– А они все равно сомневаются?
– Так мне из полиции позвонили… Говорят, тело жены не нашли.
Владимир дернулся, но удержал себя.
– Как не нашли? Куда она могла пропасть?
– Не могу знать, Владимир Борисович, только сомневающиеся подозревают вас в подставе. Мол, вы за старые обидки жену прикарманили и невестой прикрываетесь.
Черт! Вот это было плохо. Если бы он мог, то так бы и поступил. Но в их мире такого обмана не признают. А раз нет тела Леры – нет и доказательства честно занятого места.
Междоусобиц не избежать.
– Приведи всех, кто был на зачистке, – распорядился он.
Вряд ли кто из них сможет стать убедительным свидетелем, но вдруг и в его рядах затесалась крыса? Кому же понадобилось прятать Леру?
На ум сразу пришло упущенное воспоминание. Когда он выстрелил в нее, она дернулась и обмякла. Не было судорог и конвульсий. Он просто не придал значения. А может, стоило проверить?
Он не сделал контрольный. Просто не смог. Не в нее.
Зато теперь он может нарушить слово и из-за его халатности на Мию откроют охоту.
Полдня он гонял по городу, расставляя своих смотрителей и закатывая хвосты. Даже не думал, что смена власти в криминальном мире так быстро можно провернуть. После свержения предыдущего, им с Толяном пришлось попотеть, доказывая свое право.
Теперь же большинство просто не сопротивлялись. Платили Толяну, теперь будут отстегивать Владимиру. Поставляли одному, теперь по тем же деньгам – будут другому. Обслуживали этих, теперь обслужат тех.
Запах всевластия нереально кружил голову. Это же теперь власть без оппозиции, полиция на побегушках, весь город под полным контролем и никакого сопротивления!
Вот только почему ничего его не радует?
Почему азарт погас?
Почему он мысленно постоянно возвращается к Лере и отдает приказ проверить каждую сточную канаву и канализационный колодец, прошарить все подлески, но найти – найти ее!
* * *
Мия довольно быстро влилась в их семью. Она игнорировала Владимира, но находила удовольствие в играх с парнями. Теперь шума, беготни и игр в доме стало больше. Догонялки, войнушка, прятки и «пол-лава» распространились по всему дому.
Все же разница в возрасте всего три года. Хорошо, что пока между ними детские игры.
Только однажды Владимир стал свидетелем ссоры и драки из-за Мии.
– Я первый предложил ей играть!
– Ну и что? Она сказала, что моя игра интереснее!
– Пошел ты!
– Сейчас получишь!
Это Владимира разозлило. Не хватало еще из-за девчонки рассориться близнецам. За все восемь лет он не мог вспомнить никакого раздора.
Пока Денис и Дима колошматили друг друга, не поделив девочку, Владимир в два шага оказался возле нее, достал пистолет и приставил его ко лбу удивленной, но совершенно не напуганной Мии.
– Если вы и дальше будете ее делить – я ее убью.
Мальчишки сразу же расцепились, ошарашенно поглядывая на Мию и отца.
– Всё? Предмет спора исчез?
– Да, пап. Мы больше не будем.
– Только не трогай её. Она наша.
Владимир перевел взгляд на девочку, собираясь той сделать наставление, что если она еще раз станет причиной ссоры между близнецами, то будет лично отвечать перед ним. Но наткнулся на глаза ее матери. Леры.
Горло сдавило, Владимир поспешно убрал пистолет и сбежал, так и не сделав девчонке внушение.
Он обещал спасти город от отравления и кровавой войны? Он сделал.
Он обещал воспитать ее дочь как принцессу? Он справится.
Но тогда он еще не знал, что оставил в живых свидетеля кровавой расправы, что тело Леры не найдут, потому что она осталась жива, что близнецы, боясь за жизнь Мии, перестанут ее делить и будут играть с ней вдвоем. Сначала – в детские игры, а когда вырастут, их игры тоже станут взрослыми.
Часть 2. Между двумя бандитами
Глава 1. Детство
Не у всех принцесс сладкое детство. Но мое по большей части оказалось сладким, только с горьким привкусом.
Я не помнила мать, которая отдала свою жизнь за мою. Немного помнила отца, хотя, полагаю, он со мной проводил времени куда меньше, чем мать, но почему-то запомнился лучше.
