– Это как же ты её допёрла? – удивился Матвей, подхватывая тару. – Она ж больше тебя весит.
– А я потихоньку. С передышками, – смутилась Катерина.
– Чего там у неё? – спросил кузнец, вытирая руки тряпицей.
– А-а, – отмахнулся Матвей. – Лопата гнутая, коса старая, лемех побитый, вилы, доброго слова не стоят. И другое всякое, тоже только в переплавку.
– Чего это в переплавку? – вдруг обиделась Катерина. – Добрый был инструмент. Батька его ещё тому лет десять назад покупал.
– Вот именно, был, – грустно усмехнулся Григорий, разглядывая едва не узлом завязанные вилы. – Не моя работа. Да и отработал он своё. Сама смотри, – ткнул он пальцем в косу. – Лезвие уж сузилось так, что больше нож напоминает. Лемех ещё можно поправить, а остальное и слова доброго не стоит. Займись, Матвейка, – скомандовал кузнец, кивая на горн.
– А что ж делать-то, дядька Григорий? – пролепетала девушка едва не плача. – Другого-то всё одно нет, и купить не на что.
– Не грусти, красавица, – усмехнулся мастер. – Дам я тебе инструмент. А это всё в переплавку пойдёт. А батьке скажешь, я так решил. Вот сейчас Матвей лемех тебе выправит, и ступай с богом.
– Спаси Христос, дяденька, – чуть слышно всхлипнув, поклонилась девушка.
* * *
К Рождеству у кузнецов было готово восемь пар клинков. Предложение Матвея, переданное отцом казачьему кругу, нашло своё продолжение и сразу после Крещения из станицы ушёл в Юзовку караван за углём и железом. На этот раз Григорию никуда ехать не пришлось. Накладная на покупку нужной марки стали была своеобразной гарантией того, что караванщики привезут нужный товар. Обманывать их и ссориться с казачьим воинством никому не хотелось. Так что сомнений в том, что будет привезено именно нужное, ни у кого не возникало.
Сам Матвей с головой погрузился в работу. Его задумка сделать ещё и фрезерный станок нашла у отца самую горячую поддержку, но пока нужно было придумать хороший повышающий редуктор. Для точной фрезеровки нужны были высокие обороты, а при их механизации и пара сотен в минуту уже были чудом. Так что парню было о чём подумать. Попутно Матвей продолжал столярничать, заполняя мебелью свою половину дома. Широкий шкаф, плечики для одежды, резные этажерки, тумбочка у кровати, всё это он вырезал и вытачивал своими руками.
Глядя на его развлечения, отец с матерью только удивлённо головами качали. А кресло, которое он сделал для своего кабинета, вообще привело Григория в восторг. С улыбкой выслушав похвалы от него, Матвей сходил к соседу плотнику и, закупив у него десяток ореховых досок, принялся мастерить родителям настоящий гарнитур. Лавки и длинный, широкий стол хороши, когда семья очень большая, а когда в доме три человека, нужды в такой мебели просто не было.
Сосед плотник, специально зайдя в гости, с интересом долго изучал получавшуюся мебель, а после попросил у парня разрешения изготавливать её на продажу. Понимая, что ему ещё не раз придётся обращаться к мастеру за материалом, Матвей, недолго думая, согласился. Соседи, приведя свой сельхозинструмент в порядок, редко беспокоили мастеров заказами, так что время на всякие придумки и попытки было.
Получилось у Матвея и с пистолетом. Привезённая отцом пружинная сталь оказалась почти такой, какую парень и искал. Так что теперь он носил на поясе кобуру с самозарядным пистолетом и подсумок с магазинами к нему. Это стало очередной причиной, по которой молодые казачки почти месяц бегали в кузню. Все хотели подержать и как следует рассмотреть новое оружие. Но заказывать такое себе не торопились.
Впрочем, Матвей и сам не спешил с продажей новинки. Как ни крути, но её нужно было прежде как следует испытать в полевых условиях. Так что палил из пистолета в овраге он регулярно, не жалея ствола. Благо эту деталь он изначально делал легкосъёмной. Так что заменить ствол было делом недолгим. Самая большая проблема теперь возникла с патронами. Так что поездки на ярмарку парень ждал, как манны небесной.
Надоело самому патроны перекручивать. Да и трубка медная к концу подходила. Что ни говори, а разница между заводскими и самодельными патронами всё равно была заметна. Сказывалась она даже на дальности выстрела. Так что для тренировки Матвей использовал патроны своего изготовления, а заводские придерживал для серьёзного дела. Так было и в этот раз.
