Помнить нельзя забыть
Ольга Цацкина
Дарси Ларсен – молодой, подающий большие надежды ученый и просто хороший парень, в преддверие научного открытия встает перед выбором между своими амбициями и человеческими принципами. Его пациентка Элизабет Нюрц, жертва группового изнасилования, в попытках сбежать от своего прошлого, которое медленно убивает ее, соглашается стать главным звеном его научного эксперимента по пересадке памяти. Донором для нее становится Роберт Паттон, избалованный сын богатых родителей, потерявший всякий интерес к жизни, как и всю свою память вследствие автомобильной аварии. Все трое становятся вершинами треугольника в непростых взаимоотношениях. Пытаясь сбежать от своего прошлого, главные герои надеются начать новую жизнь, но судьба снова и снова сталкивает их друг с другом, чтобы пройти уроки уготованные им судьбой. История о выборе и плате за него, любви, предательстве и прощении. И о том, как отношение к нашему прошлому влияет на наше будущее.
Ольга Цацкина
Помнить нельзя забыть
Центр изучения нервной деятельности головного мозга.
***
– Доброе утро, доктор Ларсен!
– Доброе утро, Энни! У меня есть прием на сегодня?
–Да, док, звонили из психологической клиники, просили Вас экстренно принять одну пациентку. У нее постоянные рецидивы уже на протяжении года, ужасное прошлое. Если не мы, то, боюсь, ей уже никто не поможет.
– Уже заглянула в историю болезни? – довольный своей ученицей, усмехнулся доктор.
– Да, посмотрела, так жаль, а ей всего-то 22 года, – ответила, пожимая плечами Энни.
–Окей, во сколько ее привезут?
– Около 10. Машина от них уже выехала из Мюнхена. Думаю, минут через 20 они будут у нас.
– Хорошо. Тогда приведи её сразу в мой в кабинет. И приготовьте для нее палату.
***
– Меня зовут Дарси Ларсен. Я заведующий передовой клиникой по лечению психологических проблем у людей, переживших какие-либо тяжелые испытания в прошлом, и от которых им нет спасения в их настоящем и даже будущем. В своем роде единственную и передовую клинику. Методы, которые мы используем здесь, новы и чаще всего эффективны даже в очень непростых случаях. Как Вас зовут? Может быть, есть то, что Вы хотели бы рассказать мне сами и в первую очередь?
Пустым и бледным взглядом пациентка скользнула по своему очередному врачу. Ему показалось, что он физически ощутил холод её голубых глаз на себе. Она была красавицей, когда-то, но сейчас вид у неё был болезненный. Её психическое состояние оставило явный след на здоровье. Для неё он был очередным врачом в долгих попытках вылечиться.
Они были похожи и абсолютно различны. Природа наделила их схожей северной красотой, светлые волосы, колкие голубые глаза цвета морозного утреннего неба. Его жажда жизни и открытий бодро гнала кровь по венам, проявляясь румянцем на лице, красных губах, которые он часто растягивал в ослепительной улыбке, тепле крупных ладоней. В то время, как подавленная своим прошлым Лиз, прятала кисти в рукава, пытаясь согреться. Он встал и прикрыл окно, заметив, как она ёжится.
Лизи оглядела его со спины. Доктор был высоким и хорошо сложенным от природы. Научные изыскания не оставляли ему много времени для спорта, но пропорции его тела были атлетичными. Ей показалось, что он закрыл собой всё окно. Когда Ларсен снова сел в своё кресло, она заговорила.
– Мммм… меня зовут Элизабет Нюрц. Но ведь у Вас есть моя карта, Вы все сами видели. Любой рассказ – это новые воспоминания, а я не хочу помнить, я боюсь. Мне кажется, если я еще раз это вспомню – я умру, я убью себя. Я больше не могу и не хочу жить. Прошло больше года, а я помню каждую мелочь, запах каждого из них, как у последнего из этих ублюдков дрожала капелька пота на ресницах, когда он…
Элизабет закрыла лицо ладонями и всем телом наклонилась вперед.
