Екатерина Ромеро "Приват для Крутого"

Со всей дури толкаю Брандо в грудь, ломясь сбежать, но не замечаю официанта и буквально сбиваю его с ног.

Гремит посуда, разбивается дорогой алкоголь, а я лечу на столик, снося оттуда вазу с цветами на пол.

Грохот невероятный, огромный букет живых цветов смешивается со стеклом, затихает музыка, и я снова больно плюхаюсь на сбитые колени.

Как назло, в этот момент распахивается дверь и входит Крутой. Окидывает меня строгим взглядом. Они все смотрят на меня в окружении битого стекла и рассыпанных цветов, тогда как я сглатываю, оценивая масштабы бедствия.

Глава 8

Сердце ускоряется до предела, и стыдно мне, и страшно – и все вместе. Быстро поднимаюсь и начинаю собирать руками эти осколки. Все пялятся, все смотрят. Я так долг свой вовек не отработаю, мама, помоги.

– Ты что наделала? А? Боже, что за бардак такой?!

Вера тут как тут, Брандо уже и след простыл, он смылся, оставив меня на съедение волку, точнее, льву.

– Извините, случайно вышло.

Вижу, как официант пошлепал за мусорными пакетами, тогда как я понимаю, что вишу на волоске. Сейчас Крутой меня выгонит, а это же мой первый день. Я ни черта еще не узнала.

– Как случайно?! Этот виски стоит как моя месячная зарплата! И ваза хрустальная, и сервиз – итальянский фарфор!

– Я все отработаю, все уберу, не кричите.

Слезы стоят в глазах, но раскисать даже не думаю. Бегом собираю осколки, сгружаю их на поднос, а после вижу черные начищенные туфли. Крутой подошел, раздавливая цветы, вообще не обращая на них внимания.

– Не надо, не давите, им же больно!

Отталкиваю его и бегом собираю стебельки, стряхиваю с них стекло, не замечая того, что уже порезалась.

– Кому это им?

– Цветам!

Мне их и правда жаль. Мало того, что они упали, так еще и Крутой тут прохаживается по ним своим сорок пятым размером ноги, ломая тонкие стебельки.

– Цветы не чувствуют боли.

– Они все чувствуют!

– Вот пакет, держи.

Официант примчался, но я уже почти все собрала.

– Спасибо.

Неловко до ужаса, не знаю, что делать, и в такой ситуации еще ни разу не была. Новую вазу не принесли, и теперь я стою, как дура, перед Савелием Романовичем, держа этот огромный букет цветов в руках. Красивые они, видно, что очень дорогие, я о таком букете только мечтать могла.

– Выброси этот мусор, быстро! – строго говорит Крутой, но я лишь головой качаю:

– Не буду, нет!

– Они поломанные.

– Они еще свежие! Можно поставить в другую вазу. Пожалуйста!

Сглатываю, потупив взгляд. Слышу за спиной перешептывание, первое впечатление на всех я уж точно произвела.

– Почему ты упала?

– Просто поскользнулась, – вру, но при этом не могу смотреть Крутому в глаза. Кажется, он все сразу прочитает.

– Еще раз соврешь мне, я тебя выпорю.

Краска приливает к щекам, но заднюю давать сейчас – значит проиграть, сделав первый шаг.

– Савел, да ее Брандо шуганул, вот девчонка и дернулась! Саня совсем уже рамок не видит, разбаловали вы его дальше некуда.

Стою ни живая ни мертвая. Валера заступился за меня, хотя, кажется, это сыграло не в мою пользу, судя по тому, как потемнел взгляд Крутого.

Чувствую, как по запястью кровь потекла, а я все так же сжимаю этот букет в руках, но боли не чувствую. Совсем, только какой-то трепет внутри и очень сильное напряжение рядом с этим мужчиной.

Замираю, когда Савелий Романович подходит ближе.

– Дай сюда!

Забирает у меня из рук эти цветы, кладет на стол, а после ладонь мою сжимает. Она вся исколота, подрагивает от его прикосновения.

Я не шевелюсь. Смотрю только, точно застыла, дрожит каждая клетка. У меня стойкое впечатление, что Крутой сейчас откусит мне руку к чертям, но он лишь сцепляет зубы и достает из кармана белый платок, набрасывает его мне на руку и сжимает.

– Иди, пусть Вера обработает.

