– Х-хорошо, – пролепетала жрица и густо покраснела.
– Где Милена?
– Заболела, святая.
– Как заболела? Чем?
– Это… ну-у-у, там-м-м… Я не уверена. – Взгляд жрицы испуганно забегал по углам.
Белая роза понимающе хмыкнула:
– Она любит перекладывать… гм, распоряжаться новенькими. Если станет совсем трудно, попроси помощи у настоятельницы. У них… – начала было она, но её оборвал протяжный звук сигнального горна.
Они вздрогнули, повернулись к окну, словно в нём могло что-то появиться.
– Думаю, пора собираться.
– Конечно, я… вот.
Жрица первой выскочила в короткий арочный коридор, наклонилась, чтобы подставить белые тканевые туфли к порогу, сразу же отпрянула в сторону, извлекла из недр рясы толстую связку ключей.
– Не стоит, уже нет времени на утренние процедуры, – остановила её Белая роза, перешагивая через порог в туфли.
– Почему? Если пойдём коротким путём, то хватит.
– Коротким путём?
– Да, там все ходят, если опаздывают в храм.
– И где это?
– За бывшей молельней, – Жрица махнула куда-то вбок, – Мне старшие показали. Быстро, и ступенек нет. Вы никогда там не ходили?
– Никогда… – задумчиво протянула Белая роза и добавила, – но я никогда и не опаздывала.
– И сейчас не опоздаете.
– Уверена? Понимаешь же, что это тебя накажут?
– Я бы не стала вам врать, Ваше Св… святая.
– Ладно, так и быть, пойдём твоим путём.
По взмаху её руки жрица зашумела ключами, открыла комнату напротив. Наружу выплыло облако пара.
– Я выйду до второго горна, – пообещала Белая роза и хлопнула дверью.
Второй горн взвизгнул неожиданно. Вероятно, по ошибке чудовищно рано. Но Белой розе не оставалось ничего, кроме как поспешно вылезти из чана, наполненного водой и ошмётками трав и цветов, быстро собраться, открыть дверь навстречу озабоченному лицу рыжей жрицы.
– Ваш утренний хлеб, – та подала тарелочку с жаренным в масле кусочком хлеба размером с палец, а затем проворно растянула белую мантию и с трепетом предложила, – Позволите, я пройдусь щёткой по вашим волосам?
– Разве нам не стоит поторопиться? – дожёвывая, уточнила Белая роза, неловко тыкая за спиной в просторные рукава.
– Нам и полгорна хватит, – пообещала жрица и сунулась в мыльную комнату за щёткой. – Я быстро. Наклоните голову.
Белая роза напряжённо дёрнулась назад.
– Больно?
– Нет.
– Вот, умею я волосы чесать. Я, когда в долине жила, всех чесала, заплетала: и сестёр, и подруг, и соседок. – она говорила свободно, полностью отдавшись воспоминаниям, – Даже как-то перед Великим днём пришлось до рассвета не спать.
– Сестёр? Ай! – вскрикнула, попытавшись повернуться, Белая роза.
– Стойте ровно, – отчитала её жрица, но, поняв, что натворила, застыла.
– У тебя есть сёстры? – переспросила Белая роза, сделав вид, что не заметила заминку.
– Т-трое, младших.
– Зачем же ты пошла в храм?
– Кто-то должен был. У нас в семье все… – жрица помедлила, – рыжие. А меня один господин заметил, сказал, что с таким голосом нужно в храм Ораи. Я и подумала: если попаду, это же какое освобождение от пошлины моей семье выпишут.
Белая роза неловко поджала губы, опустила взгляд. Пошлина кары. Старые жрицы рассказывали, что в долине давно говорят о её отмене, что уже мало кто верит, будто темноволосые или рыжие – это грешники, отмеченные богиней. (А как иначе, когда за тысячи войн коренное светловолосое население давно перемешалось с покорёнными народами?) Но в каждом новом цикле на подпись присылались тысячи листов пошлины, незаменимых для поддержки казны. А листы освобождения? Их полагалось выдавать грешникам за благочестивый образ жизни, но за время, проведённое в храме, Белая роза не могла вспомнить ни одного. Зато были листы прощения. Кажется, требования к ним были попроще: семьдесят лет уплаты налогов и седая голова, как символ милости Ораи.
Жрица отошла, щётка глухо клацнула о скамейку.
– Всё? – Белая роза потянулась к голове и провела рукой от макушки до кончиков волос у поясницы.
– Всё, святая. Я прово…
– Я знаю, где старая молельня.
Оставив жрицу закрывать двери, Белая роза прошла к выходу, спустилась на дорожку из светлой мраморной крошки и на мгновение остановилась, вгляделась в трёхэтажное здание. Оно располагалось правее – в передней части Малой горы, и почти не отличалось от её обители: те же простые белые стены, плоская крыша, разве что размер побольше, да на стрельчатых окнах отсутствовали решётки. Чем жрицы с удовольствием пользовались, раскрывая окна и навешивая сушиться на рамы рясы и мантии. Обычно серые: от тёмных к светлым, но в то утро кое-где уже виднелись белые.
– Я свои ещё не получила, – вздохнула позади жрица, – но старая настоятельница обещала выдать до праздника.