Вся горечь моего детства сконцентрировалась на приемном отце Владимире Кострове. От меня не скрывали правду. Я знала, что мою семью убил Владимир. Я ненавидела его всем сердцем, всю агрессию срывала на нем. Надо ли говорить, что он не пытался сближаться со мной или проявлять чуткость? Но при этом обеспечивал всем необходимым. Я жила как принцесса, но всегда помнила свое место в доме убийцы.
И все же два брата-близнеца подслащивали мою жизнь как могли. Иногда делая ее сладкой до приторности.
Я очень отчетливо помню пистолет, приставленный к моему лбу Костровым и его ледяной тон:
– Если вы и дальше будете ее делить – я ее убью.
Это была последняя ссора Дена и Дима из-за меня. С того момента меня не делили, мной пользовались вместе, сообща. Играли мной вместе, и вместе определяли, куда я иду, с кем, в чем и что буду делать.
Нет, меня это не напрягало, парни были старше и с ними было весело. Они всегда придумывали очень прикольные забавы. И детство вместе с ними было очень интересным.
А потом как-то всё стало меняться. Мне было двенадцать, а им по пятнадцать, детские игры уступили место более взрослым. Тогда все было очень невинно и все еще по-детски.
– Почему ты его поцеловала, а меня нет? – возмущался Ден.
– Я сказала тебе спасибо!
– Мия, этого недостаточно! Целуй!
И я подошла, чтобы поцеловать его в щеку, как до этого поцеловала Дима, но Ден всегда был прохвостом, он резко повернул голову, а у меня случился первый поцелуй в губы. Тогда еще невинный, но с того дня простым «спасибо» мне уже было не отделаться.
Еще я помню свои пятнадцать лет, когда Костров неожиданно вспомнил обо мне. Всегда казалось, он забыл про меня, что я живу в его доме, но в день моего рождения я была вызвана к нему в малый кабинет.
Близнецы пошли со мной. Они вообще меня одну никуда не отпускали.
– Я вас не звал, – встретил нас Костров.
– Но ты позвал нашу принцессу.
– Вашу? – удивился Костров, надменно приподняв одну бровь.
– Ты сам отдал ее нам, – вмешался более сдержанный Дим, меня же, как обычно, никто не спрашивал. – Сказал, вот вам принцесса и полцарства в придачу.
– Кому-то одному из вас, – со вздохом откликнулся Костров и вперился в меня своими холодными непроницаемыми глазами. – Подойди.
Когда Владимир Костров, глава банды, приказывал, никто ослушаться не смел. Братья заткнулись, а я сделала нерешительный шаг в его направлении.
– Смелее, – усмехнулся он, вытянул руку и схватил меня за плечо, придвинув ближе. – Так похожа на мать…
Я не особо разбираюсь в интонациях мужчин, но в тот момент мне показалось, что он сказал это с грустью, как будто это не я, а он потерял мать! Хотя сам же ее и убил.
И вот тогда впервые произошло то, что меня напугало. Одно дело видеть и пробуждать интерес мальчишек, с которыми росла с детства, другое – заметить опасный огонек в глазах их отца.
В тот момент у меня похолодело внутри, и я дернула плечом, надеясь сбросить его руку и отскочить, но Костров не отпустил, внимательно всматриваясь в мое лицо, губы, пробегая взглядом по глубокому вырезу платья, опускаясь к груди, которой в пятнадцать я еще стеснялась.
Чем могла закончиться наша встреча, я так и не узнала, потому что темный взгляд Кострова не понравился не только мне, но и близнецам. Ден, как самый нетерпеливый, первым заступился, встав перед отцом и загородив меня спиной.
– Но она все равно наша!
– И никто не смеет претендовать на нее, – добавил Дим, оттолкнувшись от стены. – Так зачем ты ее звал?
Костров отступил. Он вручил мне подарок – права и ключи от моей первой машины, мы завизжали и рванули из кабинета учить меня вождению. Больше убийца моей мамы обо мне не вспоминал. Я навсегда осталась игрушкой его близнецов, хоть они и называли меня принцессой Мией.
