– Чай попозже занести? – уточнила Ольга. – Или как?
– Да нет, – опешил я, – я просто…
– Приводите себя в достойный советского человека вид?
Как бы говорили мои воспитанники из две тысячи двадцать пятого – «Эпик фэйл».
– Пирожки, сдача, чай и бельё, – произнесла она и, сунув Гене в руки поднос, удалилась.
– Классная, да? – спросил у меня Гена.
– Ну да, не без этого, – сообщил я ему, так и стоя в трусах и выглядывая в коридор. Сержанты смотрели ей вслед с такими взглядами, будто голодная дворняга ветчину увидела.
– Смотри, пирожки и чай горячие, сахар на салфетке, даже бельё сухое! Сдача еще, сорок копеек. Ты рубль давал?
– Ну!
– Чего-то она расщедрилась. Это ты с ней, что ли, познакомился?
– Угу! И понравился… этим, как его… богатым внутренним миром, во! – проговорил я, рассматривая себя. Вот чучело! Как мой реципиент до поезда жил вообще?
Гена тяжко вздохнул, вновь полез под полку. Быстро извлёк из какой-то несуразной сумки пару носков и семейные красные трусы.
– Боюсь, у меня с ней нет шансов даже с учётом манящих красных труселей.
– Друг, красные, наверное, лучше, чем грязные?
– Истину говоришь! – согласился я, дополнив: – Так, отныне клянусь, что того лентяя и разгвоздяя, которого вы доселе видели в моём лице, вы больше никогда не увидите!
– Какого гвоздя? – не понял Геннадий.
Я только рукой махнул. Мол, не парься.
– Конечно, Александр, не увидим, я сегодня ночью уже приезжаю, – улыбнулся сверху Иван Петрович, вдруг увидев остановившуюся в дверях женщину. – Гражданочка, ну дайте вы парню переодеться, не видите, он стесняется!
– Ой, чего я там не видела… – закряхтела женщина и потопала прочь.
– Про богатый внутренний мир хорошо сказал, – похвалил меня Гена. – А у меня по литературе тройка была, как и по математике.
– Зато ты добрый, а математиками и литераторами не всем быть суждено, – поддерживал я беседу, пока переодевался.
– Ну что, чая бахнем с пирожками? – ободряюще выдал Гена, кидая бельевой набор мне на полку, а поднос ставя на столик.
Сладкий чай с пирожками зашёл, как родной. Это то, чего мне прям не хватало.
Свою старую одежду я аккуратно сложил в стопку, а от носков и трусов решил избавиться, как случай подвернется. Для того чтобы все это не мозолило мне глаза, засунул под полку. Стыдоба этот Саня Медведев, да и только.
Привычка менять трусы каждый день вырабатывалась в моей прошлой жизни с регулярными тренировками, иногда приходилось тренироваться по несколько раз в день, не сменишь нижнее бельё – будешь вонять. А если так, жди реакции от окружающих. А тренер – это пример для всех и каждого, кто к нему приходит.
После еды потянуло в сон и я, поддакивая Гене и Иван Петровичу с его кроссвордом, расстелил себе постель и, заправив перьевую подушку в наволочку, завалился спать.
Сон пришёлся в руку, снилось странное. Вернее, наверное, не снилось, а вспоминалось.
Жизнь Медведева Саши от первого лица. Средняя успеваемость в школе. После восьмого класса зачисление в техникум, хмурое лицо его отца страстно желающего, чтобы сын стал как он – инженером-электронщиком, усталое лицо матери, учительницы средней школы, от того, что её сын не блещет оценками.
Множественные победы на личном фронте у Саши отсутствовали… Как и друзей особо не было, за этим он и пошёл в секцию САМБО. Хорошая, толковая семья даже личный автомобиль в ней есть: белый Жигули ВАЗ 21-01, вроде бы. Гараж. Квартира двухкомнатная. Однако Медведев от родителей съехал в общежитие, видя внутри семьи какие-то напряженные нотки и, решив, что это из-за него.
Пум-пум-пум… – подумалось мне, когда я проснулся.
Придётся, наверное, снова разочаровать родителей: к технике-то я совсем не стремлюсь, можно, конечно, закончить технарь для корочки, потом попасть по распределению на завод и всю жизнь мучиться. Этого Медведев родителям, конечно же, не сказал, побоялся, наверное, да и не думал он столь глубоко. А что еще надо парню в шестнадцать лет? Уж явно не платы паять. Итак, у меня до восемнадцати лет есть два года, там, скорее всего, спортрота, я же вроде спортсмен, хоть и посредственный. Однако у меня есть время, чтобы подготовить себя и стать лучшим из лучших. Что там впереди? Девяностые? Спорт мне ой как понадобится. Прости, пап, но электронщика из меня не выйдет. Однако одно я знаю точно: семейство Медведевых сына больше стыдиться не будет!
– Антипов! – прокричал новый знакомый голос Фёдора Кузьмича.
– Я! – ответили ему.
– Виноватов! – снова назвали фамилию.
– Здесь! – ответил другой голос.
– На ёлку влезь, услышав свою фамилию, отвечают «Я». Виноватов!
– Я! – поправился Виноватов.
– Губанов!
– Я! – прокричал Гриша.
– Дуреев! – голос продолжил перекличку, он звучал так, как будто имел на то все права и основания.
– Я!
– Желоватов!
– Я!
– Игнатьев!
– Я!
– Медведев!
– Я… – выдохнул я, открывая глаза.
– Так, парни, всем отбой. Завтра утром будем в Вороне, проверьте документы, чтобы в город попасть.
Однако через пару часов мы приехали на станцию, где на главном здании белыми буквами было написано Воронеж.