Сделав в овраге полсотни выстрелов, парень выковырял из мешка с песком пули, собрал гильзы и, зябко кутаясь в овчинный полушубок, отправился домой. Мороз стоял не сильный, но резкий, пронизывающий ветер быстро выдувал из-под одежды всё тепло. Добравшись до околицы, Матвей оглянулся, рассматривая степь, и, вздохнув, зашагал домой. В узком проходе между сараями послышались голоса и чей-то смех. После кто-то громко ахнул и послышался звук крепкой оплеухи. Дальше дружный хохот и топот ног.
– Похоже, молодёжь развлекается, – прислушавшись, хмыкнул про себя парень.
Он уже хотел шагнуть дальше, когда из переулка вихрем вынеслась девичья фигурка и с разбегу влетела прямо ему в руки.
– Ты хоть гляди, куда несёшься, – проворчал Матвей, легко подхватывая девчонку на руки и разворачиваясь вокруг своей оси, чтобы погасить скорость.
– Пусти, ирод, – раздалось в ответ.
– Да бога ради, – усмехнулся парень, ставя добычу на землю.
– Ой, Матвей! – узнала его девчонка.
– Я-то Матвей. А ты куда несёшься, глаза дома забыв? – усмехнулся парень, заглядывая под край съехавшего на брови платка.
– Держи её! – послышался возглас и из переулка вывалился молодой, крепкий парень.
– Зачем? – обернулся к нему Матвей.
– Учить буду, – зло оскалился подошедший.
– А ты кто такой, чтобы вольную казачку учить? – ехидно поинтересовался Матвей, заступая ему дорогу. – Коль виновна в чём, к отцу её ступай, а сам трогать и не думай.
– Тебя не спросил, рожа палёная, – огрызнулся парень.
– Ох, Николка, как был ты дураком, так дураком и помрёшь, – презрительно фыркнул Матвей, узнав парня в тусклом свете вечерних сумерек. – Уймись, пока цел. Знаешь ведь, ты мне не противник.
– Ништо, после ещё свидимся, сучка, – угрюмо пообещал парень и, развернувшись, скрылся в том же переулке, из которого вышел.
– Что там у вас случилось? – повернулся Матвей к Катерине.
– Благодарствуй, – тихо вздохнула девушка. – Да пёс этот снова задирать принялся. Неймётся ему. В штанах шибко чешется.
– Понятно, – мрачно кивнул Матвей. – Ладно. Пошли, провожу.
– Не надо.
– Чего это? А вдруг опять встретятся? Вечно от них бегать не сможешь. Рано или поздно догонят. Так что пошли и не кобенься. Не на сеновал же тебя тяну. К дому твоему веду.
– Батя увидит. Опять шуметь станет, – грустно вздохнула Катерина.
– Да и пусть шумит, раз мозгов нет, – отмахнулся Матвей. – Сам тебя защитить не может, так пусть другим не мешает.
– Он хороший, – тут же кинулась девушка защищать отца.
– А я и не говорил, что плох. Просто понимать-то надо, кто глупости шутит, а кто серьёзно дело делает, – пожал Матвей плечами.
– А ты откуда идёшь? – вдруг сменила Катерина тему. – Никак за околицу ходил.
– Ага, в овраге стрелял. Оружие новое испытываю, – коротко поведал парень. – А ты куда бегала?
– С девками погулять вышла. Скучно дома сидеть, – тихо вздохнула Катерина. – Летом работы много, а зимой впору завыть от скуки.
– Книжки читай, – ляпнул Матвей и тут же выругал себя последними словами. В этой семье и продуктов не всегда досыта видели, а ты про книги, дурак.
– Так дома все книги уж давно читаны, а новых и не найти, – снова вздохнула девушка. – А у тебя есть чего интересного?
– У меня книги всё больше по механике да по металлам всяким, – честно признался парень, вспомнив всю литературу, закупленную на ярмарках. – Да и некогда мне особо книжки читать. Работы много.
– Какая ж зимой работа? – удивилась Катерина.
– Так я ж не только в кузне работаю. Мы вон пристройку сделали, а теперь приходится в неё мебель всякую ладить. Хорошо, время есть, можно всякое разное пробовать.
– А что разное? – не сдержала девчонка любопытства.
– Да стулья, кресла, этажерки всякие. Много чего делаю, – пожал Матвей плечами. – Что на ярмарке видел, то и пробую.
– И как? Получается? – не унималась девчонка.
– А вон, к Никифору плотнику забеги да глянь. Он по моим задумкам принялся мебель всякую ладить.
– Ой врёшь, – вдруг рассмеялась Катерина. – Никифор – плотник. Он уж сколько лет с деревом работает. А ты кузнец. Куда тебе мебель делать?
