– Лер, давай хотя бы попробуем, – Слава хватает меня за голову и заглядывает в глаза глубоко.
Он убежден и уверен. Ни толики не сомневается. Все давно решил. Без меня. Даже спрашивать не стал. У него и выбор не стоит: я или Москва. Москва однозначно, а я так… Соглашусь, и хорошо, не соглашусь – ну, печалька. Долго горевать не будет точно. Там наверняка много красивых и хороших девушек. Аркгх!
Я его толкаю что есть силы, но Слава упирается и прижимает меня к себе. Сразу обхватывает руками. Они у него, блин, крепкие. Никогда не могла вырваться. С моими-то силенками.
– Отпусти меня! – остается только орать и привлекать внимание прохожих.
– Не отпущу! Не хочу тебя отпускать!
Его частое дыхание горячими волнами накрывает мою шею. Сердечный ритм басит, как электронный бит из его последнего трека. Я вслушиваюсь, пытаюсь успокоиться, переварить то месиво чувств, которое внутри бурлит, но не могу. Просто не могу. Всего слишком много. И навалилось так внезапно. Только бы не разреветься.
А Ксюня почему молчала? Она-то не могла не знать. Они оба меня предали. Как все бесит!
– Отстань. Ты уже показал, как тебе на меня плевать!
Я снова пытаюсь вырваться. Слава откидывает корпус назад и вжимает руками мои плечи в мрамор. Глазами ищет мои, а я их специально прячу, потому что они наверняка уже красные. И слезятся.
– Лер, хватит фигню нести. Ты прекрасно знаешь, как мне на тебя не плевать.
– Нет, не знаю! – уже воплю. Слезы все-таки прыскают. И я смело смотрю Славе в лицо. – Почему ты врал мне? Ты же обещал!
Он то раздвигает брови, то сдвигает. И кусает нижнюю губу. Держит меня уже не крепко. Глазами бегает по моему лицу, словно хочет зацепиться, а не за что.
– Прости. Я хотел… как лучше.
– Ну, очевидно, тебе без меня лучше. Хотел – получай.
Я сбрасываю его руки с плеч и ухожу. Сама не знаю, в какую сторону, просто вперед. Когда приду в себя, соображу, как добраться до дома.
Успеваю сделать лишь несколько шагов, Слава хватает меня за руку и разворачивает к себе.
– Лер… Остынь, и завтра поговорим. Хорошо?
Какой наглец! Еще думает, что после такого сможет меня уломать? Это самое настоящее предательство! Такое не прощают!
– Нет, – хочу ответить твердо, но выходит ломано. Лицо тоже отворачиваю, насколько позволяет шея. – Раз мое мнение для тебя ничего не значит, зачем я тебе вообще? Не буду мешать тебе жить.
– Да блин! Че за бред, Лер?! – Слава взмахивает обеими руками, отпуская меня, и разворачивается по оси. – Почему ты так реагируешь? Ты даже понять меня не пытаешься! Может, я тебе не нужен, на самом деле? И ты только рада от меня избавиться, а?
Он подходит ближе и глядит в упор.
– Может, это я мешаю? Вам с Валентином?
– Чтоо?! – я так морщусь, будто гнилую рыбу съела. Аж тошно становится от такого обвинения. Да как? – При чем здесь Валентин вообще?
– Ну, как всегда, ни при чем.
Слава отшагивает в сторону, сжимая кулаки. Почти пыхтит, как бешеный бык. Я только рот раскрываю в возмущении. А выдавить ничего не могу. Да какой Валентин? Давно проехали эту тему. А он все не угомонится.
– Не переводи с больной головы на здоровую! – наконец, нахожу, что сказать. – Мы с Валентином дружим. Я тебе не давала повода… Валентин вообще порядочный, прекрасно знает про нас с тобой и к тебе относится, между прочим, хорошо. Не то, что ты к нему.
– Да, да, он идеальный, – Слава закатывает глаза и отворачивается. Хватается за козырек, потом за наушники и снова за бейсболку. – Когда я уеду, он, конечно, будет рядом.
– Конечно! – реву уже не своим голосом, а потом всхлипываю и продолжаю обессиленно. – Конечно, ты уедешь… А я останусь. Какая же я дура. Мечтала о нас с тобой. Напридумала себе…
Блин, зачем я все это говорю? Просто льется. Душа порвана, мысли вытекают. Вместе с ними боль, неуемная боль.