В шестнадцать я закончила школу и поступила в универ. Конечно, в тот же, где учились братья. Теперь мы практически не расставались. До этого хотя бы по полдня не виделись из-за школы и успевали соскучиться, теперь же расставание совпадало только с парами в универе.
Тогда же произошел переломный момент в отношениях, когда я поняла, что все игры переходят в новую плоскость.
У нас у каждого была своя спальня, причем в соседних комнатах. Это давало ту необходимую личную свободу, которая нам требовалась. По крайней мере мне, девочке.
Но в мои семнадцать приватность была нарушена самым безапелляционным образом.
– Подвинься, – глухой голос Дена раздался, когда он уже влез в мою постель и сдвинул к середине.
Я заворочалась, недовольно бурча на неугомонного братца, и отодвинулась, когда он придавил меня своим телом.
– Эй, будете так толкаться, я свалюсь, – раздался голос Дима с другой стороны.
Вот тогда я распахнула глаза, резко проснувшись. Уже утро? Я проспала? Почему близнецы в моей постели?
Но, судя по темноте, была глубокая ночь. С двух сторон мою талию обвили мужские руки.
– Ложись! Что ты скачешь? – пробурчал Ден.
– Надо поменять кровать на более широкую, – недовольно добавил Дим.
И я осталась лежать между двумя плотно прижатыми ко мне парнями. Ничего такого не было, мы просто каждый день засыпали в одной постели и каждое утро просыпались в ней, но границы приватности так и не восстановились.
Дим уже на следующий день поменял постель на трех или даже четырехместный траходром, из комнаты Дена сделали качалку, комната Дима стала игровой и гардеробной, а моя комната… Да, она стала общей спальней.
В семнадцать некоторые вещи принимаются проще, без лишнего смущения. Например, утренняя эрекция с двух сторон. Я просто приняла, что такое с парнями происходит каждое утро. Обязательные поцелуйчики на сон и по пробуждению стали неотъемлемой традицией.
Они также с пониманием относились к моим критическим дням, не мучая меня и всячески создавая комфортные условия, чтобы я не куксилась. То грелку принесут, то массаж сделают. Я любила это время, когда могла капризно повелевать близнецами. Обычно мной помыкали они, но в эти дни госпожой была я, и они очень старались угодить.
Что я могу сказать о своем характере?
Полагаю, моя история сделала меня очень приспособленной. Я чутко улавливала моменты, когда могла проявить настойчивость и капризность, а когда должна уступить или даже пустить слезу, чтобы вызвать жалость. Я пользовалась всем, что облегчало мне жизнь.
Таким образом, с близнецами у меня были очень тесные, мягкие и бесконфликтные отношения. Нам, по сути, нечего было делить. Они никогда не просили того, что я не могла бы им дать.
А вот с личной жизнью у меня не сложилось.
О том, что в ней всегда были и будут только близнецы, я тоже узнала в восемнадцать.
То была моя первая взрослая вечеринка. Я выпросила Кострова снять мне кафе и оплатить ди-джея, позвала весь второй курс – других друзей для празднования дня рождения у меня не было. И, само собой, на вечеринке были близнецы.
Они старше на три года, учились на последнем курсе, что для моих сокурсниц было лакомым кусочком. Я еще помню, как небрежно уронила «развлекайтесь, парни, ни в чем себе не отказывайте», надеясь, что это станет и моим пропуском во взрослую жизнь. Но клянусь, я даже не думала, что попытка поцеловаться с парнем с нашего курса обернется для него сломанными ребрами и перебитым носом.
Тот парень почти сразу перевелся из нашего универа, а другие стали меня обходить стороной.
Так всё и осталось: я и близнецы. И больше никого.
Но я не чувствовала себя обделенной. Ден и Дим наполняли мою жизнь без остатка самыми разными переживаниями. И в восемнадцать я впервые поняла, что отношения между нами уже не детские.
К утру я лежала на груди Дима, когда в сон проникли протяжные эротические нотки. Я выгнулась, отдаваясь ласкающим губам и придвигая попку ближе к напряженному мужскому телу. Я не пыталась рассмотреть лица, скорее наслаждалась странным острым желанием, захватившим каждую клеточку.
К рукам присоединились горячие губы, мучительно впивающиеся жалящими поцелуями в кожу. Я не выдержала и застонала, сама себя выдергивая из сна…
– Ден?..
