– У нас говорят: «нужда научит и зайца на барабане играть», – ответил я. – А чье имя он произнес?
– Главнокомандующего, то есть дэджазмача, поэтому негус и ушел. Похоже, Военного Совета у нас сегодня не будет. А ты всегда носишь с собой пистолет, да еще так незаметно?
– Нет, только вчера достал, когда, вернувшись от казаков, лег спать, положил его под голову и сегодня взял, потому что вчера мне подрезали седло и испортили лошадь, пока мы говорили после Совета. Наверно, нам с Букиным, да и вообще, русским, следует перебраться жить вместе после случившегося? Всё же дэджазмач – это большой и сильный враг.
– Это ты так думаешь, а я за него не дам теперь и сантима. Здесь все решает негус. Сегодня ты – дэджазмач, а завтра – конюх. А где жить – это ты сам решай.
Так дошли до шатра Ильга.
– Альфред, у тебя полстакана коньяку не найдется? Думаешь, мне приятно людям уши отстреливать? Я же не палач, но разобраться надо было быстро… Ты же не слышал и не видел, какой цирк этот начальник стражи, который на меня с саблей полез, устроил до этого? Они якобы наказывали плетьми стражников, а сами били ими по бревну – звук другой, а стражники визжали на разные голоса. Вот я и решил взглянуть на результат полученных ста плетей. Остальное ты видел.
Потом пошел к себе и лег спать: коньяк подействовал – расслабил. Проснулся от выстрелов и криков в лагере. Мгновенно вскочил и схватил пистолет, выскочил из шатра – не затеял ли дэджазмач военный переворот? Нет, все радуются победе при Амба-Алаге! Мэконнын наголову разбил Аримонде! Вопли, стрельба в небеса, в общем, Новый год! Умылся, поехал к казакам узнать новости от «братов», что ушли в поход. Казаки сами новостей не знали и были озадачены переполохом в лагере и даже выкатили пулемет, думали, что напали итальянцы. Успокоил, что это празднуют победу, и отправился к Ильгу, я так понял, что он здесь не только глава МИДа и «ближний боярин», а и премьер-министр, и вообще, отвечает за все, кроме войны, которую не знает и не любит. Оказывается, прискакал курьер с известием, что итальянцы разбиты, сам Аримонди попал в плен[18 - В реальной истории: сражение при Амба-Алаге 7 декабря 1895 г., когда были разбиты войска генерала Аримонде, в составе двух с половиной тысяч человек с 4 орудиями. Абиссинцы раса Мэконнына, засев на гребне склона, расстреливали итальянцев, как куропаток. Генерал Аримонде со своими берсальерами бежал, а батальон туземной пехоты майора Тезелли погиб почти полностью: спаслись 3 офицера и полторы сотни аскари.], причем отличились «Георгис ашкеры»: они и генерала пленили с его офицерами, и пушки взяли, и не дали местным ашкерам устроить резню пленных и обобрать их до нитки. Теперь Мэконнын движется сюда и завтра с утра будет в лагере.
Потом пришел слуга от Менелика и попросил нас к негусу. Менелик сидел задумчивый и не в настроении. Я подумал, что надо бы свалить под каким-нибудь предлогом, но тут Менелик спросил меня:
– Рас Александр, для меня стало откровением, что ты так же, как и мои люди, можешь пытать, вот Альфред на это точно не способен и большинство европейцев-аристократов, кого я видел, тоже бы этого не стали делать. Из-за чего ты вдруг пришел в такую ярость, как мне сказал Альфред – ты ученый-математик, а они тихие и задумчивые люди, погружены в свои цифры и не тронут даже муху. Может, ты сказал ему неправду, я ведь подозревал в тебе военного.
– Ваше величество, по поводу того, что я отстрелил кончик уха стражнику после его фальшивого наказания – я просто хотел узнать правду, а меня нагло обманули, мол, «али» все дураки и обвести вокруг пальца их может даже младенец. Второе, узнав, что я знаю правду, начальник стражи выхватил саблю и мог меня просто убить, поэтому я защищался, а потом решил выяснить, кто же стоит за всем этим, и не остановился перед тем, чтобы причинить боль раненому. Да, я его пытал, но ведь он не хотел сказать правду, а так я узнал имя своего и твоего врага, которого надо опасаться.
– Уже не надо опасаться. Новым дэджазмачем будет твой тесть, рас Мэконнын: если он сумел разбить одного генерала, значит, справится и с другим. А прошлый дэджазмач боялся итальянцев как огня и предлагал уступить им Тиграи, лишь бы они не шли дальше. Кроме придворных интриг, он ни в чем другом не был силен, это ставленник консервативных сил, которые не хотят перемен, лишь бы им жилось сытно.
– Надеюсь, ваше величество, что раненого гвардейца отправили в госпиталь, я ведь вынужденно его пытал (а вот убить меня он пытался не вынужденно, потом бы наврал, что «али» хотел негуса застрелить, вот и пистолет скрытно носил. Потом бы его покровитель в генеральских одеждах выгородил и еще и наградил за предотвращенное покушение). Да что говорить, ваше величество, вот наш великий реформатор царь Петр не остановился перед тем, что пытал своего сына, а по слухам, и убил его, когда того подговорили консерваторы встать против реформ отца.
