Айк (пожимая их руки). Здравствуйте.
Садятся за столик.
Ингрид. Кто снабжал вас информацией, когда вы писали пьесу «Триединство»?
Манн. Или вы где-то нас заметили, а потом наняли кого-то за нами следить?
Айк. Я с утра обычно плохо соображаю…
Манн. Майк – стопроцентный я.
Ингрид. А Вирджиния – это я.
Айк внимательно на них смотрит, но ничего не отвечает.
Ингрид. Считаете, что мы вас разыгрываем?
Манн. Вчера в зале я ощущал именно это, что меня разыгрывают, а потом испытал дикий гнев… Но история с такой мощью и искренностью прорвалась внутрь, заполняя собой все укромные уголки. Не спрашивая и не давая шанса на спасение от полного обнажения, от того, что вывернут на изнанку, представлен зрителю максимально уязвимо, на их суд, где каждая их эмоция может быть приговором. Так глубоко никто не проникал в суть моего мироощущения… Какой момент из моей жизни стал поворотным для отбора моей кандидатуры?
Айк (ухмыляется). Самое смешное, и я сам себе удивляюсь, что я ещё не ушёл. Мне почему-то сложно поверить, что вы оба сумасшедшие. Чего вам на самом деле надо?
Ингрид. Правды. Я не собираюсь подавать на вас в суд – произведение получилось прекрасное. Словно увидела себя в параллельной реальности или в какой-то конкретной точке своей жизни. Просто признайтесь. Почему выбрали именно меня?
Манн. И меня?
Айк. Почему?
Ингрид. Да, почему?
Айк. Всё очень просто. Я долго был один. И когда стало совсем одиноко, то придумал тех, с кем мог бы быть вместе.
Ингрид. Играя судьбами живых людей.
Айк. Я ни с кем не играю. Я выдумал этих персонажей. Максимально чётко представил, какими они могут быть, что вообще не свойственно моему творчеству…
Манн. Вплоть до рыжих топорщащихся волос на груди и горсти веснушек на шее?
Айк. Да, в мельчайших подробностях. Как если бы составлял заклинание на приворот. И вы не единственный с тёмно-рыжими волосами и веснушками по всему телу.
Манн. Да, и с небольшим шрамом под правым соском от рапиры.
Ингрид. Да, с небольшой грудью и ожерельем родимых пятен в виде лаврового венка над правым локтем.
Айк. Что я могу сказать, у меня скудная фантазия. Но если материал настолько с вами соприкасается, что в этом плохого? Или пришло понимание, что это всего лишь выдумка, и в реальности такого не случается?
Ингрид. Квартира, где они вместе поселяются, – это точь-в-точь моя квартира. Только фиолетовая ваза, которую в спектакле случайно разбивает Майк, ещё цела.
Айк. Актёр вчера действительно случайно разбил её, но удачно вышел из положения.
Ингрид. И да, это память о бабушке.
Айк. И вы мне перечисляете всё то, что было у меня в постановке…
Ингрид. В этом и суть. Зачем вы использовали реальную информацию о жизни двух конкретных людей?
Айк. Хорошо. Едем к вам на нашу квартиру. Правда, не знаю, что это докажет, скорее, только усилит абсурдность происходящего…
Манн. Я еду с вами.
Айк. Конечно, куда же мы без вас. Вы ведь – Майк, а она – Вирджиния.
Ингрид (по сотовому). Энни, сообщи, пожалуйста, пилоту, что через два часа я лечу в Нью-Йорк. Со мной будут ещё два пассажира.
Айк. Нью-Йорк?! (Качает головой, словно не веря себе. Замечает официанта.) Ладно, раз я всё ещё здесь… Официант, я готов позавтракать!
Официант (Айку). Слушаю, месье.
Айк. Мне чёрный кофе, тёмно-рыжему месье зелёный чай с жасмином, мадмуазель апельсиновый сок, и добавьте в него пару листиков мяты. Круассанов на всех, обязательно клубничный джем для этого тёмно-рыжего парня. И ещё, у вас есть торты?
Официант. Да, у нас большой выбор.
Айк. Тогда месье трюфельный, а мне и мадмуазель черничный на двоих на разных тарелках. Она сначала откажется, но потом не удержится.
Официант. Что-то ещё?
Айк (Манну и Ингрид). Что-то ещё?
Манн. Так не честно.
Айк. Пока всё. Мерси.
Официант уходит.
Айк. Может ты хотел черничный торт?
Манн. Не смешно.
Айк. Вы же сами сказали, что являетесь моими персонажами.
Ингрид. Мы не ваши персонажи.
Айк. Давайте уже перейдём на «ты». Нас ведь столько связывает…
Ингрид. Пока ты лишь демонстрируешь, насколько хорошо нас знаешь.
Айк. А это плохо? Это странно. Сперва даже пугает. Но разве это плохо?
