Когда вернулась домой, мама сразу подала мне кружку молока.
– Тёпленькое, только сдоила. Держи.
Я села на табуретку, обхватила кружку обеими руками. Пар поднимался вверх, обволакивал лицо. И в этой кухне, пахнущей хлебом, травами и печёным луком, я вдруг поняла, как мне повезло.
Мама ничего не сказала. Только села рядом. Положила ладонь на моё плечо. Не уговаривала, не жалела. Просто была. И это – самое большое, что она могла дать.
А я молча смотрела в окно и думала: пусть всё будет по-другому. Без Яна. Без поддержки. Но по-настоящему. Без вранья, без страха, без ожиданий, что кто-то спасёт. Теперь только я. И мой ребёнок.
И этого хватит.
***
Я перестала ждать, что Ян позвонит. Телефон больше не горел в ладони, как раскалённый камень, и я перестала подскакивать каждый раз, когда он вибрировал. Только один раз, чисто по инерции, открыла мессенджер – а там пусто. Ни одной новой отметки. Ни слова. Значит, и правда всё.
Тошнота тоже почти прошла. Меня больше не выворачивало по утрам от запаха яичницы и мокрых тряпок. Стало легче есть, легче дышать, легче… существовать. По дому ходила неспешно, помогала маме с курями, иногда выходила на улицу – просто постоять у калитки, впитать воздух. Деревенский, сырой, родной. Он не лечил, но обволакивал.
Мама старалась держаться бодрой, хотя я чувствовала, как она переживает. Варила мне супы, растирала мне ноги по вечерам, говорила тихо, чтобы не задеть. Работала на почте, как всегда, с утра до вечера. Мы жили на её копейки и на то, что давало хозяйство – молоко, яйца. И мне было стыдно до одури. За то, что теперь – лишний рот. Лишняя забота. Мама никогда так не говорила, но я всё равно чувствовала себя виноватой.
Однажды утром я как обычно наливала себе чай, когда в калитку постучали. Я выглянула в окно – и у меня сердце екнуло. Анька. Моя одноклассница. Та самая, с которой мы в детстве строили шалаши за рекой и вместе прятались от грозы в сенях.
– Олесь! – крикнула она, сияя. – Открывай, я с новостями!
Я открыла. Она ворвалась в дом, как ветер:
– Ой, ты такая… худенькая стала. Ну ничего, сейчас отъешься. Слушай! Я ж за Колю замуж выхожу! Представляешь? Он сделал предложение на остановке, с буханкой хлеба в пакете! Романтика, ага!
Я засмеялась. Впервые – не через силу.
– Ань… поздравляю. Правда.
– Так вот. Мне нужна помощь. Только ты не думай, я не просто так. Я помню, как ты на выпускной нам весь зал в сказку превратила! Ты умеешь. У тебя талант. Мне никто больше так свадьбу не сделает, как ты. Ну пожалуйста. Я тебе заплачу, сколько смогу. Но помоги. Организуй всё. У нас там, конечно, бюджет – один батон и три свечки, но я верю в тебя.
Я хотела отказаться. Уже открыла рот. Но вдруг… почувствовала. Где-то глубоко, в животе, под рёбрами – щелчок. И тепло.
– Хорошо, – сказала я. – Только давай сразу всё обсудим. Сколько гостей? Где? Что ты хочешь? Что точно не хочешь? С платьем что?
Анька хлопнула в ладоши:
– Вот! Вот она, моя Олеська! Поехали. Я тебе всё расскажу.
***
Вечером я сидела на кухне, с блокнотом в руках, и записывала всё подряд: цветы, ткань, реквизит, меню, кто у нас в деревне может спеть, кто – пофоткать. Мама заходила время от времени и просто улыбалась:
– Ты ожила. Видно сразу. Вот этим бы тебе заниматься. Не в библиотеке книжки пыльные перебирать, а людям праздник делать.
– Думаешь?
– Я ж мать. Я чувствую. У тебя руки для этого. И душа.
Я молча улыбнулась. А потом взглянула на стол – он был завален записями, набросками, бумажками, откуда-то уже нарезанными ленточками. Я не замечала, как увлеклась. Но мне было хорошо. По-настоящему.
И я впервые за долгие недели подумала: может, именно это и есть мой путь?
Может, я не просто сбежала из Москвы – а вернулась к себе.
***
В следующие дни мы с Анькой носились по всему посёлку. Договаривались с фермой насчёт беседки, собирали бутылки для свечей, доставали старые занавески, чтобы сшить скатерти. Кто-то отдал нам кружева с чердака, кто-то нашёл деревянную арку, которую можно обмотать зеленью и полевыми цветами.
Я забыла, что беременна. Я забыла, что одна. Я жила этим. Каждой деталью. И пусть платье не от дизайнера, пусть туфли с рынка, пусть фотограф – соседский пацан с телефоном. Главное – глаза невесты. И глаза гостей. И это чувство, когда всё – по-настоящему.
Анька вечером написала мне: «Ты фея. Честно. Я бы в жизни не подумала, что всё будет так красиво. Ты сделала мне праздник мечты. Спасибо, Олесь.»