– Да, ты говорил о царе Петре, это он воевал со Швецией за выход к морю, а потом построил у моря новую столицу – Петербург, ту, что я видел на картинках в подаренном альбоме.
– Петр не только построил новую столицу, ваше величество, он создал новую армию и флот, чеканил новые деньги по европейскому образцу, велел всем учиться, поощрял развитие отечественной промышленности и науки, а также ещё многое сделал, чтобы Россия встала в ряд с ведущими мировыми державами. Я рассказываю о нем, потому что вижу много общего у вас, ваше величество, и у нашего царя-реформатора, которого теперь все называют Петром Великим.
Потом пошел к артиллеристам, орудия почистили, боеприпасы переложили в ящики, чтобы не было полупустых. Осталось половина шрапнельных зарядов и четверть фугасных, пулеметные ленты набили патронами, оставив по сотне на винтовку и это все, что у нас осталось. В общем, на длительную войну не хватит, только на скоротечную, на, так сказать, блицкриг. Надо при случае спросить, а как в армии Менелика с боеприпасами, что-то лихо сегодня ашкеры в воздух палили, может, у них у каждого по мешку патронов? Спросил своего главарта[19 - Главарт – главный артиллерист. В данном случае иронично.] Новикова, может ли он обучить местный расчет. Новиков ответил, что, конечно, заряжающими и подносчиками снарядов местные могут быть, а вот наводить орудия и стрелять в цель – это вряд ли за неделю научишь, да и нет у нас учебных зарядов, жалко тратить оставшиеся на бесполезную стрельбу. С пулеметами проще – целься как в прицел винтовки и нажимай гашетку, а ленту менять быстро научатся, вот если патрон переклинит, то это уже проблема, тут всякие варианты возможны.
Зашел к Букину, он пытался склеить клочки карт. Утешил его, как мог, сказав, что страна эта варварская и дикая, это как в России до Петра. Представь, Андрей, что ты попал к молодому Петру, а тебе строят козни всякие бояре, да еще ты, скажем, голландец, чужак. И ты пытаешься им о военном деле что-то рассказать и чему-то полезному научить, и вдруг выясняешь, что, кроме царя и пары его приближенных, этого никто не понимает и никому дела ни до тебя, ни до твоей штабной науки, нет.
На следующий день в лагерь триумфально возвратился отряд моего тестя и названого отца – раса Мэконнына. Въехал он, действительно, как римский триумфатор, под пурпурным значком, сзади человек двести ближней гвардии, за ним на лошади со связанными сзади руками и поддерживаемый с двух сторон абиссинскими гвардейцами, чтобы не упал, ехал генерал Аримонди и шли человек шестьсот – семьсот пленных итальянцев, половина из них – берсальеры в шляпах с петушиными перьями, спускающимися вниз, те, которые гоняли по пустыне Лаврентьева. Итальянцев охраняли казаки, по четыре с каждой стороны с пиками, выравнивая их тычками строй, сзади ехал на лошади раненый казак с перевязанной рукой и Бяков, за которыми шли наши вьючные лошадки с пулеметом и припасами, затем мулы, навьюченные всяким добром до предела. Потом еще нестройной толпой ехало верхом и на мулах тысячи три всадников. Я обеспокоился, – отряд, который уходил неделю назад, был в два раза больше, кроме того, я не видел еще одного казака… Подъехав к Менелику, рас спешился, поклонился и бросил к его ногам итальянское знамя и шпагу, видимо, принадлежавшую генералу Аримонде, потом гвардейцы стащили с лошади самого генерала и, развязав, толкнули к ногам властителя, тот встал и, разминая затекшие кисти, сказал Негусу что-то обидное, тот, скрививши рот, дал знак, и гвардейцы уволокли генерала.
Мэконнын с негусом скрылись в шатре под приветственные крики ашкеров, а ко мне подъехал Бяков и, спешившись, отрапортовал, что враг разбит наголову, потери – двое раненых, один легко, другой средней степени тяжести, но оставлен в госпитале, где они встретили нашего фельдшера. (Я велел фельдшеру Семиряге обменять полпуда СЦ на всякие нужные в походе порошки и мази, научиться давать масочный наркоз хлороформом или эфиром и взять с собой пару склянок средства для наркоза). Казаками взяты богатые трофеи: захвачены в плен генерал, пятеро офицеров, 12 унтер-офицеров и три сотни рядовых, 18 лошадей, из них три легко ранены, около сотни мулов; захвачено два горных орудия во вьюках, собрано более тысячи исправных магазинных винтовок Манлихер – Каркано с патронташами и подсумками, 24 револьвера различных моделей, 10 офицерских шпаг и так еще кое-что по мелочи. Хорунжий спросил, куда сдавать трофеи под запись? Отправился узнавать, Ильг велел вызвать интенданта и принять «товар» под запись и роспись, деньги обещал выплатить сегодня же, как интендант принесет ведомость. Попросил не забыть включить туда приз за генерала Аримонди.