Ингрид. Плохо, что мы о тебе ничего не знаем. Как и персонажи твоей постановки.
Айк. Ну они особо и не пытались о нём что-либо узнать.
Манн. Да, именно так. Но ему вроде нравилось познавать себя через каждый аспект их жизни.
Ингрид. Хочешь сказать, что они его использовали, а он их – нет?
Айк. Я не говорил, что кто-то кого-то использует. Ему действительно нравилось познавать их, а им нравилось, что их познают. Но ему всегда хотелось, чтобы и его познавали. Не в общих чертах, а пытались проникнуть в самую суть, в самое ядро. В итоге он стал третьим лишним и дал им возможность создать пару.
Манн. Но он никогда не демонстрировал этого желания, никогда не намекал.
Айк. А разве на это надо намекать? Для него их совместная жизнь была потребностью. Как кислород.
Манн. Но он сам намеренно умалчивал о себе.
Айк. Только на уровне слов. Как и они. Но это не останавливало его желания познавать их. Помогать им раскрыться. А его молчание о себе они восприняли как черту характера и тем самым себе всё как бы объяснили.
Ингрид. Мне кажется, ты несправедлив к ним. И изначально всегда был на его стороне, поэтому так и простроил их линии. У них, по сути, даже не было шанса переубедить тебя, они были «виновны» в твоих глазах с самого начала.
Манн. Он покинул их общий дом без какого-либо предупреждения, как какой-то чужак. Словно и не было ничего, словно их ничего и не связывало.
Айк. Так может ничего и не было. И если уж отсекать, то отсекать мгновенно и целиком.
Манн. Была ночь. Они просто тихо спали. Люди ведь спят по ночам – это нормально. А он ушёл. Бросил их. Плюнул на всё то, что между ними было. Это он оставил их, а не они его. Или ты хотел, чтобы они каким-то особым чутьём, благодаря особой связи между ними, почувствовали его уход даже во сне, мгновенно проснулись и остановили его?.. Он ведь поэтому так долго стоял на пороге?
Айк. Да, он хотел, чтобы они его остановили.
Ингрид. На его условиях.
Айк. Хоть на чьих-нибудь условиях.
Манн. Но почему ты тогда закончил именно на этом моменте? Ты ведь знал, что Майк всегда встаёт в четыре тридцать утра, чтобы попить воды, и периодически застаёт его сонным за обеденным столом, спящим на листках нового текста. Ты ведь несколько раз повторял эту сцену в спектакле…
Айк. Ты просто, наверное, не обратил внимания – там на часах в сцене время четыре сорок пять.
Манн. Пятнадцать минут? То есть ты что, дал какой-то судьбе решать?! Серьёзно?! Это такой драматургический рок?
Ингрид (улыбаясь). Он же сказал, хоть на чьих-нибудь условиях.
Айк. Ну а как я должен был поступить?
Манн. Сказать им в лицо… что он уходит от них.
Айк. И чтобы они только в таком случае задали ему тот самый вопрос – «Почему?»
Манн. Но мы ведь не знаем, что в головах у других людей. У нас есть только некое представление о том или ином человеке, и чаще всего оно не имеет ничего общего с реальностью…
Айк. Но, наблюдая за близкими нам людьми, мы можем приблизиться к пониманию их (того, как они думают).
Манн. Ты понимаешь, насколько ты требователен к тем, кто тебя любит, или даже, скорее, к тем, кого ты любишь.
Айк. Поэтому я и один. И это осознанный выбор.
Ингрид. Да, и ты даже написал целую пьесу на эту тему и поставил по ней спектакль…
Айк. И теперь продолжаю разжёвывать это в нашем диалоге.
Ему важна инициатива, и не только с его стороны. Он намерен быть разным в отношениях, даже абсолютно противоречивым – ему необходимо ощущать эту возможность… Я люблю, когда восприятие сложное.
Ингрид. Хочешь идти на поводу у своих эмоций?
Айк. Зачем сморозила эту глупость? Ты ведь поняла суть того, о чём я говорил. Иначе бы я этого даже не произносил.
Ингрид. Ты безжалостно ломаешь всю структуру восприятия, которую я так долго выстраивала в рамках социума.
Айк (Манну). А ты что думаешь?
Манн. Ничего. Я просто тёмно-рыжий. Таких, как я, сжигают на кострах. От меня ведь невозможно оторвать взгляд из-за скопления веснушек, а это уже само по себе чародейство.
Смеются.
У Ингрид начинает звонить сотовый.
Ингрид. Я совсем забыла про этот звонок. Прошу меня…
Айк. Он надолго?
Ингрид. Минут на тридцать.
Айк. Тогда отложи. Ты ведь сейчас на встрече.
Ингрид. Незапланированной. И мы собираемся завтракать, а я могу и в самолёте поесть.