Слава смотрит на меня молча огромными глазами. Они все равно кажутся мне очень красивыми. И он весь тоже. На него всегда приятно смотреть, что бы ни было. От этого еще паршивее. Не только мне ведь приятно. Да за ним тут полшколы бегало. А там вообще… Боюсь даже представить красавиц, которые там водятся. Коростылева им в подметки не годится, наверное. Ахах, и он боится оставить меня тут с Валентином.
Силы все же находятся. Обида меня подстегивает. Я двигаюсь на выход из этой тесноты, ореола Славиного обаяния, пузыря нашей любви. Или только своей любви.
– Лер!
Я не откликаюсь, потому что слезы уже текут так, что их даже под ливнем не спрячешь.
***
Рада вас приветствовать на страницах этой книги! Это уже вторая часть, ПЕРВАЯ ЗДЕСЬ. Можно читать отдельно, но, чтобы лучше понимать героев и проникнуться историей их знакомства, рекомендую прочитать первую книгу.
Добавляйте книгу в отложенное, чтобы быстро ее находить, делитесь оценкой и впечатлениями в отзывах – мне ценно ваше мнение ??
***
Кому интересно, визуалы героев в моих соцсетях: Телеграме и ВКонтакте
Глава 2.
Всю следующую неделю я не нахожу себе места. Хожу мумией, отмалчиваюсь, много слушаю МакSим и еще больше Билли Айлиш. Проклинаю Бархатова. Ни один человек в мире, кажется, не может доставить мне одновременно столько счастья и столько страданий.
Мама с папой косятся на меня и шушукаются между собой. После ссоры со Славой я вернулась домой в паршивом настроении и в пылу накричала на них, попросила меня больше не беспокоить. Вот они и боятся. Так лучше. Не хочу им рассказывать, что Слава меня бросил. Не сейчас. Позже. Когда это и так станет очевидно.
С Ксюней мы практически каждый день видимся в школе. Перед началом года Марина Антоновна попросила нас разгрести коморку. Мы выносим мусор, убираемся, красим мебель. Из всего драмкружка нам помогают только Валентин, Кузьмин и Еловская.
Ксюня оправдывается.
– Я ему говорила, что надо сразу тебе сказать, – ворчит она, пыхтя. – А он такой, типа, все равно не поступлю, так поссоримся впустую. Типа, если поступлю, тогда и решим.
Мы вместе тащим дубовую тумбочку на улицу, чтобы покрасить.
Летом мы с Ксюней почти не виделись, потому что она ездила в языковой лагерь на Мальту. Столько впечатлений оттуда привезла, а еще розовые волосы и золотой загар. И вымахала сразу сантиметров на десять, кажется. Наверное, росла весь год, но я как-то не замечала. А через два месяца разлуки это резко бросилось в глаза. Похудеть – не похудела, но, вытянувшись, стала казаться стройнее. Теперь чертовски привлекательна. Я обзавидовалась. Потому что я вот ни на сантиметр не выросла. Все такая же низкая и тощая. А у Бархатовых красота, очевидно, в генах.
– Ага. Решим, – обида теснится в груди слишком плотно, все слова сами выдавливаются. – Он сам все давно решил. Меня даже не спросил.
Ксюня смотрит на меня с сочувствием. Спасибо, конечно, но это не обезболивает.
– Он просто надеялся, что, если поступит, то ты поймешь. Ну, раз шанс такой выпадает, типа надо пользоваться, – говорит она осторожно, когда мы ставим тумбу на землю, и утирает пот со лба.
– Типа куда я денусь, да? – я выпрямляюсь и смотрю Ксюне в глаза. Она их прячет. – Да дело даже не в этом. Не сейчас, так мы потом расстанемся. По-любому. Он сам не заметит, как его там какая-нибудь стерва охомутает. А я – страдай?
Я поднимаю лицо к небу. Оно хмурится. Тучи кучкуются, как перед грозой. Ливануло бы уже. Смыло бы меня с этой чертовой земли.
– Будто так ты не страдаешь, – цокает Ксюня и разворачивается обратно к школе. Нам надо вернуться за красками.
Я вздыхаю. Да, она права. Я и так, и так страдаю. Мне просто без Славы плохо, где бы то ни было. Но я уверена, что будет гораздо хуже, когда узнаю, что у него завелась новая девушка, а я – с глаз долой, из сердца вон. Лучше заранее. Я хотя бы не буду изводить себя ненужной ревностью.