Потом негус собрал всех генералов на Совет. Негус сидел на помосте, застеленным ковром. Справа от него сидел Мэконнын в большом золотом воротнике по самые края плеч поверх шамы – новый дэджазмач. Слева – скромно одетый Ильг в белой шаме с пурпурной оторочкой, прошитой золотой вышивкой.
Букин с помощниками уже восстановил песочницу и диспозицию, на стену повесили склеенную мучным клейстером карту. Я увидел, что вокруг форта Мэкеле расположены всадники на мулах раса Микаэля а всадники на лошадях обошли его с севера, то есть форт блокирован. Были еще изменения: части Баратьери оставили Аксум и Адуа и сосредоточились в районе севернее Мэкеле и западнее Адди-Гра. В ящике с песком вся диспозиция была сдвинута вниз, так что наши позиции были у самого ближнего к выходу края, зато добавилась обстановка в районе порта Массауа. Возле вырезанных из бумаги корабликов на берегу было сосредоточено 5 пехотинцев, орудие со знаком вопроса и генеральский флажок. Похоже, высадилось подкрепление. Корабликов было целых семь! Похоже, что капитан получил разведданные, но неполные, неизвестно количество орудий и что это за корабли? Возможно, боевые, судя по силуэту или все же небольшие пароходы? Два, что возле берега, обозначенного широкой синей лентой, большие и пузатые – это явно транспорты.
Сегодня докладывал Букин в абиссинской форме с золотой вышивкой на воротнике рубахи и по краю белой шамы. Я довольно точно угадал диспозицию, войска раса Микаэла уже четыре дня отстреливают водоносов, но не исключено что майор Гальяни послал гонца с просьбой о помощи и передвижение Баратьери связано с деблокадой форта Мэкеле, тогда сил кавалерии не хватит и нам придется отступить. Дальше геразмач Андрэ, как теперь стали называть штабиста, рассказал об успехе операции возле Амба-Алаге, проведенной согласно разработанному фитаурари Александром плану – тут все посмотрели на меня, а я поклонился публике. Букин продолжил, перечислив трофеи и потери – свои и противника, все удивленно зашушукались, и уж когда объявил о решающей роли в сражении горстки «Георгис ашкеров», то общему удивлению не было конца. Многие поворачивались к Мэконныну, но тот лишь кивал головой, соглашаясь со словами геразмача Андрэ. Дальше Букин перешел к предполагающимся действиям. Негус остановил его и дал по очереди высказаться азмачам.
Большинство было за то, чтобы немедленно послать гонца к Баратьери о начале переговоров. Несколько человек было за то, чтобы отойти к горам Гондора и соединиться с армией императрицы Таиту Бетул. Цель – собрать все силы в один кулак и быть готовыми отступить в горы, если не удастся сдержать наступление итальянцев.
– А что думает фитаурари Александр? (Ну прямо тов. Сталин: «А что думает товарищ Жюков?»)
Товарищ Жуков, то есть я, ответил:
– Если мы пошлем гонца с просьбой о переговорах, значит мы не уверены в своих силах и наша победа при Амба-Алаге – случайность (мы вроде как сами это признаем). Отношение будет соответствующим: либо «выкручивание рук» с требованием невозможного (а вдруг согласятся), либо затягивание переговоров и сбор подкреплений. Еще пару пароходов с подкреплением из Италии, и противостоять этой силе будет невозможно. Судя по всему, на берег уже выгружена бригада с артиллерией, причем неизвестно какой. Пока у противника были горные орудия малого калибра, впрочем, как и у нас, а если это будут полноценные полевые орудия – их шрапнель снесет наши отряды лучше, чем это сделают пулеметы.
Поэтому я предлагаю – немедленно выступать навстречу силам генерала Баратьери. Форт Мэкеле обойти, отставив его в блокаде силами резерва, все равно резерв надо подтянуть к основным силам, не оставлять же его на расстоянии недельного перехода.
Северная армия будет прикрывать нас слева и тоже выдвинется вперед, чтобы у противника не возникало желания обойти нас с нашего левого фланга. С правого фланга нас прикрывает пустыня, но туда тоже надо посылать дозоры, вдруг итальянцы совершат невозможное и обойдут нас по пустыне – недооценивать противника нельзя, пусть многие господа генералы и считают европейцев изнеженными, но они уже показали свое желание отступать от этих неженок вглубь страны, оставляя свою территорию, которую еще потом надо будет отвоёвывать кровью.
Один из генералов спросил, почему я так спешу, люди раса Мэконнына устали, им надо отдохнуть и набраться сил.
