Мы ходили в кино и тусовались с девчонками с первого этажа общежития. Устраивали совместные обеды и кофе-брейки. Кэм развлекала меня как могла, заставляла постоянно чем-то заниматься, и часто это помогало, но, как только я оказывалась одна в своей комнате, боль возвращалась. Она это понимала, поэтому мы ни дня не просидели в общежитии с момента переезда до самого начала занятий.
Это был первый свободный вечер у мальчишек за долгое время.
Они хотели показать нам свое общежитие, познакомить с новыми друзьями.
Кэм очень обрадовалась, я же чувствовала совершенно иное. Меня охватил ужас, я будто попалась в ловушку.
Моя лучшая подруга попыталась так же, как и я, отказаться от приглашения, но я ей не позволила. Я уговорила ее пойти. В конце концов, прошло семнадцать дней с тех пор, как мы тусовались вместе… с того дня на пляже.
Мейс звонил вечерами, и Брейди периодически маячил на горизонте, но Чейз не показывался, хотя и всегда подразумевался где-то за их спинами, и за это я была ему благодарна.
Кэм отправилась на встречу с ребятами тем вечером, и я не сомневалась, хоть и не просила ее специально, что она наврет Мейсону с три короба, чтобы объяснить, почему пришла без меня. Ей в любом случае придется это сделать, иначе разъяренный братец явится самолично выяснять, что происходит.
Но это было в середине августа, а сейчас август подходил к концу.
Ее терпение было на исходе, что неудивительно. Я приехала сюда с лучшей подругой и, можно сказать, бросила ее, в то время как она всеми силами пыталась вытащить меня из омута печали.
И дело было даже не в том, что мне не хотелось идти, мне очень даже хотелось, я внутренне уговаривала себя, не помню сколько раз, просто я никак не могла решиться. Печально, но я физически не могла смириться с мыслью, что увижу его, и было наивно предполагать, что его не будет на тусовке. Наверняка он явится, как обычно, с толпой виснущих на нем девчонок.
Мое сердце этого не вынесет.
Я сама этого не вынесу. Я пока не готова.
Кэм говорит, что мне стоит выйти погулять, отвлечься, но как я это сделаю, если он все время рядом?
Было мучительно соблюдать традицию и заниматься на трибунах, пока они тренировались на стадионе, но я должна была изображать, что все в порядке, иначе брат взбесился бы и объяснений было бы не избежать. Такта ему совсем не хватает, он сразу идет ва-банк, а мне этого совсем не нужно, поэтому пару раз в неделю мы с Кэм устраиваемся на скамьях на стадионе и делаем домашнюю работу, а ребята потеют там, внизу. В школе мы так делали, чтобы у мальчишек была возможность «приглядывать» за нами даже во время тренировок, но теперь они каждый раз с нетерпением ждут, когда мы придем. После каждой удачной пробежки и ловкого паса они радостно смотрят на нас и улыбаются – ждут нашего одобрения.
Нам редко удается всерьез позаниматься на стадионе.
Улыбка играет на моих губах, но в этот момент живот скручивает от напряжения, и я злюсь на саму себя.
Мне так надоело грустить.
Единственный плюс в сохранении этой традиции в том, что после тренировки ребята идут в раздевалку. Раньше, в школе, они не переодевались, просто сразу шли к машине. А здесь я успеваю улизнуть. Совсем не хочется столкнуться лицом к лицу с Чейзом, неловко и смущенно прятать глаза.
После того как мы сюда приехали, я видела Чейза только один раз, если не считать тех дней, когда мы сидели на трибуне стадиона и смотрели на ребят издалека. Это произошло во время одного из обязательных совместных воскресных ужинов – только с таким условием (совместные ужины) родители согласились поселить нас в дорогих общежитиях, по комфорту сравнимых с домом. Впрочем, у ребят своя история – спортивные команды живут тут под одной крышей.
Возвращаясь к обеду. У мальчишек тогда началась первая учебная неделя, и хоть я терпеливо выносила отстраненный взгляд Чейза, дольше десяти минут продержаться не смогла, и поэтому солгала: сказала, что у меня разболелся живот, и заперлась в своей комнате. Я думала, что Брейди выломает дверь, потому что, как только ребята вошли, он начал бросать мне многозначительные взгляды – мы их обычно так и называем «взгляды Брейди», которые обозначают «я кое-что знаю, но что, пока не скажу». Благослови его Бог.
На следующей неделе я сказала, что у меня назначен важный семинар учебной группы и я не могу его пропустить. А я к тому времени даже не успела попасть ни в одну группу, хотя постоянно ищу, куда бы толкнуться.
Мой брат до сих пор ни о чем не догадывается только потому, что я хитрю, нахожу время, чтобы встречаться с ним – за обедом, например, когда остальные на занятиях. Так же я веду себя и с Брейди. Иногда я встречаюсь с кем-нибудь из них в кафе или в коридорах во время небольших перемен, чтобы поболтать о том о сем.
