– Пропал? Что значит «пропал»? Почему я ничего не слышал? – спросил наконец Леон.
– Не знаю. Я сам думал, что… В смысле, полиция попросила нас держать это в тайне, – упс, что же я наделал? – но я не ожидал, что это действительно сработает. Я думал, к этому моменту «Стандарт» уже напечатает отдельный выпуск.
– Может, это – как оно там называется – Уведомление «Д»?[3 - Термин «D-Notice», где «D» происходит от Defense, «оборона». Запрет на разглашение некоторых тем для СМИ.] – спросил Леон. – Ну знаешь, когда журналистам запрещают о чем-нибудь говорить?
Билли пожал плечами:
– Они же не смогут… Половина тургруппы небось уже весь Интернет заспамила.
– Наверняка кто-нибудь уже зарегистрировал «пропал_большой_кальмар_точка_ком», – сказала Мардж.
Билли пожал плечами:
– Может. Слушайте, когда я шел, я думал – может, не стоит… Я сам вам едва смог рассказать. Очевидно, на меня нагнали страху. Но главное тут не запреты на разглашение, главное – этот самый нюанс «совершенно невозможно».
Тем вечером, пока он возвращался домой, началась гроза – страшная, которая наполняет воздух скверным электричеством. Тучи сделали небо темно-бурым. Крыши обтекали, как писсуары.
Когда Билли вошел в квартиру в Харрингее – ровно в секунду, когда он переступил порог, – зазвонил телефон. Он уставился в окно на мокрые деревья и крыши. На крыше с другой стороны улицы вокруг какой-то задрипанной белки кружила поземка. Белка качала головой и смотрела на него.
– Алло? – сказал он. – Да, это Билли Хэрроу.
– …(неразборчиво), не торопился ты домой, блин. Ну так что, придешь, да? – сказала женщина на линии.
– Стоп, что? – Белка все еще таращилась на него. Билли показал ей средний палец и одними губами сказал: «Съеби». Отвернулся от окна и попытался не отвлекаться. – Это, простите, кто?
– Ты там чем слушаешь? Больше сам болтать горазд, чем слушать, да? Это полиция, приятель. Завтра. Уяснил?
– Полиция? – спросил он. – Мне вернуться в музей? Вы хотите…
– Нет. Участок. Твою мать, бананы из ушей вынь! – Молчание. – Ты еще там?
– Слушайте, мне не нравится ваш…
– Ага, а мне не нравится, что ты треплешься направо и налево, когда тебе ясно сказали молчать. – Она назвала адрес. Он нахмурился и записал на каком-то меню от ресторана навынос.
– Где? Это же Криклвуд. Где он – и где музей. Что за?.. Зачем посылать в музей людей из такой дали?..
– На сегодня все, приятель. Просто езжай. Завтра. – Она дала отбой и оставила его таращиться на трубку посреди стылой комнаты. Окна звучали на ветру так, будто выгибались. Билли таращился на трубку. Его раздражало, что он чувствовал себя обязанным подчиниться приказу.
3
Билли снились кошмары. И не только ему. Но пока он никак не мог знать, что в постелях от страха потело полгорода. Во сне метались сотни людей, не знавших друг друга, не сверявших друг с другом симптомы. Погода тут была ни при чем.
Путь неблизкий – до этой встречи, куда ему приказали явиться и которую он, притворяясь перед самим собой, подумывал проигнорировать. Еще он подумывал – или снова притворился, что подумывал, – позвонить отцу. Естественно, не позвонил. Начал набирать Леона, но, опять же, не набрал. Ему нечего было прибавить к тому, что он уже говорил. Хотелось рассказать об исчезновении, об этой странной краже кому-нибудь еще. Мысленно провел пробы слушателей этого телефонного звонка, но энергия собственно позвонить, что-нибудь сказать все время утекала, покидала его раз за разом.
Белка так там и сидела. Он не сомневался, что это тот же самый зверек, который следил за ним из-за стока вчера, как окопавшийся солдат. Билли не пошел на работу. Даже не знал, пойдет ли вообще кто, и не звонил проверить. Он так никому и не позвонил.
Наконец – поздно, когда небо стало серым и плоским, и позже, чем пожелала его невежливая собеседница, в каком-то вялом жесте псевдонеповиновения, – он отправился из своего квартала у коммерческого склада рядом с Мэйнор-Хаус до остановки 253-го автобуса. Шел по шуршащим фантикам, по газетам, по флаерам, призывавшим к воздержанию, которые ветер срывал один за другим с кем-то выброшенной стопки. В автобусе он смотрел на низкие плоские крыши автобусных депо – пьедесталы для листьев.