Его рокочущий голос пробирает до костей, и все, что могу, – коротко кивнуть, а после вижу шикарную брюнетку.

Это одна из танцовщиц. Она подходит к Савелию Романовичу и ласково ему улыбается.

– Я скучала, – щебечет, а я сильнее прижимаю платок к руке. Больно, и не столько от царапин.

Момент испорчен. Вот и она – мадам Крутого. Конечно, у него есть женщина, у такого не может их не быть.

И вообще, у меня совсем другие здесь задачи, я не знаю, зачем думаю об этом, но я считала, раз не носит кольца, он свободен. Наивная дурочка.

– Пошли в кабинет, – едва слышно шепчет женщина. Именно что женщина – фигуристая и очень красивая. Изысканная, шикарная, аппетитная.

– Я занят. Работай, Кира, – басит Савелий Романович и проходит мимо, больше даже не посмотрев в мою сторону.

***

– Новенькая! Сюда топай, быстрее!

Меня выдергивают на тренировку, принимают к себе девушки-танцовщицы. Со скрипом, но все же берут в эту так называемую группу, потому что так сказал Крутой.

Их здесь около десяти, но больше всех я запоминаю Карину, которая ставит танцы, а также эту фигуристую Киру и Нелли. Они единственные презрительно отворачиваются, когда я пытаюсь с ними познакомиться.

Я сразу же улавливаю на Кире эту невидимую корону. Она смотрит свысока на всех, подобный взгляд я видела в свою сторону и от Фари.

Нелли ее подкалывает, но, видя меня, они затихают. Не доверяют. Я новенькая, белая ворона, которая к тому же ни черта не умеет танцевать.

– Чего пялишься?!

– Я просто пытаюсь запомнить движения (ясное дело, специально меня никто не обучает, я все улавливаю на ходу).

– А толку от нее? Боже, ты только глянь, кого они притащили…

– Нелли!

– А что такого?! На правду не обижаются. Карина, у нас все налажено было. И когда ей ставить номер? Нам придется делиться!

Принимают холодно, но я не тушуюсь. Я должна уметь за себя постоять, не то эти змеи меня здесь просто уничтожат.

– Меня Савелий Романович привел сюда работать. И я буду работать, нравится вам это или нет, – говорю уверенно, а они разве что ядом в меня не плюют. Особенно эта Кира. Она молчит, но по ее одному только взгляду я понимаю, что она очень опасна, мне тут никто не рад.

В этот первый день я старательно тренируюсь, но чувствую себя просто деревянной, несмотря на свой спортивный опыт. Вечером едва доползаю до общежития и без сил плюхаюсь на кровать.

Ломит все тело, исколотая стеклом ладонь жжет. Я тянусь в карман и достаю платок Савелия Романовича. Он пахнет так же, как и он, а еще на нем капли моей крови. Красное на белом. Как и моя судьба.

Вдыхаю этот запах, и мурашки бегут по телу, как импульсы, приятные заряды тока. Внизу живота тянет, и я переворачиваюсь на бок, подтягивая под себя ноги. Разве так бывает? Чтобы человек пугал и притягивал к себе одновременно, точно магнит?

Даша, спустись на землю, он взрослый опасный мужик вдвое старше тебя! Крутой не мой и моим никогда не будет. Савелию Романовичу нравятся такие, как Кира, и ясное дело, я до нее тупо недотягиваю. Я просто создала ему проблему, не более того.

И вообще, я просто фантазерка, и я не должна об этом думать, не должна вспоминать то, как сегодня Савелий Романович коснулся моей руки и мне стало жарко.

Даша, он же страшный, почему тогда я представляю, как Крутой своими большими руками касается моей груди, живота, бедер? Просто интересно, как бы это было? Больно или нет? Мне бы понравилось или не очень? Что бы я ощутила?

Опускаю ладонь вниз живота. Там все ноет, аж дрожит. Боже, что это такое… словно яд и я заболеваю. Им.

Глава 9

Я не родился с золотой ложкой во рту. Да, мой отец был военным, мы жили выше среднего уровня, но он рано погиб, а после мать работала обычным бухгалтером на заводе и тянула меня и мою крошечную сестру Машу. Я никогда не бедствовал, но и роскоши не видел лет до двадцати семи точно.