Выбираю всегда кого-то одного, чтобы никто из них не догадался, что кого-то в их компании не хватает. Я не готова заявить об этом. Пока нет.
Тяжело понимать, что тому, кто тебе дорог, ты не нужна, но еще тяжелей, когда все, с кем ты связана, дружат с этим человеком.
Я иногда до сих пор тихо плачу по ночам, прежде чем уснуть. Хорошо, хоть теперь это происходит не каждую ночь. Я знаю, это не разумно – некоторые даже сказали бы мелодраматично – плакать из-за человека, который никогда моим и не был, но, как бы банально это ни звучало, у меня болит от этого сердце.
Может быть, дело в том, что романтичность момента подтолкнула меня к глупости – в ту же секунду, когда волны вымывали песок у меня из-под ног, и не только песок, а нечто большее. Все, чем, как мне казалось, я обладала в тот момент, смыл океан.
Мой второй дом отнял у меня мои надежды и мою девственность.
Когда я раньше думала о будущем, я не сомневалась, что когда-нибудь стану девушкой лучшего друга моего брата. Я столько лет подряд мечтала об этом, что теперь и не представляю, о чем мечтать, о чем думать. Это очень больно и страшно раздражает.
Пропустить первую игру в сезоне, где мальчишки будут представлять университет?
Это невозможно.
Встречаюсь взглядом с Кэмерон.
– Я приду.
Она кивает, разглядывая свои кутикулы, потом еле слышно шепчет:
– Знаешь, я слышу иногда, как ты плачешь по ночам. – Она смотрит на меня. – Твои рыдания не такие тихие, как тебе хотелось бы.
Я глубоко вздыхаю:
– Со мной все хорошо, Кэм. Клянусь.
– Я могла бы помочь тебе, если бы ты позволила.
– Знаю. – Я отвожу взгляд. – Но я должна сама с этим справиться, иначе никак.
– Обещай, что постараешься изо всех сил…
Улыбаюсь уголком рта и протягиваю ей руку. Подруга подскакивает, чтобы обнять меня.
– Обещаю.
– Ладно. – Она прижимает меня к себе, потом отстраняется и идет к двери. – Пойду собираться. Выхожу через двадцать минут, если вдруг ты передумаешь.
Я киваю. Я благодарна Кэмерон. Она понимает, что я остаюсь вечерами в общежитии не потому, что у меня много домашки, но не спорит и не пытается меня переубедить. Она понимает, что одиночество мне необходимо.
Я не врала, когда пообещала, что буду стараться изо всех сил. Я страшно устала и была бы счастлива избавиться от пустоты, поглощающей меня, но тем не менее я не нахожу в себе сил выйти погулять с подругой.
И вот наконец наступает день первой игры чемпионата, и я вся на нервах.
Все мое тело напряжено так сильно, что болят плечи. Я готова отправиться на игру, мне хочется поскорее там оказаться.
– Ты скоро там, болельщица? – выкрикиваю я, расхаживая по коридору общежития. Глубоко вздыхаю, нервно потираю руки, потом опускаю их по бокам, и тут Кэм открывает дверь.
– Спокойно, красотка, я готова!
Она идет по коридору, и я радостно улыбаюсь, глядя на нее.
– Ты просто прелесть, Кэм!
На щеках карандашом для подводки глаз она написала номера Чейза и Брейди, а номер Мейсона нарисовала синим блестящим лаком на белой футболке. Кэм надела короткие джинсовые шорты и золотые сандалии-гладиаторы со шнуровкой до колена. Очаровательный прикид. Светлые волосы она завила крупными локонами и собрала в хвост.
– Стой, смотри! – Кэм поворачивается, и я вижу, что у нее на спине, на футболке, красуется цифра 4. – За Трея тоже нужно болеть.
Мы хохочем, подруга поворачивается к длинному зеркалу на обратной стороне двери, но я не даю ей покрасоваться, тащу за собой.
– Ты прекрасно выглядишь. Пошли уже.
Пихаю ее локтем, и мы идем к лифту.
В лифте Кэм внимательно осматривает меня.
– Надела бы тренировочную майку Мейсона или что-нибудь в этом роде.
Я хмуро гляжу на ее отражение в серебристых дверях лифта.
– На мне футболка команды «Авикс».
– Ага, а еще треники для бега и старые ботинки.
– Не начинай.
Кэм затягивает туже свой хвостик.
– Как я понимаю, на вечеринку после игры ты не пойдешь?
– Нет.
Она рычит. В прямом смысле. И резко поворачивается ко мне:
– Клянусь богом, Арианна Джонсон…
Двери лифта открываются, я шикаю на нее, но она отмахивается.
– Не шикай на меня, возьми себя в руки, и пойдем! – шипит Кэм, ее надутые губки кривятся от гнева, плечи ссутулились. – Чейз будет там, и что с того? Какая разница?
