– Божечки-кошечки, птички-йогупопчики! Да ты же, ты!.. – только и могла бессвязно лопотать она. Потом подалась вперёд, поднеся свою ладонь к его лицу. Еле уловимое дыхание всё-таки было ощутимо. – Ф-фух! И правда, живой! Эй, парень! Ты ведь живой, да?!
Он снова никак не среагировал. Справившись с первым изумлением, Рена обратила внимание, что лицо парня какое-то бесцветное. Не бледное, а как бы лишенное красок и живости. Словно у куклы, к которой ещё не прикоснулся мастер по мейку[4 - Мейк (от англ., make up) – макияж. Только мастер по кукольному макияжу способен придать кукле характер и буквально – своё лицо], а до этого даже самая роскошная шарнирка выглядит просто пластиковой болванкой.
Девушка отважилась потрогать щёку парня, и опять у неё возникло ощущение, что перед ней кукла: кожа была ни холодной, ни тёплой.
–Что ж ты с собой сделал-то, а? – растеряно пробормотала Рена, пытаясь понять, в каком он состоянии пребывает. – Аллё, Земля вызывает Юпитер! Очнись уже! Ты ж не наркоша, правда?!
Она чувствовала себя глупо и крайне неловко: ей всегда тяжело давалось общение с противоположным полом. А сейчас ей хотелось во что бы то ни стало растормошить этого странного красавца и услышать хоть слово. От этого стремления к щекам девушки прилила краска.
Закусив губу, Рена закатала рукава толстовки на его руках. Она знала, что следы от уколов могут и вовсе не обнаружиться. Но вид чистых предплечий и сгибов локтей её успокоили, хотя и у рук цвет кожи был таким же пластиковым. Словно серовато-пыльный.
– Слушай, ты ж наверняка промёрз до копчика, – с жалобной ноткой в голосе сказала Рена, заглядывая ему в лицо и снова не в силах удержаться от восхищения. – Хочешь кофе?! Тут рядом продают, давай принесу?
Парень опять не среагировал, глядя в никуда из-под низко опущенных длинных ресниц. На зависть любой фотомодели – ресницы-то, опять с восхищением отметила Рена и втянула голову в плечи, когда порыв ветра сыпанул ей чуть не за шиворот пригоршню капель. Горячего кофе теперь захотелось ей самой вприкуску со смешными – в палец длиной – пирожками, обжаренными в масле прямо при клиенте. Жирненькие, но вкусные-е!..
Рена подхватилась на ноги, но заставила себя придержать коней. Раскатала рукава толстовки на руках парня. Потом, помявшись, раскрыла свой зонт и воткнула его ручку между спиной парня и серой стеной Почтамта. Купол тут же накренился вперед, закрывая голову и грудь безответного красавца. Рена не стала поправлять зонт: именно в этот момент ветер перебросил поверх кустарника целый каскад холодных капель! Слушая, как они громко и бессильно барабанят по полосатой, словно купол шапито, ткани зонта, девушка поймала себя на нестерпимом желании достать телефон. Смарт был самым дорогим предметом среди вещей Рены, но ради его потрясающей оптики и стабилизатора она денег при покупке не пожалела.
Чувствуя, что щеки стали горячими, не в силах противиться соблазну, она снова присела на корточки, приподняла край купола зонта и навела камеру телефона на лицо парня. Звук, имитирующий звук затвора настоящей фотокамеры, заставил руку Рены в последний миг дрогнуть. Она поспешно выпрямилась, роняя край зонта, ощущая, что от смущения горят уже и уши, и даже шея. Потом, прикрывая дисплей рукавом, посмотрела на снимок… И дыхание у неё перехватило: такие драматичные портретные фотки у неё получались при хорошо выставленном освещении в тихую погоду, и то раза с десятого.
– Лана бы удавилась от зависти, если бы увидела! – сипло пробормотала Рена, сглотнула, кашлянула. Торопливо спрятала смарт в карман и поспешила к заветному окошечку, где продавали тот самый кофе на вынос. Благо сама кофейня находилась за углом, рядом с главным входом Почтамта.