– О, а тренер сказал к утру, – подумал я вслух.
– Так это и не Ворон.
– В смысле, Ворон это же сокращение Воронежа?
– Чуть тише, – попросил меня Гена, – или это ты тоже забыл?
– Давай рассказывай, – попросил я, сев на полку, и приготовился внимать.
– Странно всё это. Короче, мы едем в Ворон.
– Объясни? – не понял я.
– Да, у нас закрытый город с АС, называется Ворон.
– Дела… – протянул я.
– Пошарь в сумке своей, там паспорт и пропуск. Город закрытый и относится к Воронежской области, поэтому Кузьмич нас на открытые ковры в Тамбов и катает, чтобы чемпионат и первенство области смогли выиграть и чтобы раньше времени не показываться противникам. Тёмными лошадками быть, понимаешь?
– Понимаю, а чего так далеко-то, в Тамбов?
– Там конкуренция в разы больше, чем в Вороне. С другой стороны, мы с ними только на ЦЧР встретимся.
– ?.. —
– Да ты не с полки, а с Луны упал. Центрально-черноземный регион, в него входим и мы – Воронежцы, и Тамбовцы, и… ещё несколько областей.
Всё это было странно и я, чтобы проверить, даже полез в ближайшую ко мне сумку, висящую на крючке возле спального места. Красную с бежевой поперечной полосой и с принтом башни кремля с пятью кольцами под ней. Защёлкнутый передний карман кожзамовского изделия поддался и оттуда я вытащил красный гербатый и серпатый паспорт, открыв который первым делом увидел и картонную корочку пропуска.
На ней так и было написано: «Пропуск», и снова стилизованная башня с солнцем на её вершине или так изображали атом, а может, энергию. На обороте красные буквы на коричневой бумаге гласили: «Запрещается передавать другим лицам». Внутри фотография, заверенная звездной печатью, возле которой два поля для цифр: К и Я.
К-3, Я-235. Ещё правее номер П-466742.
Далее в столбик: «Медведев Александр Сергеевич, подпись и действителен по 198_».
Последняя цифра не указана.
– Понял. Ну, доброй ночи тогда, – сообщил я Гене, засовывая документы обратно в сумку.
– Давай, выздоравливай, – пожелал мне Гена, поворачиваясь на бок, к проходу спиной.
Я тоже лёг и честно попытался поспать, но сон меня не забирал вовсе и, дождавшись, пока вокруг меня засопят, я тихо спустился с полки и направился в сторону туалета. Миновав его, вышел в другой вагон, пробираясь мимо спящих людей, всё еще не веря, что нахожусь в прошлом.
И наконец я пришёл туда, куда следовал.
Вагон-ресторан был оформлен в классическом стиле: деревянные панели, мягкие сиденья, покрытые коричневой тканью, столы с белыми скатертями. Стены украшали картины с лесными пейзажами, реками и горами. До моих ноздрей донёсся совершенно другой запах, совершенно другой еды, нежели тот, что царил в вагонах с пассажирами.
Тут блюда различались и не смешивались. К примеру, я без проблем распознал картошку с грибами. Распознал я и запах табака, а также алкоголя. Тут было светло, светло настолько, что я зажмурился. У стойки в самом конце вроде бы никого не было, да и сам вагон вроде бы пустовал. Однако я ошибался. Из-за сидений одного из столиков выглянула уже знакомая мне усатая голова. Тренер был не в настроении, но увидев меня, округлил глаза и подался вперед.
Поманил меня пальцем.
– Так, Медведев! Это как понимать?
Глава 4. Первая кровь
– Доброго вечера, тренер, – поздоровался я.
– Угу… ночь уже. Присядь-ка!
Я подошёл ближе, послушно опустился на мягкое сиденье. Все это время он оценивающе смотрел на меня, на столе был чай в железном подстаканнике и пара бутербродов, чёрный хлеб, масло и колбаса, а ещё тетрадка в шестьдесят четыре листа в чёрном переплёте.
– Ну, что молчишь? – спросил он. – Тебе, наверное, жутко стыдно за вчерашнее свое и поведение, и выступление? – выдал тренер.
– Честно? – спросил я.
– Конечно, честно, – не моргнув глазом, ответил он.
Тренер посмотрел на меня, хитро прищурившись.
– Я ни выступлений, ни высказываний своих не помню совсем, как и многого, что сейчас вокруг меня происходит.
– Удобно, не находишь, тебя амнезия настигла, как в «Джентльменах удачи»: тут помню, тут не помню, – усомнился он.
– Если честно, ничего не помню! В паспорт посмотрел фамилию, узнал свою, парни сказали, что вы тренер и что едем в Ворон.
– Сотрясение возможно, но не так и сильно тебя вчера приложили. А ты мне не врёшь?
– А если правду скажу, поверите?
– Конечно, поверю.
– Это сложно понять, но я из будущего.
– А-а… фантастику я тоже люблю. Ну давай поиграем в твою игру. И как оно там? Как страна, процветает?
– Да вроде нормально все.
– Ну и отлично! – улыбнулся тот. – А подробнее?
Тут я сообразил, что в политике особо-то и не разбираюсь, да и истинных причин развала СССР не знаю. И зачем я буду эту тему развивать? С моей стороны будет очень странно вдаваться в подробности. Видно же, что тренеру просто поговорить охота, а мои откровения он за чудачества принимает. Я решил ссылаться на сотрясение, мол, привиделось, а сейчас изображал вид, будто вспоминаю что-то.
– Не знаю я, у меня спортивное образование.
– И в каком же ты спорте там был?
– ММА, BJJ, панкратион, грэпплинг.