Я в панике, те, кто в холле, с удивлением и любопытством оглядываются на нас.
– Кэмерон, перестань.
Глаза подруги яростно вспыхивают.
– К черту сплетничающих сучек! Мне плевать!
Прыгаю вперед и перегораживаю ей дорогу.
– А мне не плевать, ясно? Я не хочу, чтобы, кому не надо, всё обо мне знали.
– Да о тебе и знать-то нечего, ты дни напролет проводишь взаперти!
– Остановись, прошу тебя. Неужели ты думаешь, что мне будет приятно наблюдать, как на Чейзе-чемпионе виснут девчонки после первого же матча в этом году? – Я вопросительно поднимаю брови, и она опускает взгляд. – Я просто хочу посмотреть игру, на брата и друзей. Найди кого-нибудь другого, с кем побухать, и отстань от меня.
– Как хочешь. – Подруга поджимает губы, свирепо оглядывает меня, а потом идет дальше. – Но запомни, я не отстану от тебя – никогда, так и знай.
Я фыркаю и иду вслед на ней, Кэм придерживает для меня дверь, широко и фальшиво улыбаясь накрашенными губами.
Только когда мы проходим через ворота и занимаем свои места на стадионе, я поворачиваюсь к ней:
– Запомни, я очень рада, что ты от меня не отстанешь.
Подруга хмурится, но глаза ее наполняются слезами, она кивает и сжимает мне руку.
– Я просто волнуюсь… ты ведь понимаешь?
Сглатываю комок в горле:
– Я знаю.
Она шмыгает носом и выпрямляется.
– Ладно, как думаешь, сможем убедить вон тех парней угостить нас пивом?
Мы смеемся и осматриваемся.
Двадцать минут спустя ничего не слышно, кроме рева толпы, стадион битком, синий и золотой цвета превалируют.
Похоже, половина студентов колледжа выбралась сегодня вечером на первую игру в сезоне.
Грустно и волнительно осознавать, что на стадионе нет никого из наших близких – подобное выступление у мальчишек впервые. В детстве не было ни одной игры, на которой не присутствовал бы хоть кто-то из родителей, а в девяноста пяти процентах случаев приходили и мамы, и папы. Мы просто счастливчики!
Наши с Мейсом родители всегда были рядом, но когда мы уехали в кампус и когда стало ясно, что с Кенрой все в порядке, они отправились путешествовать по Европе – еще бы, поездка планировалась четыре года! И уехали не одни, а всей своей взрослой компанией, вместе с предками Кэм, Чейза и Брейди. Однако я не сомневаюсь, что прямо сейчас, где бы они все ни были, они включили телик или компьютер и ждут начала игры.
Игра начинается с опасного паса на пятьдесят ярдов, от которого у зрителей мурашки бегут по коже. Вместе с мячом я описываю идеальную спираль, и меня буквально бросает в жар, когда принимающий команды Авикс без особых усилий ловит его. С этого момента игра становится все более захватывающей.
Воздух наэлектризован, толпа болельщиков подбадривает своих любимчиков, игроки черпают энергию из шумной поддержки. Именно это мне сейчас нужно, немного нормальных переживаний. Я всегда любила дни, когда мы болели за ребят на игре.
Время летит незаметно, мы стоим на трибунах нового, совершенно незнакомого для нас стадиона, кричим и аплодируем.
Брейди просто монстр – он почти все время на поле, тогда как Чейз и Мейсон играют только в третьей и четвертой четверти. Чейзу не удается схватить мяч, но он несколько раз удачно блокирует других игроков, и хоть у Мейсона не получилось продемонстрировать свой коронный пас, бросок с задней линии поля ему удался, а пробежка была просто великолепной.
Брат всегда двигался ловко и уверенно, а после нескольких минут игры стало очевидно, что теперь он играет еще лучше.
Но время почти на исходе, игроки стартового состава возвращаются, весь стадион на ногах, и мы с нетерпением ждем результата.
Квотербек, парень с номером девятнадцать, бежит, уворачивается от игрока, который норовит сбить его с ног, отталкивается от наплечников второго защитника, и толпа взрывается. Я снова чувствую мурашки на руках и приподнимаюсь на цыпочки как раз вовремя, чтобы увидеть, как он преодолевает все препятствия «акул», вытесняющих команду защитников на заднее поле.
Раздается звуковой сигнал, квортербек торжествующе вскакивает на ноги, и это четвертый тачдаун. В последние пять секунд игры наша команда побеждает с преимуществом в одно очко.
Мы с Кэм прыгаем на трибунах вместе со всеми и обнимаемся от радости. Мои глаза полны слез, я кусаю губы. Этот день Мейсон, Брейди и Чейз никогда не забудут. Черт, да и я никогда не забуду. Ребята усердно работали, чтобы добиться успеха, и я горжусь ими. Жду не дождусь, когда они станут основными игроками в команде.