За её спиной ветер предпринял очередную водяную атаку на вызывающе яркий купол зонта и того, кто был им прикрыт. Капли часто и дробно лупили по туго натянутой ткани. И если бы Рена в этом момент снова заглянула под зонт, то увидела, что длинные ресницы парня вздрагивают на эту дробь, силятся подняться выше…
Девушка обернулась так быстро, как сумела. В руках она несла картонную подставку с двумя фирменными стаканами. А вот коробочку с выпечкой ей пришлось взять за ручку зубами, и часто сглатывать слюну от доносящегося изнутри аромата. Ворвавшись под прикрытие кустарника, она с облегчением и смущением обнаружила, что загадочный красавец никуда не делся. Даже позы не поменял. Купол зонта всё так же служил ему щитом и бронёй от неистовств непогоды, хотя и норовил совсем опрокинуться.
Рена торопливо сгрузила свою благоухающую горячим парком ношу на бордюр и приподняла край зонта. Тут-то она и обнаружила кое-какие изменения: её встретил взгляд тусклых глаз из-под полуоткрытых век.
– Ого, да ты очухаться решил, что ли! – слегка напрягшись, нервно хихикнула Рена и поводила ладонью перед его лицом. С изрядной задержкой, заторможено взгляд парня последовал за движением её руки. Девушка хмыкнула: – Уже что-то. Добро пожаловать в реальность, Нео!
Она едва не встала коленками на сырой асфальт в попытках заглянуть ему в глаза и увидеть состояние зрачков. У наркоманов под дозой, как она помнила, зрачки должны быть не больше точки. Глаза парня не отражали скудный свет, выглядели словно пыльное стекло, и даже цвет угадывался с трудом. Рена предположила, что всё-таки зелёные, и, едва себя сознавая, снова потянула из кармана драгоценный смартфон. Закусив губу, сделала несколько снимков, чувствуя себя чуть ли не папарацци или ещё какой извращенкой. Потом опомнилась, убрала телефон и подтянула поближе подставку с кофе. Вытащила один из стаканов, ощутив, как по озябшим пальцам тут же разбегается блаженное тепло. Протянула посудину парню, сковырнув клапан пластиковой крышки так, чтобы ароматный парок коснулся его лица.
– Эй, Юстас Алексу, – не дождавшись от него никаких реакций, воскликнула девушка. – Это кофе, его надо пить, пока горячий. Так себе кофеёк, но зерновой, чес-слово! Главное, горячий, самое тебе оно. Я с сахаром взяла, может, тебе глюкозы не хватает в организме. А коньячка там не наливают, уж извини. Как говорится, чем богаты… Ты меня слышишь, эй?
Крякнув от досады и того, что по вине этого тормоза скоро сама вымокнет до нитки, Рена схватила левую руку парня и всунула горячий одноразовый стакан, заставив его сжать пальцы. После секундной паузы что-то в его лице изменилось, и девушка поняла, что он держит посудину сам.
– Вот и чудненько! – выдохнула она, спешно отпуская его кисть, и вцепилась в оставшийся стакан, грея ладони. Потом подцепила и сняла крышку, подула на всё ещё горячий кофе и с удовольствием сделала один глоток. Покосилась на парня и фыркнула. Он так и держал в приподнятой руке свой стакан, словно предлагал тост.
– Да пей ты уже, чокнуться я ещё сама успею! – проворчала Рена. – Я вон тебе даже дырочку отколупала в крышке, видишь?
Он не двигался и своей безучастностью, тем, как отрешенно держал в руке стакан, опять напомнил девушке куклу на постановочных съёмках.
– Вот ведь тормоз на мою голову! – воскликнула Рена, с сожалением поставила свой стакан в уже подмокшую подставку и снова подалась к парню. – У нас тут что, стоп-моушен[5 - Стоп-моушен – в мультипликации: покадровая съемка.] в экстремальных условиях?!
Она осторожно взяла парня за запястье и подвела руку со стаканом к бескровным губам. Кофейный аромат достиг ноздрей девушки, вынуждая сглатывать и сердито сопеть. И всё же она терпеливо выждала пару секунд, заставляя парня самого поднести край стакана вплотную к губам и слегка наклонить.
