Вот это я удачно сходил на родительское собрание!
Глава 2
Мария
– Пирогов? – назвала я очередную фамилию.
Тишина. Я увидела, как некоторые из родителей зашевелились, начали вертеть головами, тоже ища мать или отца Пирогова.
– Пирогов Денис! – повторила я и снова пробежалась взглядом по классу.
Тетка за первой партой противно поджала и без того тонкие губы. Это бабушка Милы Авериной. Ничего удивительного, что девочка так зажата. Бабуля, наверное, не даёт продохнуть.
– Никого нет из Пироговых?
– Я! Я Денис Пирогов! – Мужик, усевшийся за первую парту в ряду у двери, приподнял ладонь. – То есть я отец Дэна, – улыбнулся он.
Я кивнула. Мужик этот мне не понравился сразу, как только я вошла в класс. Развалился, выставив одну ногу в проход. Руку закинул на пустой стул рядом. Сидел, как король, хотя знавала я таких: мелкопоместный князек с завышенным эго.
На родительское собрание пришли в основном мамы да бабушки. Из отцов вон только папа Дины Давыдовой и Алишера Махметова, да вот этот папочка Пирогов. Видно, бизнесмен. Костюмчик на нем явно не занафталиненный, ради собрания раз в год надеванный, и носит он его так, что видно – привык. Часы на запястье не из дешевых. Да и весь он был очевидно классом повыше многих из здесь собравшихся. Мамаши косились на него кокетливыми взглядами, а он пялился на меня. Да так пялился, что меня почему-то бросало в жар. Я его, кажется, где-то уже видела, только вот где – припомнить не могла. Наверное, просто он похож на тех лощеных парней, которых показывают в рекламе люксовых автомобилей или банков, или ещё чего.
Я попыталась сосредоточиться на вопросах школы и, в частности, нашего класса. И мне почти удалось это сделать, если бы не отвлекающий взгляд наглого Пирогова-отца и мерзкое поджимание губ явно недовольной бабки Милы Авериной.
– Что касается дисциплины, – продолжала я, – у многих она хромает. Мы, конечно, с этим боремся, но хотелось бы, чтобы и вы, родители, нам, учителям, чуть-чуть помогли. Как я только что сказала, пожалуйста, не давайте детям в школу телефоны. Они ведь являются постоянным раздражителем для подростка.
– Ну как не давать, я же должна знать, что дочка вышла из школы и идёт домой, – возразила чья-то мамаша.
– Вы ей купите кнопочный, где игр и интернета нет, – посоветовал Пирогов и подмигнул мамашке.
– Можно подумать, ваш Денис ходит с кнопочным, – парировала та, но под его наглым взглядом тут же покраснела.
– А мой Денис в телефоны не играет. У него другие интересы.
Знали мы эти интересы. Он всем одноклассницам под юбки заглядывал и в вырез кофт. Правда, те тоже особо не стеснялись и готовы были выставить себя на показ. Да уж, понятно, в кого сын. Вообще, семейство Пироговых оказалось, так сказать, интересным. С парнем справиться даже директор не мог, никто из учителей – и подавно. Папаша вон настоящий кобель, я таких за пять вёрст чуяла. А мама была этакой разухабистой бой-бабой, в три раза шире муженька. Нет, я ничего против полных не имела, но мне казалось странным, что этот мачо-мэн взял в жены такую простую русскую бабу. С такими мужиками обычно красотки с длинными ногами и огромными буферами тусят. Наверное, шлялся этот Пирогов направо и налево, а жена все терпела и встречала его дома борщами да кислыми щами. Б-р-р! И о чем это я только думаю!
Через час с небольшим родительское собрание закончилось, и я, пожелав всем терпения в воспитании детей, распустила родителей. Однако ко мне тут же подплыла бабка Милы Авериной и начала выяснять, почему её девочка сидит теперь на задней парте.
– У Милы дальнозоркость. Ей неудобно за первой партой, – объяснила я.
– Что за глупости! – взвилась бабка. – Все годы училась, сидела впереди и ничего, а вы её зачем-то назад отправили!
– Спросите у Милы, где ей лучше видно, – вежливо посоветовала я.
– Я её с пелёнок ращу и сама знаю, где ей лучше. – Она упрямо выставила подбородок. – Пусть, как и раньше, сидит спереди.