Я сидела с телефоном и плакала. Не от грусти. От того, что, может быть, у меня есть смысл жизни. Не в Янe. Не в Москве. А в том, чтобы создавать маленькие чудеса. Вот здесь, где пахнет навозом и свежим хлебом. Где по утрам поют петухи. Где мама ждёт тебя с чашкой молока и говорит: «Ты справишься, доча». И где я, пусть и одна, но больше не чувствую себя потерянной.
И вдруг я поняла: свадьба Аньки – это не просто день. Это был мой первый шаг в новую жизнь.
Настоящую.
И я точно знала – за этим днём будет второй. А потом – третий. И когда-нибудь я сделаю свадьбу мечты для себя. С аркой. С кружевами. С любимым, который не скажет: «клуша». А скажет: «спасибо, что ты есть.»
К восьмому месяцу всё вокруг стало медленнее. Я уже не носилась по деревне, как раньше, но свадьбы всё равно устраивала. Потихоньку. Чаще всего – для знакомых и знакомых знакомых: кто-то сарафаной передал, что я умею красиво и душевно. «Та, что из Москвы вернулась, и теперь сказки делает.»
Я принимала любые заказы. Украшала деревенские беседки, собирала букеты из полевых цветов, сшивала сама скатерти, писала программы вручную. Деньги – маленькие, но я научилась считать. Получала пособие по беременности, копила понемногу. На подоконнике стояла старая коробка из-под обуви, где я складывала «преданное» для сына – носочки, пелёнки, бодики, даже первую мягкую игрушку, купленную на авито.
Да, сын. Я узнала на первом скрининге. Когда врач показала мне на мониторе это крошечное, почти инопланетное существо, и сказала: «Мальчик, всё хорошо у вас», – я заплакала. Навзрыд. Уперлась лбом в руку и рыдала, как в детстве. Внутри меня рос кто-то. Мой. Настоящий. Тот, ради кого стоило всё пройти.
– Знаешь, малыш, – шептала я ему по вечерам, – я тебе всё сделаю. Ты будешь жить лучше. Я тебе придумаю самые красивые праздники. Даже если денег нет, но у нас будет любовь. Обещаю.
Мама старалась помогать, чем могла. Давала дельные советы по хозяйству, приносила травы «от отёков», не спорила, когда я до ночи сидела за бумажками. Мы перебивались тем, что было. Но нам хватало. Было тяжело, но – по-настоящему.
В один из июльских дней мне поручили организовать небольшую свадьбу на природе. Молодые – простые, без претензий, но хорошие. Хотели всё скромно, но с душой. Я согласилась. Всё уже было готово: арка, стол, свечи, полевые цветы в банках. Я проверяла последние детали, когда вдруг почувствовала резкий толчок внизу живота.
Остановилась. Подышала. Потом – ещё один. Воды. Отошли.
Я остолбенела, глядя на тёмное пятно на платье. Сердце застучало в горле. Подошла Анька, которая помогала с сервировкой:
– Олесь, ты чего? Ты… ты чего бледная?
– Ань… – голос сорвался. – Кажется… я рожаю.
***
Меня везли в больницу на старой «девятке». Водитель ругался на каждую кочку, я стискивала ремень безопасности и молилась. Схватки уже начались – волнами, с перерывами, но уверенно. В приёмном покое медсестра нацепила на меня браслет, осмотрела и кивнула:
– Схватки регулярные. Но раскрытия нет. Будем ждать.
Меня оформили в родзал. Всё – как в кино, только больнее. Белые стены, запах хлорки, одно окно с тюлем. Я лежала на боку, дышала по счёту, как учили. Врач – спокойная, строгая женщина лет сорока – приходила каждые два часа. Смотрела, качала головой:
– Всё ещё два сантиметра. Маловато. Терпите.
Время шло. Схватки усиливались, а раскрытие – нет. С каждым часом я выматывалась. Казалось, тело ломается изнутри. Боль приходила волнами, поднималась до самой макушки и уносила меня куда-то в пустоту. Я сжимала подушку, грызла губы, тихо выла от бессилия.
– Мамочка, – стонала я. – Мама, мне страшно…
Мама в это время стояла под окнами. Я знала. Она всегда рядом. Её не пустили, но она ждала. Как когда-то – у школы, у больницы, у дома, куда я возвращалась разбитая. Она была там, даже если её не было видно.
На шестом часу я не выдержала:
– Сделайте уже что-нибудь! – почти закричала. – Я не могу больше…
Врач нахмурилась, дала обезболивающее. Я провалилась в мутную дрему на час. Когда очнулась – боль накрыла сильнее. Началась паника: дыхание сбивалось, руки дрожали. Я уже не понимала, где я.
– У неё падает давление, – услышала я обрывки фраз. – Плод страдает. Срочно к дежурному.
Вокруг меня закрутилась суета. Капельница, мониторы, окрики. Кто-то держал меня за руку, кто-то подставлял маску с кислородом.
– Олесь, ты слышишь меня? Сейчас всё будет хорошо. Ты сильная. Ты справишься. Дыши. Дыши, слышишь?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71953975&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