– Не обожгись, – пробормотала она, наблюдая, как он делает первый маленький глоток. – Никто у тебя не отбирает… Да ёжа тебе в медведя! – Она чуть не получила по уху внезапно взметнувшейся правой рукой красавца. – Ща как тоже дам по зубам!
Но он вовсе не драться собирался: вцепился в бумажную посудину обеими руками, словно Муму – в весло деда Мазая.
Рена откачнулась назад, готовая, впрочем, выбить из его рук стакан, если он начнёт столь же судорожно глотать горячий напиток. Однако, не смотря на порывистое движение, пил он медленно, застывая после каждого глотка. Глаза его всё так же смотрели куда-то в пустоту.
И всё же Рена заметила, что к его лицу начинает возвращаться подобие красок, особенно быстро – к губам, обозначая их чем-то необычную форму. Девушка рискнула вновь пригубить свой уже остывающий кофе и едва не поперхнулась, когда парень отстранился от стакана. Мелкими, какими-то судорожными движениями он попытался поднять голову повыше. Складывалось ощущение, что у него задеревенела шея, и он сражается с собственными мышцами.
– А я тебе говорила, досидишься до состояния полена, Буратинка, – сказала Рена, в тоже время заворожено глядя, как его лицо из безжизненного становится просто – очень бледным. И как необыкновенно красиво смотрятся приоткрытые губы, более яркие, чем остальная кожа.
– Да пусть Лана треснет вдоль, а срастётся поперёк! – прошептала Рена, вновь отставила стакана и жестом ковбоя выхватила из кармана телефон. – Никого распрекрасней её «Адониса[6 - Адонис – шарнирная кукла фирмы ДоллшеКрафт. Скульптура лица отличается известной долей женоподобности, чувственными капризными губами и большим разрезом глаз. Выпускается в размере 44 и 70 см.]» нет и быть не может?! Щас, бегу и волосы назад!
Лана, президент клуба БЖД, была обладательницей самой большой коллекции самых дорогих кукол от известных брендов. А ещё – самого заносчивого и стервозного характера и непомерной гордостью за 70-сантиметрового «Адониса», с которым завоевала кучу наград на кукольных фестивалях. Её терпели постольку, поскольку у неё имелась тьма полезных связей, бонусов и скидок на приобретение кукол и расходников к ним.
Именно Лана высмеяла робкие чаяния Рены приобрести хотя бы куклу-рекаст и жёстко указала ей на то, что если «офисный планктон» не может себе позволить фирменную куклу, то пусть покупает себе «Барбикенов» в ближайшем магазинчике «Всё по одной цене». А всякие подделки позорят «её клуб в глазах взыскательной публики» и бросают тень на неё лично и драгоценного «Адониса» – в частности. И Рена в тот раз даже не смогла возразить, что у многих членов клуба в коллекциях через одного – презренные бутлеги, а то и Монстер Хай…
Рена быстренько отсмотрела сделанные снимки. Удивление её всё росло: они выглядели как с профессиональной фотосессии, а не сделанные впопыхах, чуть не на карачках, под порывами сырого майского ветра.
– Ну, просто мечта поэта и прочих эстетов, – чувствуя, как учащенно бьётся сердце, пробормотала Рена, отвлеклась от дисплея телефона и чуть не подскочила на месте. – Мать моя женщина, папа мой мужик!
Пока она разглядывала фотографии, зонт скатился со своего места, утянув за собой капюшон толстовки. И сейчас по его плечам парня рассыпался каскад длинных слегка вьющихся локонов. Они тоже были тусклыми и словно припылёнными, но Рена не сомневалась, что раньше парень был ослепительно рыжим!
– Спокойно, девки, ирландцы в городе! – прижав руку с телефоном к груди, выдохнула девушка и осторожно подалась к парню чуть ближе. И едва не нырнула головой ему в челюсть, когда смарт в её руке разразился боевым кличем Короля джунглей.
Рена подпрыгнула, чуть не выронив дорогой гаджет, с похолодевшим нутром вспомнила: сегодня была её очередь дежурить в студии! И прийти туда должна была полчаса назад! Призывные вопли Тарзана сотрясали телефон и воздух аллеи, и как казалось Рене – и её саму. Представив, каких сейчас ядерных люлей получит, она выставила руку с телефоном подальше и мазнула пальцем по экрану, принимая вызов.