– Пусть сама решит, – отрезала я. – Если у вас больше нет вопросов, то пойдёмте домой. Время уже позднее.
– Я пойду к директору, если вы будете мне противоречить! – пообещала бабка. – Меня тут давно все знают и уважают.
– Идите, – пожала я плечами и начала убирать вещи со своего стола.
Бабка, поняв, что я не собиралась перед ней лебезить, фыркнула и направилась к выходу. Слава богу! Отделалась, как та лошадь, легким испугом. Меня коллеги предупреждали, что с этой мадам ещё будет куча проблем: моя Милочка то, моя Милочка се. Требования, требования, требования.
Я вытащила из сумки зеркальце, подкрасила губы блеском. Надев пальто, я погасила свет, заперла кабинет и пошла на выход. Коридор гулким эхом разносил звук моих шагов. На этажах уже было темно и тихо. Лишь внизу, в спортивном зале, раздавались крики и стук мяча о напольное покрытие: там ещё не закончилась секция по баскетболу.
Выйдя на школьное крыльцо, я чертыхнулась. Дождь! А я без зонта. Утром солнышко светило, а тут нате вам! И до метро далеко. Блин! Пакет, что ли, на голову натянуть? Вон бабка Аверина так и сделала. Нет уж. Пусть мокнут мои косы.
Спустившись с крыльца, я вприпрыжку через лужи поспешила к школьным воротам.
– Мария Евграфовна, запрыгивай! – Прямо передо мной остановился шикарный Maserati Quattroporte. Ни фига себе машинка! Ее дверь тут же распахнулась.
Папаша Пирогов собственной персоной.
– Спасибо, но я пешком, – бросила я, пытаясь обойти авто. – И я не Евграфовна, а Мария Евлампиевна.
– Простите, Марь Иванна, – саркастично ответил наглец.
Он уже вышел из машины и перегородил мне дорогу.
– Давай-ка в машину, Машуля, а то промокнешь до трусиков.
– Да что вы себе позволяете? – Я уставилась в его наглые серые глаза, чтобы пригвоздить его к месту, испепелить, заставить под землю провалиться!
Но вдруг стушевалась. В голове всплыли кое-какие воспоминания, о которых я мечтала забыть: клуб, стриптиз, нахально свистящий мне блондин. Нет! Не может этого быть.
– Не узнала меня, Машуля? – растянулся он в наглой улыбочке.
– Я вас впервые в жизни вижу, – промямлила я, покраснев до корней волос.
Я ещё лелеяла слабую надежду, что он решит, будто обознался. Однако этот гад вдруг громко запел:
– Ты бросил меня! Ты бросил меня!
– Заткнись! – прошипела я.
– Садись в машину, а то вся школа узнает, чем занимается их училка истории в свободное от работы время, – хрипло засмеялся он.
Я отчетливо вспомнила, где слышала этот смех.
Глава 3
Иван
Машуля так стушевалась, что уселась на пассажирское сидение и даже забыла ремень безопасности пристегнуть. Схватилась, вон, обеими ладошками за щечки, полыхавшие кумачом. Охренеть! Член вздыбился и требовал освобождения. И это я её ещё не трогал. А вот возьму и потрогаю.
Я нагнулся, нависнув над Машулей. Она взвизгнула.
– Папаша Пирогов, вы чего руки распускаете? – Ресницами хлопнула и губы сжала так соблазнительно, что я тут же захотел к ним прижаться и облизать языком.
Ни слова не говоря, я нащупал ремень безопасности и пристегнул Машулю.
– Пристегнуться забыла, Евграфовна, – хмыкнул я и сел на место.
– Сам ты Евграфович. Я Мария Евлампиевна. И вообще…
Я дернул машину с места, да так резко, что Машулю вдавило в кресло. Она выругалась – я рассмеялся.
Несколько минут ехали молча. Я пытался совладать с пожиравшим меня желанием остановить машину в какой-нибудь темной подворотне, завалить Машулю на заднее сидение и как следует трахнуть. Она, видимо, строила планы, как этого не допустить.
– Чего вы таращитесь на меня, папаша Пирогов? – не выдержав напряжения, спросила Машуля.
И что за дурацкая фамилия, а в её устах в сочетании с «папашей» она вообще звучала оскорблением.
– Да вот думаю, что мне теперь с тобой делать, Марь Иванна. – Я побарабанил пальцами по рулю. – То ли директору рассказать про твоё внеклассное хобби, то ли… – Я сделал паузу. Пусть понервничает.