– Люди дэджазмача Мэконнына устали, спору нет, там были и мои люди, на которых легла основная тяжесть боя, но спроси я их, и они завтра утром готовы выйти со мной вперед, и я готов возглавить авангард, что и означает мое воинское звание фитаурари. И мои казаки, которых вы называете «Георгис ашкеры», все пойдут за мной – и те, кто вернулся из похода, тоже, кроме раненых, конечно. Но остальная абиссинская армия, которая здесь уже месяц ничего не делает, тоже сильно устала сидеть на заднице? Не пора ли размяться в чистом поле, господа генералы? Меня больше сейчас интересуют две вещи. Первое, как бы Баратьери не смял заслон раса Микаэла у форта Мэкеле и второе – как бы перехватить высадившуюся бригаду на марше, не дав ей развернуться. Потому что бригада свежих войск, усиленная артиллерией, это не сомалийско-эритрейские черные батальоны, которые разбегутся, услышав пулеметы, а гораздо хуже, несколько выстрелов из орудия – и пулемет с расчетом замолчал навсегда. Поэтому я бы просил негуса Менелика разрешить мне с моими людьми глубокий рейд в тыл противника вместе с расом Микаэлом, чтобы перехватить подкрепление врага и не дать ему усилить генерала Баратьери. В случае успеха мы вообще можем окружить противника, отрезав его от путей снабжения и заставить сдаться. Но, в любом случае нам нельзя допустить объединения сил итальянцев и высадки новых подкреплений.
Я закончил свою речь и поклонился сначала негусу и дэджазмачу, а потом и господам генералам, стоявшими в молчании вокруг стола. На этот раз повисла тишина, которую нарушил негус:
– Приказываю – быть посему. Расу Александру со своими людьми завтра выступить в поход к форту Мэкеле, вслед за ним резервным силам сменить осаждающие форт части. После объединения сил раса Александра и раса Микаэла командовать отрядом будет фитаурари Александр. Остальная армия снимается из лагеря и следует по дороге к форту Мэкеле. К Северной армии послать гонца, чтобы они выступали на направление Аксум – Адуа.
Закончили, и я поехал к казакам – там делили деньги. По традиции деньги за трофеи получали все, даже те, кто в бою не участвовал: сегодня повезло тебе, а завтра с тобой поделятся те, кому повезет завтра. Деньги делились на доли или паи: атаман получал пять паев, есаул – четыре, офицеры – по три, унтера – два, рядовые казаки – один пай. Семьям убитых полагалось десять паев, тяжелораненым – пять, средне- и легкораненым – два. Кроме того, взявшим особо крупные трофеи, а к ним относились генерал и пушки, выделялась ровно половина той суммы, что была заплачена, еще до деления на паи, и уже трое казаков получили по горсти золотых. После этого паи складывались, и общая сумма делилась на количество паев. Всего получилось 1420 золотых, которые делились на 69 паев – получалось по 20 монет на пай, разница в десятых долях шла на «чихирь обчеству», то есть на выпивку, которой не было, но я принес с собой «набулькать» спирту, уже разведенного – хватило грамм по семьдесят. Выпили за удачный поход, что все живы вернулись и с трофеями. Потом поели жареной баранины с лепешками, запив чаем.
– Колючку завариваем, – пожаловался один из казаков, – нет тут чаю, наш кончился, а купить негде, кофею вон мешок притащили, а куда нам этот кофей, мы его не пьем.
За чаем Прохор, которому я вынимал пулю из спины, оказывается, это он взял в плен генерала, в десятый раз рассказывал, как все было. А было вот как: «Ну прямо как тогда, в пустыне, когда против дикарей воевали», – вспомнил Прохор достопамятный эпизод.
Заняв позицию у выхода из распадка Амба-Алаги, казаки и спешенные с мулов пехотинцы Мэконнына полдня ждали итальянцев.
– Намаялись уже по солнышку-то лежать, – вспоминал Прохор, – зато солнышко с юга светило нам в спину, а итальянцам – в глаза.
Конница раса прошла ущелье и рассредоточилась по сторонам, замаскировавшись (да спать они легли, подумал я). Через три часа на горизонте показалась пыль – шли батальоны Аримонди. Казаки с гранатами полезли на кручу и заняли позиции сверху с обеих сторон, чтобы итальянское охранение не прошло, но охранение у итальянцев отсутствовало: впереди они видели орду дикарей, преграждавших им выход из ущелья. Аримонди дал команду изготовиться к стрельбе. В это мгновение ашкеры Мэконнына дали залп и упали на землю, перезаряжая винтовки, когда пороховой дым рассеялся по изготовившимся к стрельбе берсальерам ударил пулемет, спрятанный до этого за спинами «дикарей». Для итальянцев это было полной неожиданностью, да еще сверху полетели гранаты, прямо в гущу основной толпы итальянской пехоты, заорали раненые люди и мулы.
Общей паники еще добавил второй залп «муловых ашкеров» Мэконнына: стреляли они неточно, зато кучно и пули летели прямо в итальянцев не хуже, чем из пулемета. За это время Бяков успел зарядить новую ленту и, когда дым стал пореже, опять начал косить берсальеров, и они побежали назад, к входу в ущелье, а там их начали забрасывать дротиками собравшиеся всадники, не давая покинуть поле боя. Видя безвыходность ситуации, итальянцы подняли руки, но тут местные их стали резать кривыми саблями. Пришлось вступиться казакам, и они встали кругом, защищая пленных, – к этому моменту гранатометчики уже спустились с горы. Воспользовавшись суматохой, Аримонди с двумя офицерами попытались улизнуть. Одного офицера ранили дротиком, другой сдался, когда Прохор на скаку из винтовки ранил его лошадь, после чего Прохор и еще один кавалерист Мэконнына стали преследовать Аримонди, у которого была хорошая лошадь, и он, скорее всего, оторвался бы от преследователей. Но в какой-то момент Прохор оказался рядом с генералом, и тот выстрелил в него из револьвера, а потом пальнул и в гвардейца раса, после чего гвардеец отстал: дротики кончились, а стрелять на скаку из своего «мультука» он не умел. Прохор повис в стременах, перекинув тело на другую сторону, имитируя, что он – убит, и тем самым спасся от второй револьверной пули. Генерал решил перехватить поводья лошади казака – без запасной лошади в пустыне уйти сложнее, особенно если будет погоня. В этот момент Прохор подтянулся в стременах и ударил рукояткой шашки Аримонди по темечку.