В Камдене он сел на метро, потом снова поднялся к другому автобусу. Постоянно проверял мобильник, но все, что пришло, – одно сообщение от Леона: «Че, теряли еще сокровища??» На последнем отрезке пути Билли глядел на лондонские районы, которые не знал, но которые казались назойливо знакомыми со своими второсортными предприятиями и дешевыми едальнями, фонарями, где весь год болтались, как странное белье, уличные рождественские украшения, то ли прилежно повешенные заранее, то ли оставшиеся несобранными. Он ехал в наушниках, слушал дисгармонию из MIA и подающей надежды рэп-звезды. Билли удивлялся, почему не подумал потребовать, чтобы полиция просто сама приехала за ним, если уж им восхотелось устроить штаб в этой нелепой нехоженой глуши.
Пока Билли шел пешком, даже в наушниках его напугал звук. Впервые он услышал или вообразил этот стеклянный звук вне коридоров Центра Дарвина. Освещение тем ранним вечером было какое-то не такое. «Все наперекосяк», – подумал он. Словно жирное веретено тела архитевтиса стояло в каком-то пазу и что-то поддерживало. Билли чувствовал себя как незапертая и колотящаяся на ветру ставня.
Участок находился рядом с большой улицей и был куда крупнее, чем он ожидал. Одно из тех очень уродливых лондонских зданий из горчичных кирпичей, которые, вместо того чтобы величественно стареть, как их красные викторианские предки, вообще не ветшают, а просто становятся все грязнее и грязнее.
Он долго ждал в приемной. Дважды вставал и требовал Малхолланда. «Вас скоро вызовут, сэр», – сказал первый офицер, которого он спрашивал. «Кого-кого позвать?» – переспросил второй. Билли все больше и больше раздражался, листая старые журналы.
– Мистер Хэрроу? Билли Хэрроу?
К нему подошел не Малхолланд. Это был маленький, плюгавый и очень ухоженный человек. Лет пятидесяти, в штатском – устаревшем коричневом костюме. Руки он держал за спиной. Ожидая ответа, он не раз качнулся на пятках – маленький танцевальный тик.
– Мистер Хэрроу? – спросил он голоском тоненьким, как его усики. Пожал Билли руку. – Я старший инспектор Бэрон. Вы общались с моим коллегой, Малхолландом?
– Да. Где он?
– Да нет. Его здесь нет. Дело перешло ко мне, мистер Хэрроу. Что-то в этом роде. – Он склонил голову: – Приношу извинения за то, что заставил ждать, и большое спасибо за то, что пришли.
– В смысле – переходит к вам? – спросил Билли. – Женщина, которая говорила со мной вчера вечером, не… Если честно, она вообще какая-то хамка.
– Впрочем, раз мы заняли вашу лабораторию, – сказал Бэрон, – куда вам еще пойти, а? Надо думать, пока мы не закончим, боюсь, заворачивать свои банки вы не сможете. Представьте себе, что вы в отпуске.
– Серьезно, в чем дело? – Бэрон вел Билли по коридорам с лампами дневного света. Здесь Билли осознал, какие у него грязные очки. – Почему дело перешло к вам? И вы в такой дали… В смысле, без обид…
– В любом случае, – сказал Бэрон, – обещаю, что не задержим вас дольше чем нужно.
– Не понимаю, чем могу вам помочь, – сказал Билли. – Я уже рассказал вашим все, что знал. В смысле, Малхолланду. Он где-то прокололся? Вы за ним подчищаете?
Бэрон остановился и повернулся к Билли.
– Прямо как в кино: все вот это, да? – сказал он. Улыбнулся: – Вы говорите: «Но я же все рассказал вашим офицерам», – а я говорю: «Ну, а теперь расскажете мне», – и вы мне не доверяете, и сперва мы оба темним, а через несколько вопросов вы говорите с шокированным видом: «Вы думаете, что замешан я?» И так будем ходить кругами.
Билли лишился дара речи. Бэрон продолжал улыбаться.
– Заверяю вас, мистер Хэрроу, – сказал он, – вас никто не подозревает. Честное бойскаутское. – Он поднял ладонь.
– Я и не думал… – выдавил Билли.
– Теперь, раз мы разобрались, – сказал Бэрон, – как думаете, может, пропустим дальнейший сценарий и вы мне просто поможете? Вот и чудненько, мистер Хэрроу, – напел он своим голоском. – Вот и миленько. А теперь закончим с этим.