– Ну он, видимо, хочет полной свободы. Раз не удосужился со мной даже обсудить. И пожалуйста. Пусть покоряет Москву. Его успехам я все равно буду радоваться искренне.
В пустом коридоре моя обида звенит гораздо отчетливее. Разносится эхом по каменным стенам. И снова вонзается в меня, как бумеранг. Ксюня мотает головой и через паузу говорит:
– Но там реально больше возможностей. Универ крутой. И подработка сразу нашлась.
Она поглядывает на меня то и дело, но я специально не реагирую, смотрю в пол, переплетая ноги едва-едва. То ли тумбочка слишком тяжелая, то ли преждевременная тоска по Славе высасывает из меня все силы.
– О будущем же тоже надо думать, – продолжает Ксюня. – Он ведь для вас обоих старается. Ты же сама потом будешь кайфовать, что он успешный и хорошо зарабатывает. Тебе тогда не надо будет работать. Будешь в шоколаде.
Я привыкла к Ксюниной мудрости и часто с ней соглашаюсь. Но сейчас мне хочется бастовать. Против всего. Доводов никаких нет, а что-то внутри меня яростно жаждет поспорить.
– Ага, только обузой ему буду. Мне не надо, чтобы меня держали в шоколаде. Я хочу, чтобы со мной считались! – на нервах я очень громко хлопаю дверью. Все стены дребезжат.
Блин, надо унять свой псих.
В мастерской Валентин, Кузьмин и Еловская лупят на нас во все глаза. Испугались. Кузьмин даже костюмы уронил. Марина Антоновна выныривает из-за стеллажа и тоже впивается в меня недоуменными глазами.
– Все в порядке?
– Извините, – бурчу я, не поднимая ни на кого глаз, но всем лицом ощущаю на себе жалость Валентина. Он ничего не говорит, а смотрит так… Выть хочется от собственной никчемности.
Мы с Ксюней берем банку краски и кисточки под столом. Они уже использованные, вчера только красили стол.
– Газеты возьмите, пригодятся, – кричит нам вдогонку Марина Антоновна, вынося кипу бумаг к двери.
Я хватаю первые несколько разворотов и скрываюсь за Ксюней в коридоре.
– Вот Дегтярев твой и шага без тебя не может сделать, – мне хочется выговориться, поэтому, как только мы оказываемся наедине, я продолжаю. – Он даже в армию идет с твоего разрешения.
– Потому что я ему ничего не запрещаю и не угрожаю расставанием за каждый шаг, – Ксюня закатывает глаза, неся банку краски, как реликвию, на вытянутых руках.
– Я ему тоже не запрещаю! Ему попробуй запрети! Он все равно сделает по-своему.
– Ну, да. Слава такой, – она вздыхает. – Папа ему тоже ничего запретить не может. Кажется, наконец, это понял и перестал бороться.
Во мне последняя надежда обрывается. Грохается на дно души шлаком.
Да, на пути к мечте Слава не видит препятствий. Даже отца переборол. А меня просто выкинул, как мусор, чтоб не вякала.
– Ну, вы хотя бы поговорите перед его отъездом. Нельзя же так, – зеленые глаза Ксюни округляются, больше умоляют, чем приказывают.
Я вглядываюсь в ее улыбчивое лицо. Вижу Славины черты и сжимаюсь внутри от тоски. Как его забыть? Его сестра будет мне постоянным напоминанием. И эта школа, и эта улица. Да весь город будет мне вечно о нем напоминать!
Пиликает смартфон. Я смотрю на экран. Слава пишет: «Лер, я завтра уезжаю. Хотя бы трубку возьми». Он мне всю неделю названивает, но тоже не без гордости. Позвонит раз в день, напишет и больше не тревожит. Наверное, мне хочется, чтобы мой телефон разрывался от его звонков, и смски падали одна за другой, не переставая, с мольбами простить и вернуться. А еще лучше, чтобы он караулил меня у подъезда с букетом из тысячи тюльпанов, которые я люблю, и не давал прохода, пока не отвечу «да». Но нет. Слава не такой. Я не отвечу, и он уедет. Спокойно, гордо, без всяких истерик и скандалов. И я его больше никогда не увижу.
Слезы хлещут из глаз. Ксюня сразу меня обнимает. И мы долго так стоим. Я стараюсь не реветь, зажимаю себе рот рукой, тихо хнычу, заливая слезами Ксюнино плечо. Она гладит меня по голове и ничего не говорит. Что тут сказать?