– То ли? – раздраженно подтолкнула меня Машуля к продолжению речи.
– То ли жениться на тебе.
– Совсем дурной, что ли? – покосилась она на меня, как на полоумного.
– Говорят, муж в суде имеет право не свидетельствовать против жены, – с серьезным видом сказал я.
– Пирогов, у нас в стране двоеженство пока ещё запрещено.
– Двоеженство? – слегка опешил я.
Блин! Я уже и забыл, что я вроде как сегодня роль Аришиного мужа играю. Меня разобрал смех. Бросив взгляд на Машулю, я увидел, что она смотрит на меня как на сумасшедшего.
– Ну, тогда есть третий вариант, – подмигнул я ей.
– Я даже слышать его не хочу.
Умная рыжая сучка! На раз раскусила меня.
– Слушай, Машка, я как вспоминаю тебя на том столе, так стояк двое суток не проходит. Имей совесть, спаси мужчину! – умоляюще попросил я.
– Пусть тебя жена спасает, – фыркнула Машуля.
– А, может, она мне не даёт!
– Подрочи.
– Офигеть! – заржал я. – И почему у меня такой училки не было, когда я в старших классах учился.
– А вот это факт удивительный! – Машуля изогнула темную бровь.
– Что именно?
– Что ты, оказывается, в школе учился. А с виду неандерталец неандертальцем.
– Пи***ц ты горячая! – широко улыбнулся я.
– Ещё одно матерное слово – и я тебе лицо разобью, – пообещала Машуля. – Учти, у меня отличный удар правой.
– Все-все, сдаюсь! – поднял я руки.
Мы встали в пробку. Машина медленно толкалась среди других. Машуля отвернулась к окну. Я уставился на её коленки, которые трогательно выглядывали из-под края юбки. Рука сама собой потянулась к ним, до безумия хотелось потрогать Машулю.
– Не советую, – даже не повернувшись, сказала она. – Отвези меня уже домой, папаша Пирогов. Устала до чертиков.
– Может, в гостиницу сначала. Помогу снять усталость, – подмигнул я ей.
Она повернулась, осмотрела меня оценивающе. Прямо вот так в наглую, с ног до головы. Обычно я так баб рассматриваю.
– Ты, конечно, экземпляр особенный, – сказала наконец Машуля, – но я в койку к женатикам не прыгаю.
– Да ну! – не поверил я.
– Принципы, – расплылась она в ухмылочке.
– А если я не женат?
– Вот когда будешь не женат, тогда и поговорим.
Машуля резко отстегнулась и открыла дверь автомобиля.
– Ты куда? – обалдел я.
– Метро вон, – кивнула она на горящий неоновый знак метрополитена. – А ты сам стой в своих пробках, папаша Пирогов. Вон она какая длинная. Время подрочить хватит. – Она расхохоталась и выскочила из машины.
Вот сучка рыжая! Как назло, мой ряд вдруг резво поехал, и я не имел возможности быстро припарковаться, чтобы догнать Машулю. Да и где бы я её догонял? В метро? Да я даже не знаю, как им пользоваться. Ладно, далеко не убежит. Сколько в Москве Заведеево-Загорских Марий Евлампиевн? Наверняка, одна-единственная. Завтра же поручу своему человечку раздобыть мне её адрес, телефон, количество любовников и размер груди. Хотя последнее я и на глаз мог определить: у Машули полноценная троечка. Тут же вспомнился изгиб бёдер, их плавное покачивание, кружево на молочной коже, гладкой, словно шёлк. Поэт, блин!
Красивых телок я видел много. Но рыжая малышка, так отчаянно вытанцовывающая на столе клуба, меня завела в тот вечер так, что даже снилась. Бывают такие женщины: вроде бы и не самые красивые раскрасавицы, но есть в них задор. Вот и в Машуле было это. Неуловимо-прекрасная. Огненная. А дерзкая какая! У меня аж челюсть сводило от желания засадить ей.
Ну что? Придётся найти её и обезвредить, иначе от желания мои яйца могут сдетонировать. Правда, сначала нужно будет рассказать, что никакой я не папаша Пирогов, а Иван Рокотов. Женат ни разу не был и не буду. Расскажу, а потом мы с горячей училкой натрахаемся вволю. Член снова напрягся в предвкушении.