–Я помогу Вам. Только поверьте мне. Я помогал сотням людей с непростыми историями. Наука не стоит на месте. Только нам нужно понять, что конкретно Вы пережили, что чувствуете сейчас, почему не можете отпустить прошлое и жить дальше. Нам надо поднять все до мельчайших деталей, чтобы Ваша память дала шанс жить другому пациенту другой жизнью, а Вам обрести покой и будущее.
Элизабет резко оторвала ладони от лица и посмотрела на него ясными ледяными глазами.
–Но как?!
– У нас есть несколько способов. Но я предлагаю в Вашем случае совершенно передовой. Мы пересадим Вам память другого человека, а Вашу память ему. Конечно, это будет только нежелательный равный по времени отрезок, как у Вас, так и у него. Таким образом, воспоминания, которые так мучают Вас сейчас, просто вырежут. Но вместе с тем Вы должны понимать, что на их место встанут другие – чужие, возможно не менее страшные и тяжелые, но Вы будете понимать, что они чужие. Постепенно разумное понимание этой чужеродности в Вашей памяти превратит их просто в кино, которое Вы когда-то посмотрели и которое не имеет реального отношения к Вам и Вашей жизни. Но на это уйдет время. И…
–Постойте, вы можете просто вырезать это, как аппендицит? – практически по слогам, как можно чётче произнесла Элизабет, стараясь, удостоверится, что правильно истолковала слова врача. – Это удивительно! Когда Вы сможете это сделать? Пожалуйста, как можно скорее! – она крепко сжала обеими руками правую руку Дарси.
– Лизи, погодите, – осторожно высвобождаясь, произнес Дарси. Заглянув в её глаза, он взял пациентку за руку и доверительно, успокаивающе продолжил, – все не так просто. Я не могу вырезать эпизод. Я не могу вырезать и оставить пустоту. Нужна долгая, терпеливая подготовка. Нужен наш с Вами совместный труд.
Лизи немного расслабилась, почувствовала, что верит ему, каждому слову, что он действительно ей поможет, он хочет ей помочь. Он не будет бездумно по схеме колоть ей уколы и давать таблетки, только чтобы она была тихоней. Он поможет ей. Он и сам был в этом уверен. Глядя на него, каждый мог бы сказать, что этот мужчина знает, что будет в его будущем, чего он хочет и каким образом добьётся этого. Каждый его жест, движение, интонация голоса говорили об его уверенности в себе и том, что он делает.
– Хорошо, хорошо, ладно. Что я должна делать? Я на все готова, только избавьте меня от этого. Пожалуйста!
Лизи выглядела возбужденной и в то же время обессиленной. В ее глазах сквозила отстраненность от всего мира разом. В кабинете доктора Ларсена, где свет был приглушен, она выглядела лет на 40. Волосы, руки, лицо, губы – красивые и молодые уже целый год были без заботливого ухода. Лизи почти не выходила на улицу в последний год, ничем не интересовалась, даже собственным телом. Она выглядела тусклой, каждое ее движение, взгляд, ее одежда говорили, что мир для неё пропал, угас. Она сама угасала. От 22-летнейдевушки, жизнерадостной практикантки юридической фирмы «Мейхер и Ко» осталась лишь потухшая оболочка. Словно позади неё, на спине, кто-то нажал на кнопку ВЫКЛ., как у заводной куколки, а после забросил в дальний угол детской комнаты, где она пылилась и по сей день.
–Лизи, во-первых, Вы должны осознать, что есть выход, есть метод и Ваше активное участие ускорит лечение. Во-вторых, сейчас медсестра покажет Вам Вашу палату, Вы обустроитесь, сходите на ланч вместе с другими пациентами. За это время я изучу Вашу историю и часа в 3 мы встретимся снова. Согласны?