– Але-е!.. – жалобно проблеяла она и зажмурилась.
– Засунь себе своё «але» в задницу, и желательно поперёк!!! – тут же взорвался динамик смарта, децибелами не уступая громкости тарзанова клича.
– П-привет, Кори!
– Твою в кукарачу с твоим приветом! Где тебя носит-поносит?! Ты вообще в курсе, мольберт твою в глазурь, что сегодня ТРИ группы по лепке?! Я тебе что, бетономешалка – в одного такую прорву глины намешать?!
– Кори, я мигом!.. Я уже в студии!.. – лепетала Рена, едва ли не кланяясь телефону. – Я в офисе застряла!.. Дела внезапные навалились!..
– Анальная пробка у тебя там застряла! – гремел динамик голосом неумолимой Кори. – А ну дуй сюда ракетой, а то я тебе так наваляю – пирамида Хеопса куличиком покажется!!! – И резко прервала связь.
– Уже лечу! Уже почти!.. – Рена заметалась, едва не выронив телефон, кое-как упихала его в карман куртки. Хотела было подхватить с газона зонт и чуть не ткнула себе спицей в глаз. Бросила зонтик вызверилась на парня: – Это всё из-за тебя, алконавт фигов! Мне сейчас шпалу вставят – при чём поперёк и цементом зальют, чтоб не выпала! Блин, пей уже кофе, жри пирожки и вали домой!
Девушка плюхнула ему на колени коробку с выпечкой, ещё раз глянула на зонт, потом на парня. Хоть она и злилась на себя и на него, но ей всё больше становилось жаль этого странного заторможенного красавчика. Может, он и впрямь наркоман после «прихода» и, как говорится в таких случаях, «жила-была девочка, сама виновата» … Но ведь живой же! Может, оклемается, намёрзнется всласть, да и одумается сводить себя в могилу с помощью всякой дури.
Понимая, что делает очередную грандиозную глупость, Рена скинула с плеча рюкзак, выудила кошелёк, быстро пересчитала наличку. Вздохнула, но решительно достала пятисотрублёвую купюру, подшагнула к парню и запихала деньги в карман его толстовки. Крепко стиснула пальцами его плечо и едва ли не прорычала:
– Слышь ты, морковка ирландская. Иди домой или где там ночуешь, купи себе поесть и в аптеке что-нибудь от простуды. И завязывай с дурью, слышишь?! Ты ведь…блин, ты такой красивый, тебе такой дар от Бога дан, понимаешь?!
Конечно, он не ответил и в этот раз, продолжая глядеть куда-то поверх края стаканчика, который сжимал обеими руками. Рена чуть не всхлипнула, наклонилась ниже и быстро чмокнула его в щёку. Просто так от полноты чувств, искренне желая, чтобы он пришёл в себя и жил нормальной жизнью. Потом она снова укрепила ручку зонта между его спиной и стеной, забросила рюкзак за спину и, не оглядываясь, рванула прямо под дождь. Ей за десять минут предстояло пробежать чуть не три квартала, чтобы успеть в студию «Керамика и краски» до начала занятий. А заодно на ходу придумать, как успокоить Кори, обнаружившую, что глина не была подготовлена к лепке…
****
…первое ощущение – в пальцах: тепло… тепло… Почти горячо! Да, горячо: от пальцев в ладони. Чувствую, да! Это ощущение идёт через гладкие, почти скользкие стенки одноразового стакана с каким-то напитком…
Вот – запах. Я слышу запах: корица, сливки, сахар и этот горчаще-будоражащий… Да это же кофе!
Глоток! Обжигает губы, язык, горло… Гадость: столько сахара!..
Сладость – упоительная, восхитительная!