– Я уж думал, прибил старика, – закончил свой рассказ Прохор, – а потом чую – дышит, а тут и браты подоспели. Зато и лошадь генеральская мне досталась, а вот шапку генеральскую конями потоптали, я уж думал, что снизят оплату за трофей – некомплектный «енерал» оказался, не по всей, значитца, форме, ан нет, все до монетки заплатили – вот, половина выкупа: пятьдесят два кружочка.
Тут и дележка подошла к концу – мне подвинули на столе увесистый узелок с монетами и еще преподнесли отличный цейссовский бинокль в качестве подарка. Я поблагодарил и сказал, что завтра утром выступаем на Мэкеле для соединения с оставшейся там кавалерией, будет опасно, но весело, я сам с ними пойду, не пойдут только раненые.
– Пошлите за фельдшером, пусть соберет свой инструмент и не забудет взять то, что получил в госпитале – пойдет с нами. Артиллеристам Новикова передайте, пусть тоже собираются и берут две пушки и все заряды – коней, сколько надо, пусть возьмут здесь. После продажи трофеев, надеюсь, лошади у нас остались? Взять их надо и под фураж и воду (бурдюков взять с собой достаточно, хотя, судя по карте, «сухих» переходов будет один-два (речки уже пересохли) – кормиться придётся тем, что сами возьмем, а взять у итальянцев, я думаю, есть что. Остальные выходят позже с основными силами и опять будут стоять на позиции, а мы пойдем в рейд: если повезет – дойдем до моря.
Потом пошел к Нечипоренко и обговорил с ним и офицерами детали похода. Берем четыре пулемета во вьюках и все ленты, гранат – сколько поднимем, и еще надо взять больших гранат штук пятьдесят. Патроны забираем все.
Пошел в шатер, там меня дожидался Букин. Он спросил, как же так, я уйду в поход, а его здесь оставлю.
– Да, геразмач Андрэ, ты теперь – начальник штаба самого негуса, справишься, у тебя просто отлично получается штабная работа, а уж здешние старые пердуны вообще такого не видели. После того как тихо исчез старый дэджазмач, они будут сидеть как мыши под веником – ты же слышал сегодня полную тишину. Здесь все как негус велит, как у нас при Алексее Михайловиче было, бояре сидели в палате и в этом их работа и заключалась. И вообще, остаешься здесь за старшего, а то артиллерийский поручик Петров впал в депрессию, лежит целыми днями на койке, хотел я с ним поговорить, а он одно: домой хочу, в Россию. Старика Артамонова с тобой оставляю, скажу, чтобы он тебя обихаживал, как меня, и кофе готовил по утрам. На новом месте не разбредайтесь, лучше живите кучно, что казаки оставшиеся, что артиллеристы.
А казакам сказал, чтобы русские русских не обижали, а то насильно в арапы запишу. Тут за мной пришли и сказали, чтобы я шел к дэджазмачу расу Мэконнену. Зашел в шатер к расу, он был один, мы обнялись, как родственники, давно не видевшие друг друга, хотя расстались меньше чем две недели назад.
– Что же ты, сын, покидаешь меня, – спросил рас, – зачем ты вызвался идти в этот рейд, под пули.
– Это война, отец, а я тут уже многим в зубах навяз, – ответил я, – пойду, проветрюсь. А если серьезно, ты же слышал, что я сказал: если мы дадим соединиться подкреплению с основными силами, у нас возникнут проблемы, лучше уж бить итальянцев по частям.
– Да, пока меня не было, ты вызвал ненависть всех старых военачальников, мне негус рассказал, как ты вел допрос. Я бы ни за что не поверил, что это может сделать утонченный европеец, вот абиссинец, вроде меня, да еще рас – может. Может, ты скрытый абиссинец, помнишь, ты мне говорил про вашего поэта Пушкина, в котором была абиссинская кровь, вы не родственники?
– Наверно, нет, – ответил я, – просто я – Белый Арап[20 - Белый Арап – мифический царь из Белой Арапии. «Женитьба Бальзаминова».].
– Да, говорят, белый арап на нас поднимается. Двести миллионов войска ведет за собой!
– А откуда же он? Белый арап?
– Из Белой Арапии!