– Не веришь? – удивлённо оглянулся на неё Матвей. – Добре, пошли.
– Куда? – растерялась Катерина.
– А к Никифору. Пусть он сам тебе скажет, у кого всякие задумки увидел.
– Погоди. Так ты вправду сам мебель ладишь? – растерялась девушка.
– Я, Катя, много чего делать умею, – вздохнул Матвей, вынимая из кобуры пистолет и выщёлкивая из него магазин. – Вот, смотри. Это я тоже сам сделал. Батя только с отливкой помогал.
– Тяжёлый, – вздохнула Катерина, взвесив пистолет в руке.
– Да уж, не под твою лапку, – усмехнулся парень, забирая оружие. – Тебе чего поменьше надо. Такой дурой при выстреле и руку повредить может.
– А разве бывают такие? – заинтересовалась Катерина.
– Бывают. Браунинг бельгийский. Так и называется, дамский. Калибр малый, а умеючи из него любого положить можно. Шесть пуль в магазине. Как у револьвера. Ну, ещё и других марок есть. Разные, в общем, – свернул Матвей тему, убирая оружие в кобуру. – Так что и мебель сделать я тоже могу. Не особо и хитрое это дело. Главное, клей толковый сварить.
– Тот браунинг стоит небось, как жеребец породистый, – помолчав, вдруг высказалась девушка.
– Да нет, подешевше будет, – усмехнулся Матвей. – Себе такой хочешь? – прямо спросил он.
– Угу, – кивнула Катерина, опустив голову. – Я после того дня за околицу ходить боюсь. Даже если не одна иду. Два раза уж попадалась. Страшно, сил моих нет как, – тихо всхлипнула она. – Вы вон давеча грибов, ягод да ореха всякого играючи набрали, а нам с малыми даже до рощи той не дойти. Лизка, стерва, хвастала, как с тобой на дрогах туда и обратно каталась.
– Так я бы и тебя подобрал, будь ты с ними. Мне ведь всё одно, что две, что три девчонки везти. Они нам с мамкой по дороге попались, – сам не зная зачем, пояснил Матвей. – А знал бы, что у вас так плохо, сам бы тебя позвал. Да только, думаю, не получилось бы ничего. Батька твой небось с винтарём бы встретил.
– Это он может, – грустно усмехнулась Катерина.
– Вот я и говорю, пустые хлопоты.
– А вы по весне за черемшой пойдёте? – вдруг спросила Катерина.
– Обязательно. Мать уже извелась вся. Ворчит, что свежего хочется, – хмыкнул парень, вспомнив тихое бурчание Настасьи. – Я вон завтра хочу на пасеку к деду Святославу съездить. Айда со мной? Хоть мёду малым своим возьмёшь.
– Да на что ж я его менять стану? – изумилась Катерина. – У нас и нет ничего. Инструмент всякий и то милостью вашей имеем, – вспомнила она историю с ремонтом.
– Ты это брось. Милость. Соседи мы, Катя. А в станице соседу завсегда помогали.
– Матвей, а правда, что ты с вдовой Ульяной любовь крутил? – неожиданно спросила девушка, и Матвей от этого вопроса едва не запнулся на ровном месте.
– Это ты с чего такое взяла? – растерянно поинтересовался он.
– Люди бают, – пожала девушка плечами. – Гуторят, что вы потому ей коня и отдали, что ты с ней… – она запнулась и, покраснев, опустила взгляд.
– Отдали, – спокойно согласился Матвей, взяв себя в руки.
– Выходит, правда?
– Выходит, что дураки языками чешут, – фыркнул парень. – У неё мерин едва копыта таскал. А там ещё и дитё малое. Ульяна одна и в поле и дома ломалась. А без доброй лошади им и вовсе осталось бы с голоду сдохнуть. А мы тогда после ярмарки с добычей вернулись. Вот и отдали кобылку свою. Тоже не молодая, да всё одно лучше, чем мерин её. Тебе я тоже коня отдал, так что, выходит, и с тобой у нас любовь была? – иронично поддел он собеседницу.
– Дурак, – надулась Катерина.
– Да ты не злись. Это я к тому, что не всякой байке верить надо. Тем паче что Ульяна теперь мужняя жена и слухи про неё распускать не след. Нехорошо это. Неправильно.
– Так я и не распускаю. Потому и решила у тебя спросить, – тут же залепетала Катерина, сообразив, что влезла не в своё дело.