Билли впервые оказался в допросной. Все прямо как в телевизоре. Маленькая, бежевая, без окон. С другой стороны стола были женщина и еще один мужчина. Мужчина – лет сорока, высокий и властный. В непримечательном темном костюме. Лысоват, подстрижен под корень. Он сложил тяжелые руки и смерил Билли ровным взглядом.
Первое, на что Билли обратил внимание в женщине, – молодость. Она казалась вчерашним подростком. Это она, осознал Билли, та самая полицейская, которая мелькнула в кратком камео в музее. На ней была синяя униформа Столичной полиции, но носила она ее куда более неформально, чем, можно подумать, положено по уставу. Не застегнута, как бы накинута. Чистая, но в складках, латках и наворотах. И макияжа на девушке было больше, чем можно представить допустимым, а светлые волосы – в модной и растрепанной прическе. Она казалась ученицей, которая подчиняется букве, но бунтует против духа правил школьной формы. Она на него даже не взглянула, и он не мог разглядеть ее лицо получше.
– Ну ладно, – сказал Бэрон. Второй мужчина кивнул. Молодая полицейская стояла, прислонившись к стене, и возилась с мобильным телефоном.
– Чай? – спросил Бэрон, показывая Билли на стул. – Кофе? Абсент? Шучу, конечно. Я бы сказал: «Сигарета?» – но в наши дни, сами понимаете.
– Нет, ничего, – сказал Билли. – Я бы только…
– Конечно-конечно. Ну-с. – Бэрон сел, достал из карманов клочки бумаги и что-то в них поискал. Безалаберность казалась неубедительной. – Расскажите о себе, мистер Хэрроу. Вы вроде бы куратор?
– Ну да.
– И это значит?..
– Консервация, каталоги, все в таком духе. – Билли теребил очки в руках, чтобы не смотреть никому в глаза. Он пытался определить, куда смотрит девушка. – Консультация о стендах, сохранение всего в хорошем качестве.
– Всегда этим занимались?
– В общем, да.
– И… – Бэрон прищурился на записку. – Мне сообщили, что это вы подготовили кальмара.
– Нет. Все мы. Я… Это командная работа. – Второй мужчина сидел рядом с Бэроном, ничего не говорил и смотрел на свои руки. Девушка вздохнула и ткнула в телефон. Казалось, она во что-то играет. Она поцокала языком.
– Вы же были в музее, да? – спросил ее Билли. Она бросила взгляд. – Это вы мне звонили? Вчера? – Ее уайнхаусовская прическа запоминалась. Она ничего не ответила.
– Вы… – Бэрон показывал на Билли ручкой, все еще листая бумаги, – скромничаете. Это вы спец по спрутам.
– Не понимаю, что вы имеете в виду. – Билли поерзал. – Когда приходят такие вещи, понимаете… Мы все над ними работаем. И стар и млад. В смысле… – Он описал руками в воздухе огромность.
– Ну-ну, – сказал Бэрон. – Вы же умеете с ними управляться, да? – Он поймал взгляд Билли. – О вас все так говорят.
– Не знаю, – пожал плечами Билли. – Я люблю моллюсков.
– Какая очаровательная скромность, молодой человек! – сказал Бэрон. – Но вы никого не обманете.
Кураторы работали cо всей таксономией. Но в Центре считалось за факт, что моллюски Билли – особенные. Ударение здесь могло быть на обоих словах – «моллюски Билли» и «моллюски Билли», которые отличались чистотой раствора, которые занимали и держали особенно драматичные баночные позы. Глупость, конечно: нельзя быть лучше в консервации каракатицы, чем в консервации геккона или домашней мыши. Но шутка не умирала, потому что в ней была только доля шутки. Хотя, сказать по правде, вначале Билли был довольно криворук. Успел наколотить немало мензурок, пробирок и колб, мокро шлепнул на лабораторный пол не одно мертвое животное, прежде чем довольно внезапно наловчился.
– При чем здесь это? – спросил Билли.
– Это при следующем, – сказал Бэрон. – Понимаете, мистер Хэрроу, вас попросили снизойти к нам – или подняться, смотря как держать карту, – по двум причинам. Первое – вы человек, который обнаружил пропажу гигантского кальмара. И второе – кое-что более конкретное. Кое-что, что вы упоминали.
Знаете, должен вам признаться, – продолжал Бэрон. – Я никогда не видел ничего подобного. В смысле, я слышал о конокрадстве. О похищениях собак, конечно же. Пара кошек. Но… – Он хохотнул и покачал головой. – Теперь вашим стражам придется держать ответ, верно? Надо думать, у вас, как в таких случаях полагается, ищут козла отпущения.
– Дейн и остальные? – спросил Билли. – Наверно. Не знаю.