Глава 4. Ночной бой
23 февраля 1892 года император Всероссийский допоздна засиделся в своем рабочем кабинете. Верный Черевин, наверно, давно принял рюмашку и теперь храпит в своей спаленке Гатчинского дворца. Вот, опять принесли донесение по абиссинскому вопросу, сегодня доставлена шифровка телеграфом, да пока расшифровали, время и прошло. С одной стороны, этот самый посланник Степанов не виноват в том, что случилось. С другой стороны, едва удалось замять дипломатический скандал, пусть его не Степанов устроил, он тут лицо скорее пострадавшее, но все же. Вот теперь просится в отставку: генерал Обручев, по наущению дипломатов, всем велел снять русские мундиры и, кто хочет помочь негусу, могут делать это как партикулярные[21 - То есть частные, не состоящие на государственной службе, в более широком смысле гражданские лица.] лица, на свой страх и риск и Российская империя не несет за них никакой ответственности.
И вот посланник первым подает рапорт об отставке, а за ним – большая часть офицеров, унтер-офицеров и нижних чинов, причем из казаков. Артиллеристы погибшего барона фон Штакельберга, видимо, хлебнули горя с самозванцем, как его – Лаврентьевым, которого, на свою голову, умудрился освободить из плена дикарей этот самый посланник. Как писал посланник в Египте, бой был такой, что Степанов положил из пулеметов целую армию дикарей и по Африке о нем ходят легенды, как о великом воине князе Искендере. И бой этот, где пали несколько сотен кавалеристов, обошелся совсем без потерь для русских, чудеса! Понятно, что казаки поверили такому предводителю, и куда он – туда и они. Что же, приму отставку и произведу в очередной чин посланника и всех казачьих офицеров. Ба! Да их всего трое… Ну, вот и получат очередные чины, а захотят вернуться на службу – примем вояк обратно. Еще Степанов просит наград для казаков и сообщает, что подписал наградные листы отличившимся. Ого, подъесаула, то есть уже есаула, к Георгию?! Георгия дума не пропустит, как тогда, с Агеевым. Постой, этот Степанов и Агеева умудрился сменять на захваченного в том бою немецкого полковника. Ай да купчина вчерашний! Молодец! Но с наградами пока подождем, нельзя все сразу, да и на бумаги надо глянуть.
Царь что-то написал на бланке, позвонил в колокольчик, из-за двери показался дежурный флигель-адъютант, забрал бланк и понес его шифровальщику для последующей передачи телеграфисту. Той же ночью телеграмму приняли в Джибути и отдали старшему абиссинского конвоя, прибывшему за грузом с ушедшего пять дней назад русского парохода.
За три дня до этого я трясся в бричке по дороге на Мэкеле. Но я не знал, что когда уже покинул лагерь, из Джибути вернулся императорский курьер, который поехал отправлять мою шифровку и передавать пакет на русский пароход, если тот будет. Курьер шифровку отправил и сказал, что, когда уже собирался покидать Джибути, ему сообщили, что идет русский пароход с грузом для негуса. Это последний пароход, англичане сказали, что в связи с развитием военного конфликта они не будут пропускать военные грузы в Абиссинию[22 - В нашей реальной истории англичане не пропустили этот пароход с двадцатью тысячами однозарядных винтовок Бердана. Французы также поддержали блокаду, но до этого продали тридцать тысяч однозарядных винтовок Гра.]. Также у него не хотели принимать шифрованное отправление, но телеграфист сказал, что это – в последний раз, а потом – всё, иначе его уволят, и то отправляет сейчас только потому, что консул не написал ему письменного распоряжения, как требуется в таком случае. Курьер подождал прихода парохода и отдал пакет капитану. Потом с сообщением о пришедшем грузе поскакал назад, к негусу. При грузе было всего трое русских караульных, а ящиков много, так что пришлось поторопиться, пока сомали не растащили груз или французы не конфисковали его, наложив секвестр на военную поставку.
Перед выходом в поход ко мне пришло еще четыре казака и трое артиллеристов, среди них – два наводчика – фейерверкера, которые согласились перейти в армию негуса (видимо, вчерашний блеск золота сыграл роль катализатора). Попросил оформить рапорта об отставке через непосредственных командиров, для чего пошел к депрессивному поручику Степе Петрову. Бедный мальчик разрыдался и сказал, что он не трус, ему только вся эта война опротивела, его дома невеста ждет (показал фотокарточку – очень миленькая девушка) и мама старенькая и больная, а вдруг его убьют или даже ранят, как Михневского (по слухам, в газетах было написано, что ему ногу отняли). И вообще, он не военный, а физик и математик, закончил Петербургский университет.
Вот, подумал я, еще один математик, хоть кафедру открывай… Степа буквально плакал, ну пусть выплачется, легче будет, не видит же никто. Сказал ему, что я тоже магистр математики, увидел, как у Степы глаза округлились, и сказал, что еще много чем занимаюсь (например, уши отстреливаю непокорным рабам и раненым топчусь на животе), и могу его понять. Ну, бывает ошибочным выбор профессии, я вообще сначала юристом был, так напиши сейчас рапорт об отставке, он автоматически пройдет. А потом уволишься со службы и становись хоть учителем математики, хоть инженером, тут, конечно, дополнительное образование потребуется, но, если в физике и математике разбираешься, остальная география на автомате пройдет. В общем, нарисовал парню перспективу, он успокоился, а я ему сказал:
– Так что, Степан Степанович, остаешься здесь на хозяйстве, присматривай за народом, чтобы не баловали и помогай капитану Букину, он у нас теперь абиссинский генерал.
