Ал тут же рванул в противоположную сторону вдоль дороги. Он резко повернул на рынок, забежав в ближайший ряд прилавков. Сделал вид, что завязывает шнурки, чтобы не вызывать подозрения у продавцов, и так косо поглядывавших на него, но так и не разогнулся, нырнув под стол, который был ближе всего к машинам двух незнакомцев. Алу повезло: тот был сквозным, и мальчик теперь видел ботинки мужчины в белой куртке, все еще сидящего, свесив их из автомобиля. Смирившись со своей участью по прибытии домой, Ал застегнул куртку и, улегшись пластом, пополз прямиком под машину, оставив школьную сумку под столом. Запах мяса, шедший от мясницких столов, сменился на запах бензина, а земля была ужасно холодной.
– Серьезно, сэр, закройте дверь.
Английский.
– Я весь день просидел в ледяной машине, а аккумулятор на печку часто разряжать нельзя. Вышел, конечно, пару раз ноги размять, но разве сильно согреешься, ходя вокруг машины? Да и внимание старушек привлекать не стоит.
Голос был очень глухим и незнакомым, а значит, принадлежал тому здоровяку в зеленой куртке. Речь его звучала с каким-то облегчением, словно мужчина только и нуждался весь этот день, проведенный в машине, что в компании для разговора.
– И все, что ты мне можешь рассказать, это про бабушек, здоровяк? – поинтересовался тот, что заходил к Алу.
Его тон и при разговоре с бабушкой, и при разговоре с нынешним собеседником, был абсолютно спокойным. Но из-за этого лишь больше заставлял прислушиваться к незначительным изменениям. Например, недовольству в тот раз. Или большей расслабленности, чем при разговоре с бабушкой, сейчас.
– Если да, не дам прибавки на теплую куртку.
– Н-нет, сэр, – тут же опомнился второй. – Но на самом деле подозрительного было мало. Я поспрашивал, ну, в меру возможностей, у местных, все ли здесь… местные. Так и есть. Из приезжих только молодежь, да и та просто работу ищет после колледжей. Город-то не дюже оснащен всякими работами. Двое парнишек и девчонка из магазина вон того, – Ал был уверен, что здоровяк махнул в сторону магазинчика рядом с бочкой, – неучи, видать. Курить только бегают.
– Совсем молодые? – кратко спросил второй, и Ал увидел, как под его ноги летит окурок.
– Признаться, я одного только видел, – здоровяк хмыкнул. – Да и кто ж его разберет. Японец же. Лет шестнадцать-восемнадцать пади.
Ал услышал тяжелый вздох. Настолько громкий, что подумал, что это тот, что в белой куртке вздыхает, ведь он ближе, но, судя по следующим словам, это был не он.
– Несколько дней тут торчим, а по итогу не наскребли ничего, – пробурчал здоровяк. – Я как бесполезный.
– Хорошо, что ты ничего не заметил в Редзензи, да и это ожидаемо, – серьезным голосом, медленно перетекшим в задумчивое бурчание, произнес второй.
Ал замер, незнакомец назвал его район. Не значит ли это, что он сам следил за другим районом города? Центральным, например.
– Да и не там мы, походу, искали, – Ал услышал щелканье зажигалки. – Мы заострили внимание на складах, сельскохозяйственных районах: Йосино, Увано.
Ал, лихорадочно вспоминая, где эти районы, и что в них находиться, понял, что этих людей больше, чем два. Конечно, вдвоем им не осмотреть весь город. Но Ал думал, что какой-то знакомый его отца просто заскочил в Хигашиюри, где сейчас его сын, чтобы сообщить что-то его матери. Максимум, что он один покараулит Ала недельку по дороге в школу и из, и уедет. Но теперь понял, что вляпался во что-то более крупное. Возможно, отец и послал бы нескольких людей присматривать за сыном, но у него не было людей в подчинении в принципе. Зато, походу, были у того типа с сигаретой.