–В три? Хорошо…– взгляд Лизи расфокусировался. Казалось, она потерялась в своих воспоминаниях, и её худенькие плечики опустились еще ниже, придавленные предстоящим ожиданием. Доктор Ларсен нажал на кнопку вызова медицинской сестры, и та в безукоризненно белом халатике вошла в кабинет ярким светлым пятном. Обняв Лизи за хрупкие плечи, она помогла ей подняться и нежно проворковала, что проводит её и все скоро наладится.
Оказавшись одна в палате, Элизабет постаралась заставить себя разобрать сумку, расставить на тумбочке и полках личные вещи, чтобы хоть как-то обозначить свое присутствие здесь. Часто бросая взгляд на настенные часы, она все больше огорчалась, в последнее время минуты тянулись безумно долго. Лекарственные препараты, которые ей дали в психиатрической больнице перед отправкой в клинику доктора Ларсена, не слишком то помогали. Все сложнее было заставлять себя что-то делать здесь и сейчас, все сильнее захватывало прошлое. Она противилась ему минут 10, даже 15 минут, но оно было сильнее. Лизи, больше не в силах сопротивляться, села на край больничной койки, покрытой белым бельем, поджала коленки к груди, обхватила их руками и сдалась.
Она снова почувствовала тяжесть мужского тела, как красивое молодое лицо над ней скривилось в злой усмешке и удовольствии. Её губы снова шептали «не надо, я прошу Вас, пожалуйста», пересохшие, онемевшие, разбитые за несговорчивость и сопротивление, которое она только могла оказать трем здоровым парням. Она, не переставая, повторяла свою мольбу, шепча одно и тоже, хотя просить об этом было уже поздно.
Медсестра застала Лизи в той же позе со стеклянным взглядом. По своему опыту, зная, что происходит с новой подопечной, она даже не стала трогать её, дабы не спровоцировать истерику. Любое прикосновение и Лизи очнётся, но её разум будет оставаться там, в её жестоком, цепком прошлом, и она может не понять сразу, что это медсестра рядом с ней, а не один из её мучителей. И тогда Лизи может не пощадить ничего и никого вокруг, защищая себя, круша и громя больничную палату.
Энни вернулась с доктором Дарси. В такие моменты, даже имея за плечами такую разнообразную многолетнюю практику, доктор Ларсен никогда не мог спрогнозировать развитие реакции больного человека. Но зная, что Лизи попала сюда из-за насильственных действий в своем прошлом – применение медицинских мер с применением принуждения будет неверным и спровоцирует нервный взрыв. Дарси поставил свою правую руку перед глазами Лизи и громко произнес:
– Лизи, это доктор Ларсен, я сейчас щелкну пальцами, а Вы посмотрите на меня. Хорошо?
Раздался хлесткий щелчок, и Лизи заморгала. От того, что она долго сидела с открытыми недвижимыми веками, глаза мстили ей сухостью и режущими ощущениями. Из-под её часто моргающих век градом покатились слезы. Она плакала тихо-тихо. Дарси помог ей лечь на кровать и знаком дал медсестре понять, чтобы та приготовила успокоительное.
–Что это? Зачем? – вдруг вскрикнула Лизи, увидев шприц в руке у Дарси.
–Лизи, это успокоительное. Ты поспишь пару часов, тебе станет лучше.
–Нет! Во сне все повторится, я не хочу! – кричала Лизи сквозь слезы.
Один кивок головы доктора Дарси дал понять Энни, что ему нужна её помощь. Энни сильно и уверенно прижала правую руку Элизабет к койке, дав возможность Дарси сделать укол.
Элизабет тихонько вскрикнула и почти сразу затихла, видимо от неожиданной боли, которую причинила иголка. Энни осталась рядом с ней, пока не убедилась, что новая пациентка спит.
***
– И что Вы думаете, док? Она станет первой?
– Не знаю, Эн. Возможно. Мне страшно за неё. За то, чем эта пересадка может вообще закончится. Все ведь только в теории. А что, если что-то пойдет не так? Что, если я не все предусмотрел и продумал? Она так красива и молода. Вся жизнь впереди…
– Бросьте, доктор Ларсен, Вы же видели её. Она не живет. Она так долго не протянет. По мне, так лучше стать жертвой науки, чем так жить.