После этого мы молча красим тумбочку. Вся эта возня в мастерской меня всегда отвлекала. И сейчас работает. Я успокаиваюсь. Даже ни о чем толком не думаю. Слежу за мазками краски, которые создаю жесткой кистью, чтобы все хорошо прокрасилось, и защищаю тумбу от насекомых, норовящих сесть на блестящую поверхность. Концентрируюсь на этом процессе максимально, чтобы в мыслях даже фоном не мелькнуло нигде лицо Славы. А сердце все равно ноет. Наверное, пора к этому привыкать. Кажется, так будет теперь всегда.
Глава 3.
Домой я возвращаюсь ближе к восьми. После драмкружка еще катаюсь на самокате, пока не замерзаю. Ксюня и Валентин предлагали составить мне компанию, но смысл? Их утешения мне помогают держаться, дают моральную опору – я не одна, но по факту делают только хуже. Не хочу быть настолько жалкой.
Мама с папой на кухне готовят ужин. Папа, как обычно, что-то с чувством рассказывает. Наверное, новую выставку посетил. А мама охает и ахает, постоянно удивляется. Им так интересно друг с другом, что порой мне бывает обидно. Я далеко не всегда могу поддержать их беседу о высоком искусстве, или политике, или бог весть чем еще. Но сейчас мне это на руку.
– Лерок, надеюсь, ты голодная. Мы почти приготовили очень вкусное ризотто, – кричит мама с кухни, не выглядывая. Папины волосатые ноги я вижу под открытой дверцей холодильника.
– Нам еще минут десять, Лерок. Не торопись, – добавляет он, что-то жуя.
Я заглядываю в проем, чисто поздороваться, потому что аппетита нет. К тому же после драмкружка мы с Ксюней слопали по сэндвичу. Мама в шелковой пижаме пританцовывает у плиты и мешает деревянной вилкой жижу в сковороде. Папа в шортах и футболке захлопывает холодильник и выкладывает на стол уже натертый сыр.
– Ты с ночевкой сегодня? – спрашиваю у него, хватая из миски горстку.
В последнее время папа уходит домой только ночевать, и то не всегда. И они думают о покупке квартиры побольше, чтобы, наконец, съехаться и выселить меня в отдельную комнату, хотя мама еще за эту не закрыла ипотеку. С папиной помощью дело идет быстрее, но у него то густо, то пусто. Картины могут долго не продаваться, а потом сразу несколько за раз. И он любит шиковать, правда, недолго. Потом опять приходится ужиматься. Никакой стабильности и практичности. Я даже удивляюсь, что маму это не беспокоит. Она же всегда расчетлива. В общем, своей комнаты я отчаялась дождаться.
– Я не планировал, но если ты настаиваешь, – он скалится, отчего все лицо испещряется морщинами. Мама смеется.
– Да как хотите, голубки.
Иногда мне кажется, что это у них первая любовь, а не у меня со Славой. Они такие милые друг с другом, аж приторно. Мне всегда хочется закатить глаза, когда они сюсюкаются за столом. Мама с ним совсем другая. Я к папе, которого у меня шестнадцать лет не было, привыкла быстрее, чем к «новой» маме. Ее до сих пор странно такой видеть.
– Приятного аппетита, – говорю, разворачиваясь.
– А ты что, не будешь? – мама вытягивает шею вслед за мной.
Я отвечаю уже из коридора.
– Я не голодна.
И пропадаю в ванной. Хочется расслабиться. Наваляться в горячей воде, наиграться с пенкой, наслушаться Славиных треков. Они не подходят для моей депрессии, и тем больше мне нравятся. В памяти кружатся воспоминания, весь прошедший год. Силикон, из-за которого все началось, кроссовок, из-за которого мы познакомились, первое свидание, которое подстроила Ксюня. Тогда оно таковым не было, но для меня до сих пор остается самым теплым и ценным воспоминанием о Славе.
Все встречи, ссоры, примирения перекручиваются в сознании. Я вылавливаю май, последний звонок, когда Слава обещал, что будет учиться в Питере. Потом сразу вспоминаю его выпускной. Точнее, ночь после, когда мы впервые перешли грань, посмотрели порно, и он ласкал меня пальцами.
Даже сейчас от одного воспоминания об этом я краснею и хихикаю непроизвольно. Хочется опять в его объятия, окунуться в его нежность, провалиться в собственном блаженстве.