– А на чем надо было заострять?
Забывшись, Ал чуть не пропустил следующие реплики.
Последовала небольшая пауза.
– Нам предложили переговоры, – ответил вчерашний гость, снова чиркнув зажигалкой, видимо, машинально. – В храме.
– Чего? Кто предложил? Когда?
Здоровяк резко умолк. Ал не мог обернуться, но был уверен, что разговор услышали продавцы с рынка. Поняв, что сейчас произойдет, он, даже не успев подумать, рывком выкатился из-под машины. Пассажирская дверь ожидаемо хлопнула – незнакомец, заходивший к Алу, забрался в автомобиль. Мальчик тем временем схватился за ручку задней двери и мягко дернул за нее как раз перед тем, как оба мужчины устроились на своих местах, перестав шуметь.
Ала не заметили. Он улегся, теперь уже на спину. Снег прекратился, и теперь на него смотрело лишь серое небо.
– Бронна встретила их в больнице. Точнее, ее встретили, – произнес недавний гость куда более приглушенным голосом, чем раньше.
– Значит, они скрываются в больнице? И видели Бро? – переспросил здоровяк. – А говорила, что это я привлекаю внимание.
– Не узнать ее было сложно, она за маской не скроется, – задумчиво ответил второй.
– Не удивлюсь, если у Гора в комнате висят еще несколько плакатов в нашими. Как мишени в дартс.
– Я не совсем об этом, но подумаю над твоей мыслью.
Послышался смешок от здоровяка. А Ал подумал о том, что о Горе говорят не в качестве друга, как о той женщине Бронне.
– Да и не стали бы они прятаться в больнице, – продолжил вчерашний незнакомец. – Мало полезного, если только нас не опережают, в чем я очень сомневаюсь.
– Думаете, нас подкараулили? Они же не могли знать, что там будет именно Бро.
– Думаю, это была ироничная шутка над доком. Где еще ее можно искать, а искать надо ее, чтобы заставить нас показать серьезность намерений? Я ведь не послал бы ее, не будь это так.
– Думаете, о вас не знают? И мы проверим это на этих переговорах? – загудел здоровяк, он определенно был недоволен. – Вряд ли что-то полезное выясним, если это еще и не ловушка.
– Может, и ловушка, – после паузы ответил второй. – Но в суде неправды не делают. Это правило.
– А с каких пор Гор их придерживается? Он лживый сукин сын, – начальник, по всей видимости, здоровяка никак не отреагировал на его грубость, а тот в свою очередь, добавил тише: – И показал это, когда решил нацелиться на старушку с ребенком.
Ал почувствовал куда больший холод, чем тот, который исходил от земли. А может, жар.
Он молча ждал продолжения, боясь того, что может услышать.
– Сэр, уж лучше холод, чем сигаретный дым, – наконец, заговорил здоровяк, когда зажигалка снова щелкнула. – Курите у себя в машине.
– Пойдут Бронна и Джейн, – словно не услышав, проговорил второй.
– Джейн? – воскликнул здоровяк, похоже, он не всегда спешил совладать с эмоциями. – Вы же говорили, что она это… Ну, возможно, отходит от дел. Не слишком надежна.
– Для этого подойдет, – послышался тихий вкрадчивый ответ. – И не смотри так, Бэнни, ты точно не подойдешь для тихой полуночной миссии в храме рядом с центром города. Поехали…
Ал дослушивать не стал. Выскочил из-под машины, как пробка из бутылки, собрав волосами пригоршню снега и грязи, схватил сумку и рванул в конец торгового ряда. Направился в сторону дома, только когда обе машины выехали с рынка и скрылись из виду. Но для этого дня еще ничего не закончилось.
Глава 4
Изгой
– Господи, откуда ты вылез?!