– Выдаст. Никто ещё не пошёл на Великое воспевание в повседневных одеждах.
Они повернули налево и, пройдя по дорожке, вышли к круглой молельне из светлого дерева, увенчанной купольной чешуйчатой крышей.
– Нам сюда, святая, – окликнула жрица.
И, когда Белая роза оглянулась, сошла на серую тропинку. Та уходила за молельню, пересекала лужайку и поднималась по заросшему деревьями и кустарником склону к вершине Великой горы.
– Куда мы отсюда дойдём?
– Прямо к храму, позади выйдем. – Жрица резво перепрыгнула с кочки на кочку, взбираясь вверх, – Тут немного опасно, с непривычки можно оступиться. Вот, смотрите, куда я наступаю. И… Ваше Св… святая,.. позволено ли мне узнать…
– Что такое? – рассеянно спросила Белая роза.
Её гораздо больше занимали коряги и торчащие корни, чем осторожная нерешительность жрицы.
– С начала моего служения прошло всего две луны… я ещё многое не выучила… если я могу… – Голос стал тише. – Как вас зовут, Ваше Святейшество?
Белая роза вскинула голову.
– Ты не знаешь?
– Э-э-э… – не нашла что ответить жрица и вместо этого остановилась, попыталась поклониться.
– Нет-нет, не нужно. – Они чуть не столкнулись. – Белая роза. Меня зовут Белая роза.
Но вместо облегчения на лице жрицы отразился страх.
– Прошу понимания, Ваше Святейшество! Я дерзко решила, будто мне позволено обращаться к вам по имени.
– Но это и есть моё имя.
Жрица выпучила глаза.
– А я думала – титул. Нет-нет, не титул, конечно, святой символ. Как в писании: «… топнула Ораи по чёрной земле и породила белые розы. И разрослись они во все стороны, и расцвели они обильными лесами, реками и полями», – взволнованно затараторила она.
– Нет, имя.
Белая роза приглашающе шагнула вперёд.
– О-о-о… Ваши родители – люди истинно праведные, раз выбрали такое имя.
– Я получила его от Богини.
– Так вы сирота? – удивилась жрица, но, спохватившись, затараторила ещё быстрее, стараясь прикрыть ошибку, – Понятно, почему вы – величайшая святая дева, сама Ораи Матерь Сущего выбрала вас.
Белая роза поморщилась, резко перевела разговор:
– Долго нам ещё?
И жрица с облегчением выдохнула:
– Нет, почти пришли… – и вдруг позвала, – Святая.
– Что ещё?
– А я – Ниралина.
Белая роза бросила взгляд на рыжие волосы, торчащие из-под платка:
– Красивое имя. Ты ведь поёшь в храме?
– Пою, – в голосе жрицы послышалась улыбка. – Вот мы и дошли.
Белая роза слегка наклонила голову вбок и нахмурилась. Впереди тропинка резко обрывалась, впиваясь в крутой землистый выступ Великой горы.
– Нет прохода? Видимо, почва сползла. Здесь, бывает, дожди льют. Вернёмся к лестнице, хоть настоятельница будет…
– Нет-нет, глядите, святая, тут надо вскарабкаться, – перебила её Ниралина и наклонилась, подбирая полы одежды, – ногу сюда, повыше, и хватайтесь за ветки.
Под взглядом ошарашенной Белой розы Ниралина задрала одну ногу, так что серая роба скаталась к колену, ухватилась за ветки, и, оттолкнувшись другой ногой, подтянулась на выступ.
– О-о-оп!
Отпущенные ветки со вздохом отпружинили назад и вызвали шелестящую рябь. Белая роза оторопело моргнула. Ниралина же одёрнула подол, ударом выбила пыль из ткани, огляделась:
– Ой, а чей это паланкин сзади храма?
– Паланкин? Серый? – встрепенулась Белая роза.
– То ли серый, то ли белый, на свету не вижу.
– Белых не бывает. Куда наступать?
Она неуклюже вцепилась пальцами в кончик ветки и застыла с приподнятой ногой.
– Сюда, не бойтесь, хватайтесь за мою руку. Теперь толкайтесь!
Впрочем, подняться так же ловко у Белой розы не вышло. Она соскользнула на колени, чтобы не упасть, рефлекторно схватилась за траву, и даже так тело отказывалось тянуться наверх.
– Толкайтесь, толкайтесь!
– Я пытаюсь! – возмутилась Белая роза.
– Ногу поставьте, с колена ведь неудобно.
Так оказалось, и правда, легче. Стоило даже подумать об этом раньше, чтобы не добавить к серым кругам на коленях зеленоватых пятен.
– Ничего, мантией прикроете, никто не увидит. А если и увидят? У каждой жрицы такое.
– Не путай порядочные молитвенные пятна с грязью.
Белая роза нашла глазами паланкин. Небольшой, на одного человека, с окошками, занавешенными тканью, он стоял на земле позади белого двухбашенного храма. Носильщиков рядом не было. Вероятно, им приказали спуститься: чужаков на территорию Великой и Малой гор во время песнопений не пускали.
– Видишь, серый. Светло-серый. По цвету мантии.
– Старшая священница?