Пенка сливок; мелкие-мелкие пузырьки лопаются, оставаясь тонкой плёнкой в уголках рта. Вкус: горчинка зернового дешёвого кофе, сладость на грани приторного, пряность корицы и нагретого полистирола крышки…
Ещё глоток, ещё! Пока не остыл, пока горячий – этот кофе, уличный низкосортный… Животворный, благословенный…
…холодно… Сижу на сыром и холодном, и такой же холод – за спиной. А, проклятье, сразу занемели нос и щёки, и горят-горят пальцы ног в насквозь мокрых кроссовках! Ветер хлещет вперемешку с мелким дождём. И ощущаю их – кожей, прыгающими от холода обветренными губами, немеющим кончиком носа…
Благодать! Какая же благодать!
Делаю медленный вдох и просто пьянею, дурею от смеси запахов: кофе, мокрая земля, отсыревшая штукатурка, цветущие деревья и поверх всего этого – газовая вонь большого города. Как восхитительно!.. И ещё сквозь это: запах выпечки.
На моих коленях – коробка из глянцево блестящего картона с каким-то ярким логотипом. Это из неё так божественно и призывно пахнет! Мой желудок начинает требовательно урчать, а рот моментально наполняется слюной…
Я голоден… Я чувствую голод! Я ХОЧУ ЕСТЬ!!!
Кофе в стакане меньше половины – жуткая остывающая на глазах бурда с щедрой порцией не растворившегося сахара и гущи. Я цежу его крохотными глотками и наслаждаюсь этими нелепыми, в масле и сахарной пудре пирожками. Пища Богов!
Меня пронзает острое наслаждение на грани эротического: от вернувшихся ощущений – вкуса, запаха, даже озноба и ломоты в продрогшем теле! От голода, едва утоленного пирожками. От капель дождя, хлещущих по лицу.
Я смеюсь, хрипло, едва не кашляя. Горло саднит и дерёт, но я продолжаю смеяться. Слышу себя, яростный шорох листвы, так похожий на плеск штормовых волн о берег; невнятный смазанный гул города – гудки машин, вой сирен, трезвон трамваев, уличная реклама…
Музыка сфер меркнет на фоне этой прекрасной какофонии!
Я смотрю на трепещущую под порывами ветра стену листьев напротив. Я впиваю глазами цвет зелени, и цвет стаканчика в своей руке, и унылый цвет мокрого бетонного бордюра… А на нём – брат-близнец моего стакана со съехавшей на бок крышкой.
В этом втором – тоже кофе, почти совсем холодный. Хочу! Хочу снова ОЩУТИТЬ! Этот вкус, запах, тающее тепло – в ладонях!..
…останавливаюсь, рассматриваю бумажную посудину. Почему стаканов – два? Почему один – у меня? И эта коробка с выпечкой – откуда?!
Здесь кто-то был… Да, кто-то был, говорил со мной, тормошил. Оставил кофе и пирожки. Кто-то… Как огонёк, что вспыхнул в стылой серой мгле … И я потянулся к нему…
Нет, это он, огонёк, меня вытащил…
…серая мгла на периферии взгляда… и краски стали чуть тусклее…
НЕТ!!!
Хочу жить в полную силу! Хочу чувствовать жизнь всем собой!..
Где ты?! Где ты, мой огонёк?!
…тело слушается с трудом. Ноют закосневшие, замёрзшие спина, колени, плечи. Но я встаю. Что-то стукнуло по голове, скатилось по плечам, зацепив волосы и дёрнув их. Ай! Больно! Замечательно!
В глазах запестрело от ярких полос на куполе упавшего зонта. Ветер тут же набросился и попытался уволочь новую игрушку. Я успеваю подхватить зонт за край купола. Кто-то оставил его мне, прикрывая от дождя. Кто-то…
Кто ты?! Где ты?..
Я не хочу обратно во МГЛУ! Я не хочу снова ОПУСТЕТЬ!..
…в кармане толстовки что-то тихонько хрустнуло. Изловчившись взять одной рукой стакан и зонт, свободной лезу в карман. Что это за бумажка? Деньги?! Сколько их тут?..
«Слышь ты, морковка ирландская. Иди домой или где там ночуешь, купи себе поесть и в аптеке что-нибудь от простуды…»
Этот голос… Интонации размываются, расплываются, но он был обращён ко мне! Купить поесть… Да…
Со смесью восторга и досады ощущаю новый приступ голода. Хочу есть! Ещё хочу! И серая зыбкая пелена пока ещё только по самой границе взгляда…
Я успею! Я обязательно успею найти!..
