– А доктор хороший попался? – был задан очередной вопрос.
– Хороший, – едва сдерживая улыбку, ответила Анна. – И на рентген провел без очереди, и обезболил, да и потом с собой снотворное дал, чтобы я хоть немного поспала.
Тут она не соврала. Александр все это сделал. Девушка только умолчала о горячих поцелуях, которыми пара скрепила воссоединение и которые сняли боль лучше любого анальгетика. Но это было только между ним и нею.
– Действительно, хороший доктор… – протянула мать, перекидываясь взглядом с мужем. – Не помню, чтобы к нам кто-то так относился…
Неудовольствия не было в ее голосе, и жалобы не было, звучало что-то такое, что Анна сразу не смогла бы назвать, но что ощущала кожей. Нина Дмитриевна как будто обдумывала следующую мысль и при этом уже знала, каким будет ответ на ее невысказанный вопрос. Пауза повисла в воздухе готовым сорваться дождем.
– Тебя случайно не Симаков принимал? – наконец решилась она спросить напрямую.
Анна поймала паузу, поддержала ее, покачала на руках, примеряясь к весу. Посмотрела на нее так и этак, оглядывая и любуясь. Хорошая пауза получалась, театральная, глубокая. За такую паузу «Оскара» легко получить можно. Или этим же «Оскаром» – по голове. Девушка приложила все усилия, чтобы не измениться в лице, и спокойно ответила, швыряя паузу о пол:
– Симаков.
О, выражения лиц родителей были достойны кисти великого художника! Сколько экспрессии! Сколько эмоций и их оттенков! Какая игра света и тени! Какие краски! Впору аплодировать! Но Анна не аплодировала. Напротив, в ней снова просыпался гнев. Казалось бы, живя отдельно, они с родителями научились поддерживать шаткое равновесие между их любопытством и ее независимостью… Но не тут-то было, оказывается. Их по-прежнему невероятно волнуют подробности ее личной жизни – и не подумайте, что это пошло бы на пользу.
– Почему ты нам сразу не сказала? – отмер первым отец.
– А зачем? – все с тем же неестественным спокойствием вернула подачу Анна. – Разве имеет значение, какой врач наложит гипс? От этого скорость заживления никак не зависит.
– Но зависит твое будущее! – Игорь Сергеевич вскочил на любимого конька и теперь несся на нем во весь опор. – И настоящее тоже!
Он был прав, ее жизнь теперь снова зависела от Симакова, но не так, как думал отец. И Анна не собиралась ничего никому рассказывать, а тем более родителям. Потому что, чтобы рассказать, нужно для начала самой понимать, что происходит, а она не понимала. Вроде бы воссоединились они вчера, и он тоже был в восторге от этого… Но если это был только сон, бред, навеянный болью, усталостью, страхом и лекарствами? Что если она выдавала желаемое за действительное? Или если ночью Александр всего лишь поддался эмоциям, а потом, уже при свете дня, успел передумать и теперь будет относиться к ней только лишь как к пациентке? Девушка побледнела, сама того не чувствуя, и это стало для родителей поводом поднять новый шквал эмоций.
– Аня, что? Тебе плохо? – всполошилась мама.
– Хорошо ей, – не согласился отец, уже на повышенных тонах, – только я в точку попал. Что-то у них там нечисто. – Он повернулся к дочери: – Что у вас вообще произошло? Ты нам так и не рассказала, почему вы расстались. А теперь что получается? Вы разошлись, но он тебя лечит. А что будет дальше?
Анна чуть подалась назад, чтобы чувствовать спиной холодную ткань спинки кухонного уголка.
– Дальше я буду носить гипс и ждать, пока зарастут переломы, – тихо ответила она. – И я бы отдохнуть была не прочь, если вы дадите мне такую возможность. Но если вы приехали меня допрашивать, то выход вон там. Доктор сказал, мне нужен покой и сон, а нервничать противопоказано. Это ясно?