– Возможно, ты права. Похоже, она сама не видит для себя иного исхода. Уцепилась за это, как за последнюю соломинку. Её не переубедят никакие из вероятных побочных последствий.
– Док, лучше кандидата нам не найти! – ободряюще похлопывая по плечу Ларсена, протянула Энни.
– Да, но ты забыла, что нам нужен кто-то второй? Кто-то кто хоть как-то нам и ей подойдет.
– Не будем забегать вперед. Пока попробуем просто облегчить участь этой девочки.
Казалось, Дарси Ларсен не слышал последней фразы медсестры. Он так долго ждал подходящего кандидата для проверки своей теории на практике, так хотел скорее найти нужного человека. А теперь, стоя у окна в своем кабинете, ощутил весь груз ответственности, которую собирался на себя взять. Но оправдан ли риск?
Вспомнив Лизи, её худенькие плечики и увядающую юность, он твердо понял для себя, в отношении Лизи этот риск оправдан полностью.
Что могло ждать эту девочку? Практика психиатрии показывала, что если пациент с подобными симптомами не справился с травмой в течение первого года лечения с медикаментозной помощью и терапией, то его ждет в дальнейшем лишь прогресс заболевания, которое будет обрастать все новыми и новыми сопутствующими симптомами и проявлениями.
Что ждет Лизи? Сумасшедший дом. Если они вместе не рискнут – она уже никогда оттуда не выйдет.
– Да, риск оправдан! – произнес Ларсен вслух, сам поверив в правильность, даже гуманность того, что собирался испытать на Элизабет Нюрц.
Предстояла большая работа – нужно было детально исследовать все тонкости хрупкой психики Элизабет. Досконально проникнуть в сложный запутанный клубок её душевных нитей: всё детство, юность, отношения её родителей и её отношения с родителями, обстановка в семье и то, как Лизи чувствовала себя с каждым из членов семьи. Её взаимоотношения с окружающим миром, её индивидуальное мировосприятие. Все это должно быть досконально изучено, изъедено, а заставить человека в состоянии глубочайшей депрессии и нервного расстройства точно вспомнить и внятно передать доктору всю интересующую его информацию – непростая задачка.
После этого требовалось найти второго человека, готового пройти путь Элизабет, либо готового стать донором памяти для Элизабет. Донором мог стать и сам доктор. Но это на крайний случай. Дарси искренне надеялся найти для Лизи идеальный вариант – человека, который будет также нуждаться в трансплантологии памятного отрезка, как и Элизабет. Тогда можно будет помочь сразу двум людям, спасти две исковерканных души. Был и еще один запасной вариант – найти донора среди тех, кто обречен, но мозг, которых еще в состоянии поддерживать функцию памяти.
Дарси рассматривал еще один вариант, но его даже среди своих ближайших коллег и соратников он озвучивать не решался – Дарси предполагал взять донором человека с потерей памяти по тем или иным причинам. Отрезок памяти за необходимый период времени есть, но он пуст. То есть чистый материал, который ничем не заполнен. Провал. Пустота. Но Дарси до конца еще не выяснил, что же лучше для пациента – провал и пустота, или чужие страшные воспоминания, которые больной должен будет воспринять через какое-то время как просмотренный в прошлом кинофильм.
Но и тут была масса нюансов: Дарси Ларсен не знал, способна ли такая память вдруг восстановиться после пересадки к приемнику со здоровым организмом. И сотрутся ли также, как свои, воспоминания Элизабет после пересадки донору. Оставалось огромное количество вопросов. Но прояснить их можно было только опытным путем.
***
Вечером Дарси Ларсен пошел домой. Вызывать к себе на прием Элизабет он сегодня не стал. Все-таки, приступ имел место быть, и он не хотел его повторения. Чтобы успокоить Элизабет потребовалась бы новая порция лекарства, а Ларсен хотел как можно скорее получить новую пациентку в состоянии, в котором она будет работать максимально продуктивно, сознание которой будет свободно от химических средств. Так что ему оставалось лишь обдумывать все то, что он столько раз уже обдумал, теперь уже применительно к Лизи.