Все, что имею, я заработал сам. Да, часто с кровью и со сломанным носом, но поначалу иначе просто не получалось. Я собирался поступать в универ, но в итоге пошел на ринг. Мне были нужны деньги, Машка часто болела, мать уже не вывозила, и выбор был очевиден. Я чувствовал себя обязанным и пытался обеспечить семью.

А потом была армия, из которой я возвращался полным надежд, но меня ждали похороны. Сестра тогда училась в девятом классе, и ее подсадил на иглу один уебок.

Местный дилер, Назар Мамаев, который барыжил наркотиками и десятками косил молодежь. Я убил его, но сестру было уже не вернуть, я приехал слишком поздно.

Я пытался помочь, засунул Машку в лучшую клинику, какую мог себе тогда позволить, но у нее была крайняя степень зависимости. Ее трясло и лихорадило, кожа приобрела синеватый оттенок.

Ни хера не помогало, капельницы, таблетки. Сестра таяла на глазах, мать с ума сходила, а у меня тупо не было возможности вывезти ее за границу, дать лучшее лечение.

У меня было пусто за душой, я был никем и ничем, умел только драться. По факту просто ноль, без связей, без власти, я был беспомощным, как гребаный слепой щенок, пока моя маленькая сестра погибала.

Мать вовремя не заметила, а зависимость развилась очень быстро. Дурь сожрала суть, здоровье и психику Маши за считаные дни. Последние сутки сестра никого уже не воспринимала и умерла у меня на руках, ее сердце не выдержало.

Мать не вынесла горя и вскоре вышла в окно. Она себя не простила за то, что недоглядела, и ей было пофиг, что у нее еще оставался я.

Так я похоронил их обеих в течение месяца и остался один. Как сбитый пес, без маяка и ориентира. Спас меня Фари. Он вытягивал меня и отдирал от пола, это он не давал мне сдохнуть от запоя и залезть в петлю.

Я знаю Фари еще со школы. Ребенок иммигрантов, Эдик даже пары слов не мог связать поначалу, но все же мы сдружились. Фари всегда думал на десять шагов вперед, таким же он и остался.

Соловей подтянулся позже, когда я уже дрался как черт в боях без правил. Он тоже выходил на ринг, мы были противниками, но после начали биться не друг против друга, а против других. Свои первые деньги мы заработали, крышуя мелкий бизнес. По факту это было не что иное, как рэкетирство.

Потом был брак. Сдуру, по молодости. Я хотел чем-то заткнуть эту дыру, новая семья и все такое, но идея оказалась бредовой. Брак был неудачным, любить мы не умели, хранить верность в двадцать пять лет тем более.

После этого я зарекся в будущем ввязываться в это дело, и мне было заебись, но денег все же было мало. Власти вообще не было, о нас почти никто не знал, и нас никто не уважал, потому мы с Фари начали включать голову и работать не только кулаками, но и мозгами.

Так появился “Прайд” – моя новая семья, которую я формирую сам. Это наша безопасность, наш круг и доверие. Здесь только свои, и нас это устраивает, мы сделали это сами.

Я не помню, чтобы за первые десять лет мы хоть раз с Фари брали отпуск. Этого просто не было, нам было не до того, мы поднимались по этой невидимой лестнице, доказывая, кто тут настоящий хозяин города.

Толком без связей, влиятельных родителей, держались на одном только азарте. Сначала было сложно, нас, молодых и голодных, не воспринимали, но мы успешно доказывали, что сильнее, умнее и агрессивнее всех.

Подняться туда, где я сейчас, нельзя, оставаясь белым и пушистым. По правде, наши руки по локоть в крови, хоть ее уже не видно под белыми манжетами.

Когда Брандо подрос, мы взяли его к себе. Он тоже часть семьи, часть Прайда, так же как и Ганс, Моника и Вера, которая нас подкармливала еще тогда, когда мы были голодными ничейными зверями.

Чародей, Гафар, Святой, Шах, Бакиров. Они уже не часть Прайда, но товарищи, некоторые из них мои должники, а некоторым я сам должен.

Я их всех знаю, я с ними рос. С кем-то дрался, с кем-то просто делили территорию.

Я наращивал связи постепенно, и теперь это здорово выручает, но вместе с приятелями я также наживал врагов. И чем выше теперь я поднимаюсь, тем больше народу хочет бросить сырую землю на мой гроб.

***