Игорь Сергеевич побагровел и открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут вмешалась Нина Дмитриевна.
– Тихо! – рявкнула она на мужа. – Вообще-то Аня права. Ей действительно нужно отдыхать. И помощь тоже не помешает. Ты помнишь, зачем мы сюда приехали?
– Я… – попытался было продолжить мужчина, но жена снова перебила его:
– Мы зачем сюда приехали, я тебя спрашиваю!
И тут случилось то, чего обе женщины давно не видели: Игорь Сергеевич замер, умолк, опустил глаза и, подавшись вперед, наугад протянул руку, как если бы хотел погладить дочь по затянутой в гипс руке. Правда, он тут же опомнился и руку убрал, но этого хватило, чтобы Анна проглотила вертевшиеся на языке язвительные слова и тоже промолчала. Новая пауза повисла над кухней, ожидая своей номинации на «Оскар».
Больше девушку никто не пытал. Подшучивали по-дружески, но особенно не приставали, пока готовили еду, а потом мать помогла ей принять душ, чего девушка сама утром сделать не смогла, и вымыть длинные волосы, которые после поездки на природу и шашлыков очень в этом нуждались. И Анна даже немного успокоилась, уверенная, что, пусть у нее и выбыла временно из работы одна рука, беспомощной она не будет.
Родители задержались почти на целый день, только под вечер стали собираться домой, в стотысячный раз поинтересовавшись, не нужно ли Анне еще чего-то. Отец продолжал время от времени ворчать, мать периодически скатывалась в жалость, но в целом это было почти терпимо. Только Анне очень хотелось улечься и отдохнуть, потому что завтра маячила работа. Хоть ей и выписали больничный лист, сидеть дома она не собиралась, потому что понимала: волка ноги кормят. Она менеджер по продажам, болеть дома ей просто не по карману. Нужно оплачивать квартиру, нужно что-то кушать, а теперь вот и на лекарства деньги нужны будут. Рука к вечеру стала болеть просто нестерпимо, и девушка ловила себя на том, что обращается с ней еще бережнее, чем утром. Кроме того, от боли уже очень хотелось побиться головой о стену, но при родителях приходилось держать лицо, терпеть хотя бы до тех пор, пока она не останется одна.
И вот когда уже в последний, как было озвучено, раз мать спросила, не нужно ли еще чем-то помочь, снова зазвонил домофон. Анна никого не ждала, а потому опять удивилась. Кто это еще? Вроде бы никто не звонил, чтобы предупредить о визите. Что за еще один сюрприз ей в этот день? Прижимая к себе загипсованную руку на перевязи, чтобы не трясти ее лишний раз, девушка дошла до двери и сняла домофонную трубку.
– Кто там? – не слишком дружелюбно спросила она, отметив про себя, что сегодня вообще скатывается в мизантропию.
– Это я, Ань, – ответили из трубки. – Впусти меня, пожалуйста.
И Анна снова замерла, только на этот раз в сладком предчувствии, щедро замешанном на страхе и волнении. Этот голос она никогда бы не забыла, потому что он жил в самом ее сердце. Девушка открыла дверь подъезда, потом дверь квартиры, оперлась плечом о стену в ожидании. Родители подтянулись в коридор, интересуясь, кто пришел. Она только молча ждала. Говорить сил у нее не было.
Александр шагнул в проем, неся перед собой букет белых роз. Совсем как в тот давний день, когда они с Денисом, два ее любимых человека, столкнулись в этой самой прихожей. День, который так резко и безжалостно разделил ее жизнь. День, когда она потеряла обоих. Дежавю накрыло, и девушку затрясло. Ничего не понимающий Симаков уставился на нее сверху вниз, потом обвел взглядом прихожую, увидел родителей Анны, медленно моргнул.
– Добрый вечер, Игорь Сергеевич, – произнес он, чуть кивая, потом добавил: – Добрый вечер, Нина Дмитриевна.