Съев дома почти безвкусный полуфабрикатный ужин, Дарси решил составить план дальнейших действий. Спешить было нельзя, теперь, когда он был почти у цели, у порога воплощения стольких лет научного труда. Но и медлить он не мог, ему хотелось сорваться, поехать в больницу, и сейчас же начать диалог с Элизабет, тщательно записывая и обдумывая каждое сказанное ею слово. Дарси Ларсен решил не терять времени на обдумывание вариантов с донором. Пусть обследование и подготовка Лизи идёт полным ходом, а как только она будет готова, он выберет для неё тот вариант, который будет доступен на тот момент. С этим решением Ларсен отправился спать и, лёжа в постели, долго представлял, как ему вручают Нобелевскую премию, как мама будет украдкой смахивать с морщинистой щеки слезу, которую спровоцирует гордость за её сына. Фантазии постепенно перемешались со сновидениями. Доктор заснул.
***
– Доброе утро, Лизи! – жизнерадостно пропела улыбающаяся Энни, открывая жалюзи и впуская ослепительные солнечные лучи в палату Элизабет. Яркий, резкий свет, хлынувший в комнату, заставил Лизи сожмурить глаза и даже прикрыться ладонью.
– Как Вам спалось? Удалось отдохнуть?
– Да, спасибо, – апатично ответила пациентка, внутренне не понимая, что за необходимость у этой медсестры так громко и весело задавать свои дурацкий вопросы.
– Отлично, – продолжала петь Энни, – тогда вставайте. После завтрака Вас ждет доктор Ларсен. У Вас будет сегодня долгая и непростая работа, так что надо подкрепиться.
– Оооо… доктор Ларсен…, – рассеяно, будто забыла о том, что ей пришлось сменить место пребывания и лечащего врача, произнесла Лизи. Резко сев на кровати, она стала бегать глазами по сторонам, явно растерявшись и не зная с чего же начать сборы. Внимательная Энни пришла ей на выручку:
– Идите умываться, все Ваши принадлежности в ванной комнате. Вы сами их вчера там разложили. А я пока приберу Вашу постель. Потом я провожу Вас на завтрак, – Энни ободряюще ей улыбнулась.
Элизабет энергично встала, как давно она ни к чему не стремилась, никуда не спешила. Впервые за несколько месяцев ей захотелось выглядеть сносно, появившись перед врачом. В Лизи вдруг ожили новые, точнее забытые человеческие ощущения. Нет, конечно, она каждый день умывалась, чистила зубы и прочее, но она только сейчас осознала, например, что зубная паста у нее вишневого вкуса. Тюбик почти закончился, а она только сегодня почувствовала этот ягодный привкус.
– И почему вдруг вишневая, – задумчиво произнесла она вслух, – ведь я всегда брала «свежую мяту».
На завтраке кофе показался Лизи водянистым, почти безвкусным, а вот сэндвичи с сыром были очень даже вкусные. Что такое аппетит Лизи уже давно не вспоминала. Сегодня же, съев свою порцию, она поняла, что все еще несколько голодна. Она откинулась на спинку стула и вновь задумалась над тем, какой обезжиренной и безвкусной, бесчувственной была её жизнь в последний год, или больше. Сама перспектива, шанс вернуться к прежней жизни, забыть, навсегда вычеркнуть ту ужасную ночь начала возвращать Элизабет к жизни. Она оглядела свои руки, кожа была сухой, с сероватым оттенком. Лизи вспомнила свое отражение в зеркале, которое увидела сегодня утром в ванной и, не отводя глаз от исхудалых пальцев, горько ухмыльнулась:
– Серая, как подземный червяк, почти прозрачная…
***
– Ну, как она сегодня, Эн? – спросил Дарси свою верную соратницу.
– Особых перемен я не видела, та же подавленность и апатия. Хотя прихорашивалась она весьма тщательно, так что не все потеряно, – у Энни вырвался смешок.