– А оно тебе надо? – всё так же иронично поинтересовался парень. – Запомни, Катюша. Ежели мужик принялся своими подвигами у женщин хвалиться, то почти все его рассказы враньё несусветное. Толковый мужик никогда и никому о том рассказывать не станет. Потому как это не только его, это ещё и женщины его касаемо.
– Выходит, даже будь оно правдой, всё одно бы не признался? – уточнила девушка, разглядывая его с каким-то непонятным интересом.
– Нет. О таком я даже на исповеди не признаюсь. Поговорка такая есть. Что знают трое, знает и свинья. А это только моё. К тому же, там и так трое получается.
– Почему?
– Да потому. Я, она и господь бог. Уж ему-то всё известно, – усмехнулся парень, подмигивая ей.
* * *
Зима прошла, можно сказать, спокойно. Было несколько стычек со степняками. Пару раз в степи объявлялись горцы. Но всё это было бедами знакомыми, можно сказать, привычными. А вот с наступлением тепла случилось то, чего никто никак не ожидал. Всё началось с того, что рядом со станицей появилась целая стая байбаков. Сурков, в переводе на привычный язык. Обычно эти животные очень осторожны и стараются держаться от людей подальше. Но не в этот раз.
Что именно заставило этих обычно скрытных зверьков мигрировать и перебраться поближе к человеческому жилью, никто так и не понял. Обычно так они спасались от возможного наводнения. Да, в степи иногда и оно случается. Особенно если где-то неподалёку имеется полноводная горная река, навроде Куры или Терека. Бейсуг, река хоть и не самая большая, но иногда и с ней подобное случается.
Но в этот раз никакого наводнения не случилось. А вот нашествие сурков даже очень. Понимая, что перед севом зверьков нужно как-то отогнать от пашни, казаки принялись устраивать на них настоящую охоту. Точнее, отправляли на неё младшее поколение. У старших и так забот хватало. Мальчишки заливали норы водой, вынуждая сурков выбираться на поверхность, и тут же били их короткими пиками. Палками, к концу которых были прикручены старые, остро наточенные ножи.
Весенний сурок, хоть и не очень жирный, а всё одно мясо у него нежное. Так что такому прибытку в семьях были рады. Но именно эта добыча и стала причиной вспыхнувшего в станице мора. Тиф. Эта страшная болезнь начала выкашивать население станицы целыми семьями. Когда старики поняли, что именно случилось, погибло уже порядка дюжины человек. По команде старшин казаки выгнали весь скот за околицу. На свежую траву.
Было странно наблюдать, как ранним утром, казачки с подойниками выходят в степь и начинают громко окликать своих рогатых кормилиц. Коровы, буйволицы, громко мыча, спешили на зов. Скотине, как и людям, было страшно и непривычно, но иного выхода не было. Кони тоже то и дело подходили к воротам станичной огородки, но уводить их в стойла никто не решался. Помрут хозяева, и скотина погибнет без ухода.
Помня, что при любом поветрии первая защита это гигиена, Матвей едва не силой потребовал от родителей мыть руки и умываться после каждого выхода из дома. Понимая, что говорит он это не просто так, родители и не подумали противиться. Все контакты с соседями были сведены до минимума. Даже ремонт инструмента производился только после обработки его мыльной водой. Проще говоря, принесенный для ремонта инструмент опускался в старую бочку с мыльным раствором.
После этого Григорий или Матвей доставали его оттуда клещами и тут же отправляли в горящий горн. Что именно их спасло, такие меры предосторожности или благоволение забытого бога, неизвестно, но семья Лютых пережила мор без ущерба. Да, отсеялись позже положенного. Да, был большой риск, что посеянное зерно засохнет на корню. Ведь погода стаяла не по-весеннему жаркая и сухая, но в остальном обошлось. Даже выпущенные за околицу животные вернулись в полном составе.
А вот у соседей всё обстояло не так радужно. Резко прибавилось в станице вдов и сирот. То и дело над поселением раздавался поминальный звон колоколов, а в церкви служили поминальные молебны. Даже вездесущая малышня перестала носиться по улицам, оглашая их своими воплями. Глядя на воцарившееся в станице уныние, Матвей только вздыхал и головой качал, не зная, как ко всему этому относиться.
– Не журись, – посоветовал Григорий, заметив его состояние. – Всякое бывало, так что и это переживём.
– Оно понятно. Да только обидно, что столько народу за просто так сгинуло, – вздохнул Матвей в ответ. – Сирот много стало.
– Это да, – удручённо кивнул кузнец. – Семёна с женой не стало. Да ещё трое ребятишек у них померло. Катерина теперь за старшую. Вот ведь судьба у девки, – покачал он головой. – У Никифора младшенький помер. Да много у кого горе в дому.