– Здравствуйте, Александр Николаевич, – ответила женщина, а ее муж только молча пожал протянутую руку доктора.
Анна стояла, все так же прислонившись к стене, и лицо ее было бледным. Симаков не стал долго раздумывать, сунул букет Нине Дмитриевне:
– Поставьте в воду, пожалуйста!
А пока она решала, что делать с цветами, мужчина подхватил Анну на руки и понес в комнату, она даже слова вставить не успела. Уложив ее на диван, он присел рядом, пощупал пульс, заглянул в зрачки, потрогал лоб. Потом спросил:
– Рука сильно болит?
Анна кивнула.
– Сейчас решим, – успокоил Александр и позвал, чуть повысив голос: – Нина Дмитриевна, принесите стакан воды, пожалуйста!
– Саша… – тихо и неуверенно начала Анна, и он внимательно посмотрел на нее, ожидая продолжения. – Я не ожидала тебя увидеть…
– Если ты не хочешь, чтобы я тут был, я уйду. Только сейчас приведем тебя в порядок – и уйду.
Он поднялся, чтобы принять стакан воды, который протягивала ему мать Анны, но девушка решила, что он уходит, и вцепилась в него обеими руками. Переломы отозвались болью, она охнула.
– Тихо… – успокоил Александр, осторожно убирая сломанную руку обратно на диван. – Береги руку. Я же сказал тебе: никаких движений. Понимаешь? Никаких!
Он достал из висящей на длинном ремне сумки блистер с таблетками, одну из них бросил в стакан, и она тут же зашипела. Игорь Сергеевич дернулся было к ним, но Нина Дмитриевна, перехватила его, покачав головой. Ни Анна, ни Александр на них не смотрели. Мужчина поил девушку из стакана, поддерживая ее голову.
– Вот, – сказал он, когда она допила. – Скоро тебе станет легче. Боль отпустит. И ты сможешь поспать.
– Спасибо, – прошептала девушка, но он положил палец ей на губы.
– Молчи и отдыхай. Ты слишком бледная. И пульс у тебя рваный. Мне это не нравится.
Игорь Сергеевич все-таки добрался до них и присел на краешек дивана.
– Что это значит? – требовательно спросил он Александра. – Что вы ей дали? Что с ней? Почему она такая бледная?
Он хотел еще что-то спросить, но Симаков стал тут же отвечать.
– Я дал ей обезболивающее. Хорошее. До утра боль будет терпимой или вовсе перестанет ощущаться. Аня выспится. Кстати, о бледности. Очень похоже на переутомление, так что ей нужно отдохнуть и выспаться. Дальше будет легче.
Спокойный, отработанный на сотнях пациентов голос действовал, и Анна почувствовала себя дома – там, где ей стоит быть. Нина Дмитриевна качала головой в такт его словам, и только Игорь Сергеевич продолжал нервно ерзать на диване.
– А вы… – начал он сбивчиво. – Вы… Почему вы…
– Почему я что? – поинтересовался Александр очень вежливым голосом, но девушка видела, что глаза у него нехорошие.
– Почему вы тут? – выпалил отец Анны. – Вы же расстались! А врачи из «травмы» не ходят по домам к пациентам, тем более не носят им букетов. Что все это значит?
На последних словах его голос пополз вверх, и это было уже похоже на требование. Но доктора пронять не смогло.
– Это значит, – медленно и уверенно сказал Симаков, – что мы с Аней помирились. И больше не расстанемся. Именно поэтому я здесь. Моя любимая женщина больна, и я буду ее лечить. – Он сделал паузу, очень внимательно и с обещанием посмотрел в глаза сидящего напротив мужчины. – Понимаете, Игорь Сергеевич? Ваша дочь – моя любимая. И она всегда будет под моей защитой. Хорошо бы вам это запомнить.