…на левой щеке чувствую отголосок прикосновения. И странно ноет правое плечо. Кажется, там зреет синяк…
Отлично! Я всё ещё чувствую тело!..
Где ты, огонёк?!
…Каис, подожди немного, я найду тебя, вот только сначала…
****
2.
Корнелия (она же Кори; а вот за Нелли – прибьёт мольбертом) орала и бушевала так, что по всей студии предметы прыгали и дребезжала керамика на просушке. Она не дала Рене ни минуты на оправдания и погнала делать замес в огромном тазу. За двадцать минут до прихода первой группы в четыре руки они успели намешать хотя бы часть глины. Едва появились первые студенты, Кори из бешеной фурии превратилась в саму любезность и обаяние.
Рена была лишь рада тому, что осталась в крохотном закутке наедине с тяжёлым мешком сухой глины и ведром воды. Молча, с ритмичностью машины она перемешивала и выминала объёмистый ком глины, превращая его в готовый к работе материал для лепки.
Опережая явление своих групп, отряхиваясь от дождевых капель, в студию ворвались Тамара и Аскольд. Обменялись приветствиями с Кори и её подопечными, заглянули в закуток… И не стали предлагать взмыленной, сопящей Рене даже намёка на помощь. Поскольку оба знали, на что в таком угаре была способна невысокая и робкая с виду девушка. Попасть под её руку в этот момент было не легче, чем под паровой молот!
Аскольд, быстро переодевшись в рабочую одежду и фартук, только успевал принимать увесистые тазы с глиной и относить на свободные столы. Он ободряюще хмыкал Рене и бросал неодобрительные взгляды в спину Корнелии, порхающей между студентами. Именно темперамент этой взрывной брюнетки был, пожалуй, тяжелее рук Рены, и его последствия не раз и не два испытали на себе все преподаватели студии «Керамика и Краски». Поэтому Аскольд решил отложить «разбор полётов» до конца общих занятий. А там, глядишь, буря уляжется.
Скоро в студии стоял весёлый гомон, смех и звучные шлепки по влажной глине. К этому моменту Рена, отмыв руки, уже металась от одного стола к другому, выполняя роль ассистента и фотографа в едином лице. Между делом ей удалось уболтать студентов всех трёх групп на закуп новых глазурей вскладчину. Кори, услышав это, дёрнула плечом, но всё-таки сменила гнев на милость и к концу вечера лишь сделала девушке выговор. А ещё припугнула, что в следующий раз начнёт вычитать за опоздания из положенной Рене зарплаты. Рена испуганно икнула, но тут на её защиту выдвинулся Аскольд и Тамара.
И пока преподаватели на повышенных тонах выясняли, кто тут тиран, деспот и бессовестный эксплуататор; а из-за чьей бороды в глине волосы обнаруживаются, Рена тихонько сидела в уголке. Пальцы её мяли и комкали кусочек глины. Девушка почти не смотрела на свои руки, погрузившись в привычную меланхолию, с тоской вспоминая, как попала под начало горластой Кори. И почему до сих пор не бросила подработку в студии.
Это была дань памяти её тётке, несгибаемой Сабине, «железной Саби».
Именно благодаря ей, Рена получила в своё пользование двухкомнатную квартиру, да ещё с такими льготами по коммуналке, что ежемесячные платежи не воспринимались карой небесной. И это при весьма скромной зарплате Рены, работала-то она на полставки.
Именно Сабина Дмитриевна Вульф внезапно дала юной родственнице то, чего та не могла всю свою жизнь получить от родителей: чувство семейного тепла и искренней заботы. Поскольку Сабина – не боялась ничего и никого. И свято верила в Рену и в её скрытые силы и таланты.
Именно Сабина, узнав, что племянница собирается приехать в большой город пытать счастья, безо всяких колебаний взяла её под своё крыло. Более того: прописала на своей квартире, так что всех «прелестей» проживания в студенческой общаге Рена так и не познала.