– Вообще-то я говорил не о Дейне. Интересно, что вы назвали его. Я имел в виду, как говорится, другую стражу. Но Дейну Парнеллу и его коллегам, разумеется, тоже несладко. Но о них позже. Узнаете это?
Бэрон придвинул по столу страницу из блокнота. На ней был рисунок, слабо напоминающий астериск. Два луча, длиннее остальных, завивались на конце.
– Ага, – сказал Билли. – Это нарисовал я. Это было у одного парня с экскурсии. Я нарисовал это для человека, который допрашивал меня вчера.
– Вы знаете, что это, мистер Хэрроу? – спросил Бэрон. – Можно перейти на «ты»? Знаешь?
– Откуда? Но парень с этой штукой – он все время находился при мне. У него не было времени отойти и сделать что-нибудь, ну знаете, подозрительное. Я бы заметил…
– Ты видел это раньше? – заговорил второй мужчина, впервые. Он сцепил руки так, словно от чего-то сдерживался. Его акцент был внеклассовым и без регионального говорка – настолько нейтральный, что словно искусственно выученный. – Не наводит на мысли?
Билли помедлил.
– Простите, – сказал он. – А можно я… Вы кто?
Бэрон покачал головой. Здоровяк не изменился в лице, только медленно моргнул. Девушка оторвалась от телефона – наконец-то – и насмешливо цыкнула зубом.
– Это Патрик Варди, мистер Хэрроу, – сказал Бэрон. Варди стиснул пальцы. – Варди помогает в нашем расследовании.
«Без звания», – подумал Билли. Все полицейские, кого он встречал, были «констебль Имярек», «детектив-констебль Такой-то», «инспектор Сякой-то». Но не Варди. Варди встал и отошел к стене, из поля зрения, сделавшись неактуальной темой.
– Так ты видел это раньше? – спросил Бэрон, постучав по бумажке. – Каракули ничего не вызывают в памяти?
– Не знаю, – сказал Билли. – Вряд ли. Что это? Мне скажут?
– Ты сообщил нашим кенсингтонским коллегам, что человек с этим рисунком выглядел – цитирую – «накрученным» или как-то так? – спросил Бэрон. – Что скажешь?
– Ну да, сообщил Малхолланду, – сказал Билли. – Как, говорите, вас зовут? – спросил он у Варди, но тот не ответил. – Я не знаю, странный был этот парень или нет, – сказал Билли Бэрону. Пожал плечами: – Иногда на кальмара приходят посмотреть всякие…
– В последнее время видел их чаще? – спросил Бэрон. – Этих… э-э… чудиков? – Варди наклонился и что-то пробормотал инспектору на ухо. Тот кивнул. – Людей, которые необычно себя ведут?
– Спрутолюбов? – сказал Билли. – Не знаю. Наверно. Была парочка в костюмах или странной одежде.
Девушка что-то записала. Он наблюдал за ней.
– Ладно, теперь скажи вот что, – продолжил Бэрон. – Происходило ли в недавнее время что-нибудь странное снаружи музея? Может быть, раздавали интересные листовки, проходили пикеты? Протесты? Не обращал внимание на какие-нибудь еще интересные украшения у каких-нибудь еще посетителей? Знаю, я так спрашиваю, будто ты сорока, высматриваешь все блестящее. Но сам понимаешь.
– Нет, – сказал Билли. – Не понимаю. Бывает, снаружи собираются психи. А про этого парня спрашивайте Дейна. Парнелла. – Билли пожал плечами: – Как я говорил вчера, по-моему, он его узнал.
– Мы, разумеется, хотели бы переговорить с Дейном Парнеллом. Насчет того, что они с мистером Таинственным Значком друг друга знают, и всем прочем. Но мы не можем… – Варди прошептал ему еще что-то, и Бэрон продолжил: – Потому что, почти как экспонат, за которым ему было поручено присматривать, – и, разумеется, как человек со значком, – Дейн Парнелл исчез.
– Исчез?
Бэрон кивнул.
– Местонахождение неизвестно, – сказал он. – По телефону не отвечает. Ищут пожарные, ищет полиция. И почему это он исчез? Нам очень интересно узнать, что у него найдется в ответ на наши вопросики.
– Ты с ним разговаривал? – резко спросила полицейская. Билли подскочил на стуле и уставился на нее. Она подбоченилась. Говорила быстро, с лондонским акцентом: – Ты же у нас вообще любишь поболтать, да? Разбалтываешь что ни попадя.
– Чего?.. – сказал Билли. – Мы и десяти слов друг другу не сказали с тех пор, как он начал там работать.
– Чем он занимался ранее? – спросил Бэрон.
– Я понятия не имею…