Глава 3
Игоря Сергеевича и Нину Дмитриевну не так просто оказалось выпроводить, но Александр был рядом, и только одно его присутствие уже добавляло Анне сил и решимости. Казалось, с его помощью она способна горы свернуть, что уж говорить о таких мелочах, как прощание с родителями. Оставшись вдвоем, новоиспеченная пара сначала долго молчала. Казалось, неуверенность накрыла обоих с головой, было непонятно, что говорить, что делать теперь, как вести себя. За прошедшие месяцы они успели отвыкнуть друг от друга, что было очень заметно. Но в молчании рождалось что-то новое, оба понимали, а потому уже сознательно не торопились его нарушать. Анна продолжала лежать, удобно устроив больную руку на подушке рядом с собой, Александр сидел на краешке дивана, вытянув ноги и почти касаясь ими тумбы, на которой стоял телевизор. Они посматривали друг на друга, но не встречались взглядами.
Первым заговорил мужчина.
– Ну вот, ты уже выглядишь лучше, – сказал он, довольно кивая. – Бледность уходит, и глаза более здоровые. Как чувствуешь себя?
Она еще помолчала, теперь уже не отводя глаз, глядя на него. Потом ответила:
– Легче, спасибо. Твоими заботами. Кажется, твое лекарство уже начинает действовать.
Он кивнул.
– Но особенное тебе спасибо за то, что ты помог выпроводить моих предков, – добавила она. – Они, конечно, помогли, не спорю, и покушать приготовили, и мама мне голову вымыла, и ухаживали за мной, чтобы я руку не напрягала… Но знаешь, я очень от них устала. Напряжение было постоянное. Я боялась что-то сказать или сделать – что-то «не то», если ты понимаешь… – Она сделала движение пальцами в воздухе, словно изображая кавычки.
– Понимаю, – снова кивнул он.
Девушка вздохнула.
– Ну вот… Теперь, когда они уехали, а ты остался, я спокойна, мне легко, и чувствую я себя намного лучше.
– Тебе спокойно со мной? – спросил мужчина, и ей показалось, что в его голосе прозвучало сомнение.
– Да. Очень.
– Ты правда все еще любишь меня? – произнес он еще тише.
Она улыбнулась, поймала здоровой рукой его руку, заглянула в глаза, где в карей глубине дрожало ее отражение.
– Очень люблю, Саш… А ты не передумал?
Он покачал головой и склонился над ее рукой, нежно целуя.
– Я никогда не передумаю. – Вышло невнятно, смазанно. – Это какое-то чудо, что ты все еще меня любишь и мы наконец можем быть вместе. И между нами никто не стоит. Поверить не могу.
– Я тоже, – призналась Анна, потом несмело, шепотом попросила: – Поцелуй меня.
Он поднял лицо от ее руки, посмотрел. Так, наверное, смотрят на принесших благую весть ангелов – неуверенно, радостно, в волнении и трепете, с едва скрываемым страхом. Она бы не хотела, чтобы он так смотрел, такой взгляд пугал. Но когда он приблизился, навис над ней всем своим ростом, плечами, руками, она перестала бояться и захотела только одного: чтобы это никогда не закончилось. Пусть он будет рядом, пусть всегда вот так закрывает ее своим телом от невзгод и неприятностей жизни. Пусть всегда будет ее.
А когда наконец их губы снова встретились, она забыла думать. Просто провалилась в пламя, упала в пылающую бездну, не помня себя, мира, боли, страха. Был только он, ее мужчина, и тот огонь, что лился в нее через поцелуи. Огонь, которого ей так давно не хватало. Огонь, в котором она едва не сгорела. И только Александр, видимо, почувствовав ее состояние, сумел найти в себе силы, оторваться от нее и тут же уселся прямо на полу у дивана, так чтобы видеть ее лицо, быть близко.
– Ты нормально? – поинтересовался он.
– Угу, – пробурчала она, недовольная, что он отстранился.
