот. По части новостей, – Влас вздохнул и продолжил. – Известная нам компашка пополнилась очередным долбоящером, родная. Новый участник уже лихо вылизывает задницу ее вожака. Такое себе зрелище, скажу я тебе.

– Дай угадаю, – протянула Максимилиана, – Никитос теперь по мальчикам? – весело добавила она.

– Нет, детка, он по-прежнему по малолеткам и сегодня снова пришел не один. Но это не все, малышка. Собственно, поэтому я и звоню тебе, – теперь Влас тянул каждое слово. – Помнишь, ты рассказывала о той девчонке на мосту? Так вот, Макс. Твоя знакомая – здесь. А Мирон, кажется, выбрал себе очередную девочку для битья.

Максимилиана так резко вскочила с сонного ложа, что чуть не оступилась на ровном месте.

– Где она? Она с ним? Дай ей трубку, Влас! Немедленно кинь трубку ей в голову, если она, хоть на секунду приблизилась к этим утыркам! – почти кричала в трубку Максим.

Стало невыносимо тихо. Максимилиана тщетно старалась различить по звукам, доносящимся из хлипкого старенького аппарата, что происходит в «Мамонте». Она успела втиснуть себя в узкие джинсы и топ, ни на секунду не выпуская из рук телефона.

– Ау? – казалось, прошла целая вечность, прежде чем Максимилиана услышала пьяное мычание Лизы в трубке, – Ау-у-у, ёпта! – уже настойчивее повторила девчонка.

– Что ты делаешь там, Лиза? – прошипела в трубку Максим, одновременно подхватив ключи от Хонды и направляясь к двери. – Что творишь?!

– Ничего не делаю, Макс, – тихо мурлыкала малолетка. – Просто очередная любовь Лизоньки, то есть меня, скоропостижно рассосалась. – Лиза сделала глоток невидимой для Максимилианы жидкости и закашлялась.

– Хватит бухать! – рычала в трубку Максим, пытаясь перекричать голоса, за кадром улюлюкающие её собеседницу.

– Все-е-е. Слышишь? Все будут против нас. Папа будет против. Маме всё равно. Но и она тоже считает меня малышкой…

– Будь в «Мамонте», не двигайся с места! Поняла меня?! – кинула в трубку Максимилиана.

– Я буду твоим папочкой сегодня, малышка, – последнее, что услышала Максимилиана.

Послышались монотонные гудки.

[1] Рекордный коктейль, который содержит в себе 71 ингредиент в память о каждой из наций Содружества, был создан в честь предстоящих игр Содружества в Глазго, содержит больше ингредиентов, чем какой-либо другой экзотический напиток в мире.

Глава 49. Боль

Боль. Именно через нее мы люди целыми поколениями чувствуем, что живем. Что живые. Через первую боль понимаем, что повзрослели. Что потеряли. Что приобрели. Через боль обретаем веру. И теряем ее тоже через боль. Впускаем боль с дымом сигарет. Выдыхаем. Или давимся горечью. Лечим легкие, разум, душу.

Травмы – то, что делает каждого на этой планете индивидуальностью. У каждого разный след от их последствий, как тот факт, что не существует одинаковых татуировок.