Бабушка выбежала с кухни, вытирая руки полотенцем, как только за Алом скрипнула калитка. Он не стал тратить время на ответ – скинул с ног мокрые и грязные ботинки и зашел в дом. В комнате за коридором стоял столик с зеркалом. Ал дернул седзи и влетел в нее, щелкнув на ходу по выключателю. Наверное, стоило снять куртку, не проходя в комнату и не таща туда грязь. На голубой ткани где-то сухая, где-то еще влажная виднелась прилипшая каша. Школьные брюки выглядели не лучше.
– Саша! Ты что, под машину попал? – бабушка влетела в дом вслед за внуком.
Ал услышал в ее удивленно-рассерженном голосе нотки тревоги, поэтому ответил:
– Нет. Извини, я в лужу упал. Гулял с Юдзу.
– С кем же еще, – бабушка подошла ближе, оглядывая причиненный одежде ущерб. – Жуть какая, да ты в этой луже валялся что ли? Как можно было испачкать и перед и зад?!
Она закончила фразу ударом Алу по мягкому месту, то ли, чтобы отряхнуть брюки, то ли, чтобы пристыдить.
– Нет, – бросил он резче, чем хотел, подскочив на месте.
– Юдзуру наверняка чистым пришел, его бы в дом в таком виде не пустили, – беспокойства в голосе бабушки как не бывало. – Ну чего ты стоишь? Снимай с себя все.
Ал уже подумал о том, что нужно было согласиться с тем, что он попал под машину. По факту, это даже было правдой. Он стряхнул эту мысль вместе с курткой. Сейчас нужно было о другом думать.
– А с ним ли ты гулял? Юдзуру так поздно домой не возвращается, – продолжала бабушка.
Ее громкие возмущения не только привлекали внимание тем, что были неприятными, но и мешали думать.
Ал стянул с себя брюки и потоптался по ним, оставив на полу.
– У него-то наверняка уроки уже сделаны. Чего вещи раскидываешь? Я за тобой подбирать должна? Мне сколько лет?
Бабушка с резвостью подхватила брюки и куртку с пола, пока Ал вышел из комнаты и прошел дальше по коридору в телефонную и открыл один из шкафов, чтобы найти чистые вещи.
– Стирать сейчас самого заставлю. И пиджак сюда давай, наверняка тоже извозюкал. Охота мне на ночь глядя тазик доставать. Ума не приложу, в чем завтра пойдешь.
Ал, выглянувший из комнаты, чтобы передать бабушке рубашку, ответил:
– Голый.
– Точно голый другого варианта нет, – бабушка еще больше повысила голос и направилась к двери. – Ты понимаешь, что до утра это не высохнет? За супом иди следи.
– Можно мне одеться? – раздраженно спросил Ал.
– А есть во что?
Он собирался крикнуть что-то в ответ, но бабушка уже покинула дом. Нет, ему нельзя орать. Ему вообще нельзя привлекать внимание перед теми, кто может оказаться перед воротами, кто стережет Редзинси, кто сегодня собирается в храме у города.
Ал забежал к себе в гостиную, потом обратно в соседнюю комнату, вспомнив, что бросил школьную сумку в ней, вытащил телефон и набрал отца. Все раздражение разом схлынуло, он даже затаил дыхание. Отец не дурак, он не оставит все, что произошло, без внимания, даже если наорет на Ала за то, что тот полез не в свое дело. Мальчик попытался сосредоточиться на том, что скажет отцу, но голова опустела. Вдруг, гудки стихли, Ал с предвкушением ожидал услышать отца, и уже вздохнул, чтобы начать говорить, но голос в трубке оказался женским. И сообщил лишь: «Абонент не отвечает. Перезвоните позже или оставьте сообщение после сигнала».
– Позвони мне, это срочно.
Раздражение из-за крика бабушки, возбуждение от всего, что произошло за день разом схлынуло, не оставив после себя ничего. Ал как будто заснул с открытыми глазами. Ему было лень пошевелить даже пальцем. Что-то неприятное зашевелилось в груди, словно предчувствие или осознание чего-то. Это ощущение и впрямь сменилось предчувствием: если отец не отвечает после того, как якобы послал друга к своей матери в дом, с ним что-то случилось. Ал буквально содрал себя с теплого пола и направился через холод на кухню.