Поцелуи любимого что-то высвободили в Анне, какое-то чувство, которое она долгое время сдерживала. Жадность, что ли? Жадность до его ласк, объятий, прикосновений. Жажду по его присутствию, разговорам, взглядам. Желание узнать этого человека ближе, проводить с ним больше времени. И ей казалось, что внутри у нее образовалась темная беззвездная пустота, заполнить которую мог только он. Нет, это не было отсутствие смысла жизни или самой жизни как таковой, когда человек ищет другого человека, чтобы тот стал его жизнью. Это было нечто другое. Анна помнила и про свою работу, и про друзей, и про любимые книги, и про все остальное, что составляло ее размеренный жизненный ритм. Но Александр… Его слишком долго не хватало, он отсутствовал, и ощущение было такое, словно у нее авитаминоз, а он – необходимый витамин.
Она едва подавила в себе порыв потянуть его к себе, на себя, прижаться – это было бы слишком резко, глупо, собственнически. Да и оттолкнуть мужчину такой жаждой девушка не хотела. Но когда он отстранился, ей показалось, что свет померк.
Наверное, это отразилось в глазах – Александр придвинулся ближе. Она увидела его приоткрытые губы, еще влажные от поцелуев, и все тело тряхнуло, как от электрического разряда. Черт подери, да она просто без ума от этого мужика!
– Я просто без ума от этого мужика… – бессознательно прошептала она, не совладав с языком, и тут уже тряхнуло Александра. Не от боли, как когда-то давно, когда он узнал о другом мужчине в ее жизни. Не от боли – от страсти, от желания, от такой же любви, которая горела и в ее сердце.
– Аня… – выдохнул он, и теплое дыхание щекочущей волной пробежало по коже ее лица.
Девушка не смогла больше лежать, села, опустила ноги на мягкий бежевый ковер, который не так давно купила и на котором сидящий высокий шатен смотрелся роскошно. Потянулась к нему обеими руками, вздрогнула от боли в переломанной кисти, но не прекратила движения. Коснулась мужского лица кончиками пальцев.
– Я без ума от тебя, – повторила чуть громче. – Черт подери, это бесполезно скрывать!
– И не надо! – Он был категоричен, и типично мужское самодовольство с ярким эротическим подтекстом ему невероятно шло. – Потому что я от тебя – тоже.
Он наслаждался прикосновениями, пока девушка мягко и осторожно гладила его по лицу, улыбался, как сытый кот на майском солнце, и в каждом взгляде, в каждой улыбке было такое обещание, что Анну окатывало горячей волной с ног до головы. Было в этом что-то от мазохизма, девушка сознательно сдерживала порывы, не позволяла себе ничего более, чем легкие прикосновения, а тем временем все тело, все существо ее буквально выло от желания. Было больно и вместе с тем сладко идти по этой грани, не зная, насколько тебя хватит, в какую сторону качнет и в какой момент ты свалишься в самую глубину, теряя себя и забывая обо всем…
– Ань… – хрипло позвал Симаков, прерывая ее самоистязание. – Можно я останусь?
– А? – не поняла она, так далеко погрузившись в свои ощущения, что даже, кажется, значения слов забыла.
– Можно я останусь? – повторил он. И тут же продолжил, то ли увидев что-то на ее лице, то ли поймав какую-то свою мысль: – Я не буду приставать, обещаю. Я никуда тебя не тороплю, ты ничего мне не должна. Просто очень хочется быть рядом, я не в силах оставить тебя. – Он сглотнул. – Тем более тебе все равно не будет лишней помощь…
Она переместилась на пол, уселась рядом с ним на ковер, положила голову на плечо.
– Что ты меня уговариваешь? – шепнула с улыбкой. – Как будто сам не видишь, как я стосковалась по тебе. Мы столько всего пропустили и упустили, столько потеряли… Столько всего нам нужно снова найти…
Александр потерся щекой о ее макушку.
– Значит, можно?
– Ага. – Анна улыбнулась, пользуясь тем, что мужчина не видит ее лица. – Но только учти: под стенкой сплю я.
Только теплый раскатистый смех был ей ответом.