Пожал ему руку, и окрыленный Степа поскакал к русскому геразмачу Андрэ.
Оглянулся на колонну, растянулись по дороге и пылят, из форта, наверно, уже видно, а вдруг воины раса Микаэла ушли, сняв осаду? Попросил ближайшего казака передать Нечипоренко, что ехал во главе колонны, выслать передовой дозор подальше, провести разведку, что там впереди творится. Мы тащим все оружие, что осталось. Вооружим форт и сами дальше пойдем, обучив местных обращению с пулеметами. Пушки тоже все во вьюках, вон, артиллеристы едут в моих песочниках. Тут вообще анекдот вышел: привезли им форму, которую носят артиллеристы негуса. Оказалось, это тапки с загнутыми носами, широченные шаровары и красные короткие курточки с золочеными пуговицами. На голову положена красная феска с кисточкой. Дело в том, что артиллерия в Абиссинию пришла от турок и форма скопирована с турецкого образца, местные ей очень гордятся, особенно пуговицами. Так то местные, а мои артиллеристы сказали, что хоть в исподнем поедут, но это клоунство не наденут, да еще оно явно басурманское.
Тут я и вспомнил про вторые комплекты песочников – брюки и рубаху с накладными карманами, да еще и восемь курток осталось – как раз всем хватило и панамы на голову тоже. В общем, форма иностранной армии, а какой – неизвестно, но не русской, сказал, чтобы говорили – галапагосской, островов Кабо-Верде, любой, но не русской, и говорите вы на этом языке. А они мне и отвечают: «А мы галапагосского не знаем». Пришлось объяснить, что на Галапагосских островах за государственный язык принят русский матерный диалект, тогда поняли, заулыбались, закивали головами. Вот теперь и тащим все, и пулеметы, и патроны, винтовок взяли только чуть – на артиллеристов, зато патроны выгребли все. Раздал все «смит-вессоны», погрузил шесть пудов ТНТ, весь огнепроводный шнур, жестянку со спиртом, в общем, «воевать так воевать, сказали мыши, ополчившись на кота». Через час вернулась разведка. Сказали, что форт на месте и осаждают его абиссинцы. Еще час, и показалась крепость, посмотрел в бинокль – развевается итальянский флаг. Впрочем, недолго ему тут развеваться.
Подъехали ближе, нас заметили, от осаждающих отделилась группа всадников, наш передовой дозор выехал навстречу, вижу в бинокль, машут руками, значит, «дружественного огня»[23 - Friendly fire – огонь по своим.] не будет.
Подъехали, по-французски никто не говорит, по-галапагосски[24 - См. выше, галапагосского языка нет, там одни черепахи живут, а они существа молчаливые.] тоже, пришлось ждать переводчика. Спросил, где рас Микаэл, – не знают… А как в крепости? Хотя какая там крепость – земляной вал высотой метра три, но перед ним – такой же ров, и еще колья торчат в предполье – там, сказали, замаскированные «волчьи ямы». Спросил, ходят ли осажденные за водой, оказалось, уже не ходят, как полсотни человек перестреляли, перестали ходить, поскольку никто не возвращается. В крепости какой-то запас воды есть, но вот два дня назад он выгнали из ворот лошадей и мулов, а потом стрелять по ним принялись, значит, избавились от лишних водохлебов. Спросил местных, стреляют ли пушки и сколько их. Ответили, что вроде две, но, похоже, боезапас расстреляли, молчат уже неделю. Попросил абиссинцев с белым флагом вызвать парламентеров на переговоры, сказать, что приехал фитаурари, нет, не поймут, скажите – генерал-лейтенант негуса, рас Искендер, обсудить условия их капитуляции.
Через час из ворот помахали белой тряпкой, потом вышел трубач и протрубил сигнал, за ним показался офицер с белым флагом на палке. Крикнул, чтоб не стреляли и своим приказал, если кто из местных подымет оружие – огонь на поражение, да не парламентеров, бестолковые, а того, кто оружие подымет. Подошел итальянец, представился, лейтенант имярек. Спросил, на каком языке ему удобнее говорить, кроме итальянского: по-французски или по-немецки, а может, по-галапагосски – вон, мои артиллеристы оттуда. Стали говорить по-французски. Предложил капитулировать на условиях сохранения жизни. Офицерам могу оставить личное оружие. Солдаты сдают оружие в исправном состоянии, то же касается артиллерии. Если что-то будет неисправным – расстрел виновных на месте, не обессудьте. Лейтенант сказал, какие я могу дать гарантии. Ответил, что под мое честное слово, если у вас служат сомали, то они должны знать раса Искендера, разбившего армию принца Абу Салеха, после того боя пленные были отпущены, а раненым оказана первая помощь.
Лейтенант сказал, что передаст условия командиру, дал им шесть часов на размышление. После этого никакие гарантии действовать не будут, в случае штурма форта галласы пленных не берут, вырезают всех начисто. Так что вам лучше принять мое предложение, если хотите снова увидеть солнечную Италию. Собственно, я здесь затем, чтобы не допустить ненужного кровопролития, форт все равно падет, жажда вас добьет, только вот меня здесь уже не будет и жизни ваши никто не спасет, так и передайте своему командиру – это последний шанс, судьба преподнесла вам подарок, воспользуйтесь же им. Вас никто не упрекнет – вы держались, сколько могли, но жажда убивает и убивает гораздо мучительней, чем пуля.