– Оденься потеплее, пока тут бегаешь.
Бабушка помешивала суп в кастрюле на плите. Ал посмотрел в сторону ванной – за открытой дверью стоял тазик, а в нем в мыльной воде плавали его пиджак и штаны, куртка висела рядом на котле.
– Давай помешаю, – сказал Ал, перехватывая у бабушки половник. – Папа не отвечает.
– Занят, наверное, – спокойно ответила бабушка.
Оба сейчас выглядели так, словно никакого конфликта между ними не случалось, и Ал понял – неспособность в их семье извиняться друг перед другом, заменяемое тупым молчанием, передается из поколения в поколение, отчего расстроился еще больше.
– Если к нам заезжал его знакомый, он должен был предупредить, – попытался объяснить Ал.
Бабушка не понимает. Даже после того, что сказал ей вчерашний гость, она не понимает всего до конца. И будет чудом, если никогда не поймет.
Но сейчас бабушка, наверняка готовая пресекать любой вопрос Ала про их гостя, совершенно спокойно ответила, словно внук говорил о погоде:
– Так он и предупредил.
– Что? – коротко бросил Ал.
Половник чуть не соскользнул в суп целиком.
– Я звонила ему в то утро, он объяснил, что его знакомый оставит бумаги до следующего приезда папы.
– Пока я буду в школе?
– Мне почем знать? – резковато ответила бабушка.
Неприятное чувство, положившее начало тому, что заставило Ала сейчас находиться на кухне, а не все еще неподвижно сидеть в комнате, вернулось и превратилось во что-то отчетливое. Бабушка не врет. Обычно не врет, а сейчас врала. Точнее, врал отец, просто ее словами. Ему было проще передать ей то, что нужно сказать Алу, а не самому ответить на звонок сына. Ведь если Ал продолжит задавать лишние вопросы, а он начнет, отец не сможет на них ответить.
– Трус.
– Чего? – не расслышала бабушка.
– Ничего, – Ал вновь взялся за половник. – Это все, что он сказал?
– Передавал привет тебе, спрашивал, как в школе дела, – ответила бабушка, а потом посерьезнела. – Ты уроки сделал?
– Нет.
– Так чего стоишь тут? Или завтра скажешь в школе, что помимо формы оставил дома еще и домашнее задание?
Ал глубоко и тяжело вздохнул, ему было лень отвечать. Он молча вышел из кухни.
– Опять молчит, – услышал он из-за закрывающейся двери. – Все нормально? Как можно так вести себя хоть?
– А сама-то как? – пробурчал Ал на вопрос, заданный с интонацией, словно у него интересуются, все ли в порядке с головой.
– Я? Я лучше всех.
Сейчас сказанная ей фраза звучала так лицемерно, как никогда раньше. Но и правдиво так, как никогда раньше. Может, у нее и впрямь все лучше всех. Потому что она слепо верит отцу, не спрашивая, что за человек к ней приходил. Или не верит, но просто не хочет спрашивать, потому что не хочет в это ввязываться, потому что не хочет нарушать это «лучше всех». Ее отцу удалось от этого всего уберечь. Но сейчас это вызывало не радость за нее, а обиду за себя.
Не стоит злиться на бабушку за то, что она волнуется за уроки. Пусть волнуется за них, а не за то, о чем беспокоится сейчас Ал. Не стоит ей переживать не за грязную одежду, а за то, что до ее внука снова могут добраться, снова попытаться убить.
Вдруг Ала настигла странная, мрачная мысль, но за которой последовало спокойствие. Большинство из тех людей, которые пытались его обидеть, мертвы. Он отрекался от этой мысли все детство, хотя она была так же неотвратима, как сама смерть. Которую он видел.