Поскольку выяснилось, что среди осаждающих – тысяча воинов Мэконнына, решил перебраться к ним: они держали осаду слева от ворот, справа – галласы раса Микаэла, к которому послали гонца. Приехал баши Мэконнына, сказал, что рас оставил здесь всего тысячу пехотинцев на мулах, а остальных увел на Амба-Алаге вместе со своей гвардией и «Георгис ашкерами». Ответил, что бой в Амба-Алаге закончился полной победой раса, взят в плен генерал, офицеры и много солдат, захвачены богатые трофеи, в том числе четыре орудия. Вокруг форта заметно пованивало, осажденные бросали трупы в ров, кроме того, в предполье валялось несколько десятков раздувшихся на жаре трупов мулов и лошадей. Спросил, где берут воду, оказывается, лагерь ниже в двух верстах, там есть колодец и уже почти пересохшая речка. Сюда, к форту, ходят на дежурство, сменяясь с теми, кто в лагере. Приказал отправляться в лагерь и отдыхать, палатки поставить там же. Разгрузить одно орудие, боеприпасы для него и пулемет с десятью лентами – поставить напротив ворот и выставить дежурные расчеты, смена через шесть часов. Орудие окопать и обложить мешками с песком для защиты от огня снайперов, то же сделать с пулеметом. Первая смена – усилена вдвое, так как придется окапываться. Поехал посмотреть лагерь, достаточно загаженный вокруг. Моим тоже не понравился, решили поставить палатки чуть дальше. За полчаса до истечения срока ультиматума поехал к форту. Тишина, никого, шесть часов, отпущенных на размышление, истекли. Приказал зарядить орудие фугасом и сбить итальянский флаг. С третьего выстрела получилось. На стену высыпали какие-то личности и стали палить по орудию – приказал дать очередь по гребню, раздались вопли, потом в ров выбросили пару тел. Сказал, что через два часа подменим, сел на лошадку и только хотел уехать, как раскрылись ворота и опять показался трубач и офицер с белым флагом. Сказал баши, чтобы предупредил своих – не стрелять по парламентерам. На этот раз был сам майор Гальяни. Он вручил мне свою шпагу и сказал, что вверяет себя и своих людей под мое честное слово. Я принял капитуляцию и сказал, что он может выводить своих людей по 30 человек, оружие нести стволом вниз, если кто подымет ствол, стреляем на поражение без предупреждения по всему взводу. Оружие складываем здесь и строимся. Послал посыльного в лагерь, пусть все едут сюда с еще одним пулеметом на бричке, оставить лишь дежурное отделение. Через полчаса стали принимать пленных, галласы было кинулись их грабить, пришлось дать пару выстрелов в воздух и объяснить, что это – собственность негуса, а кто покушается на собственность негуса – заслуживает смертной казни, которая будет приведена в действие немедленно. Приехала бричка и казаки. Казаки стали смотреть оружие, вроде «для сельской местности» сойдет, хотя все это – однозарядные винтовки Вителли, много за них не дадут. Складывали в кучи, винтовки отдельно, подсумки и патронташи (обожают здесь открытые патронташи, носят как украшение) – отдельно. Последним вышел майор Гальяни, неся в руках сбитый выстрелом флаг, сложил его и положил на кучку оружия. Офицерам оружие оставили, пленным разрешили по очереди напиться из источника и наполнить фляги и бурдюки. Пока их повзводно поили, приказал баши выделить три сотни конвойных, в основном – для защиты от галласов. Выделил двух казаков в сопровождение, и чтобы трофеи записали на казаков – переговоры проводил я, а так форт бы еще мог две недели держаться[25 - Ну, не две, но неделю точно, в нашей реальности форт майора Гальяни капитулировал через четыре недели блокады. Гальяни договорился капитулировать перед негусом лично, причем негус обещал всем под его честное слово сохранить оружие и пройти до соединения с итальянскими войсками. Здесь условия капитуляции жестче – перед артиллерией и пулеметами. Еще есть версия о выкупе прохода батальона Гальяни после предложения генералом Баратьери негусу двух миллионов талеров.]
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=70835005&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
МИД Российской империи.
2
Фитаурари – перевод «командующий авангардом», генеральский чин ниже дэджазмача и старше кеньязмача. Фитаурари были у негуса и расов, естественно, царский фитаурари был выше княжеского дэджазмача.
3
Некомбатант (нонкомбатант) – человек, не участвующий непосредственно в боевых действиях с оружием в руках, дословно «невоюющий». К ним относились врачи и прочий медицинский персонал, священники, интенданты и прочие гражданские лица при условии ношения ими особых нарукавных повязок (медицинский персонал – с красным крестом). В отношении их действовали особые правила, в них нельзя было специально стрелять, брать в плен и вообще, что-либо делать против их воли. Противоположное значение – комбатанты, то есть военнослужащие.
4
Глиняный кувшин.
5
