Валерий Гуров "Фаворит 2. Служу России!"

Признаться, такая работа мне не очень нравилась. Понимаю всю абсурдность обвинения, что какой-то дурак по пьяни мог лупить монетой о стол, может быть, при этом требуя выпивки. И кто-то же пришёл в Тайную канцелярию, дабы провозгласить заветные два слова – «Слово и дело», предполагающие, что пришедший стукач знает что-то, что является делом государственной важности. Учитывая то, что вся система самодержавного правления укладывается в фразу, сказанную французским королём: «Государство – это я», – то любая крамола в сторону императрицы и есть дело государственной важности.

– Тайники! – заорали в трактире, как только мы переступили порог питейного заведения.

– Лови их! – заорал тогда и Шимохин, но отчего-то не побежал хватать хоть кого-нибудь.

Вот для этих дел и нужны были мы.

– Ваше высокоблагородие? – вопрошал ко мне Кашин.

– Ловите! Чего уж тут, коли надо! – несколько обречённо сказал я.

И началась катавасия, достойная ещё чёрно-белых кинокомедий, где людей веселили погромами и нелепыми драками.

Ну не к лицу мне, гвардии капитану, бегать за людишками! Так что некоторое время я стоял и только наслаждался, будто бы находился в кинотеатре или смотрел спектакль.

– Бах! – подняв пистолет кверху, я выстрелил в потолок. – Всем стоять! Кто дёрнется – стреляю!.

После моего крика все встали, замерли на местах.

– Кто тут этот?.. – я и забыл имя злостного преступника, на задержание которого был послан целый плутонг геройских гвардейцев.

Стоявший, а скорее, прятавшийся за моей спиной Шимохин быстро вычленил из толпы нужного человека и указал на него пальцем. И даже не вышел вперед, а всё так же скрывался за моей могучей спиной. Всё это выглядело, будто отец ребёнка пришёл на разборки в песочницу, и сын, прячась за всемогущим папой, указывает пальчиком на девочку лет четырёх, которая сыпала на мальчика песком.

Между тем злостный преступник, которым оказался явно деградирующий мужик, и сейчас пребывающий в зыбком нетрезвом состоянии, был повязан. И уже с ним мы направились обратно в Тайную канцелярию.

Грязная работа. Выпивоха, поддерживаемый за локотки гвардейцами, был ни жив ни мёртв. Он рыдал, молился, а потом и вовсе обмяк, смирился, бедолага, со своей участью и лишь периодически делал попытки шагать, больше скребя землю старыми штиблетами, не больно-то и помогая гвардейцам, которые практически несли мужичонку.

Да уж, поймали злостного преступника, способного пошатнуть устои Российской Империи! Стыдно принимать в этом во всём участие. Однако служба есть служба. И в прошлой жизни мне нередко было стыдно за участие в некоторых операциях, но я никогда об этом не говорил, не показывал видом. Раз мы – слуги государевы, так и повинны служить.

По сути, на этом наша служба на сегодняшний день закончилась. И солдаты моего плутонга, было дело, уже решили расходиться по своим жилищам, но нет.

Я из тех, кто будет загружать солдата, хоть бы и покраской травы и креплением листиков к веточкам для красоты. Пусть-ка не забывают, что дисциплина не для красного словца в основу службы введена.

Глава 3

Чтобы сделать правильный выбор, нужно прежде всего знать, без чего нельзя обойтись.

Подданный русской императрицы Елизаветы Петровны, Эммануил Кант

Петербург

21 июня 1734 года

Сегодня на тренировке кроме положенных строевых упражнений я надумал ещё давать солдатам новую систему штыкового боя. Ну, может, не совсем новую и не всегда штыкового, но главное, что систему.

Немного уже посмотрел на то, что умеют гвардейцы, у меня в голове начала выстраиваться схема боя. Во-первых, необходимо было дать пять-шесть действенных приёмов. Взять что-нибудь из арсенала своего прошлого не представляло никакого труда. Всё же система штыкового боя сперва Российской империи, а после Советского Союза могла бы считаться лучшей в мире. Турки, да и не только одни, не дадут соврать.

Кроме того, что каждый боец должен знать, пусть и ограниченно, но достаточное число приемов для наиболее распространённых ситуаций на поле боя, я ещё хотел внедрить систему работы тройками.

Ведь как оно сейчас? Бойцы не имеют согласованности между собой, используют примитивные приёмы уничтожения противника. И это обосновано для солдат – бывших еще не так давно крестьянами и не знавшими даже, где лево, а где право. «Коли», «отклоняй», «коли опять» – вот и все, чему учили. Но я-то знаю, что ружье со штыком – это оружие, которое ещё на протяжении лет ста, как бы не больше, будет решать исход боя.

Поэтому необходимо ввести навык работы тройками. Это когда один берёт на штык удар клинка противника, а в это время рядом с ним есть тот, который заколет вражеского негодяя. Локально создать небольшое, но численное преимущество перед врагом – это то, что позволит добиваться намного лучшего результата и страховать друг друга – значит и победить, и выжить. Это же и возможность уничтожить любого мастера шпаги или сабли.

Пока так. Хотя я очень рассчитывал на то, что у меня получится создать ещё и диверсионный отряд. На мой взгляд, взгляд человека, заканчивавшего войну разведчиком, по сути, выполнявшего эту роль и после Великой Победы в немалом количестве локальных войн, именно диверсионная работа может при малых усилиях создать большие сложности врагу, а как максимум – даже войны выигрывать.

Взорвать склад противника, лишая его ресурса, ослабить командный пункт или даже его уничтожить – всё это может такая группа. За примером далеко ходить не надо. Золото Лещинского и взорванный фрегат французов – вот результат такой работы.

Более того, я почти уверен, что моя задумка способна воплотиться в жизнь без особых надрывов, лишь только посредством целенаправленной работы. Некоторых солдат не нужно будет даже ломать, чтобы натаскать на подобную диверсионную деятельность. Конечно, из бывшего когда-то крестьянина, которого обучили военному делу, прежде всего, линейной тактике и построению, такой боец не получится. Такому рекруту вбивают в подкорку последовательность действий, и он становится лишь частью большого механизма, от работы которого и зависит успех на поле боя.

А мне нужны инициатива, собственное мышление, личностные характеристики и способность принимать решения. А порой даже образование и знание иностранных языков.

Но в этом отношении мне подфартило. В Измайловский полк в качестве рядового состава набирались не мужики от сохи, а малоросские почти что казаки, почти что шляхтичи. Как тот Фролов, у которого была дедовская «шабля». Он не мог доказать, что шляхтич, но с детства знал, что он, Фрол – гордый потомок славного воителя. А это совсем иное мышление, это формирование воинского духа, навыков «шабельного» боя.

Так что я вполне мог рассчитывать на то, что, если соберу таких вот, вроде бы как, казаков, но, скорее, гайдуков, в отряд, то получится весьма грозная высокомобильная, способная решать многие задачи команда.

Но работы много, очень много… Что и показывает картинка во дворе полковой канцелярии, где была площадка – без какого-либо оборудования, но хотя бы ровная.

– Бичуг, твою в дышло! Не видишь, что у него голова открыта, а у тебя правая рука свободная? Отчего не бьёшь? – я бегал по относительно небольшому двору, указывая на ошибки своих бойцов.

Пока у меня со всеми потерями в распоряжении имеется лишь одиннадцать человек. Но должна быть, как у капитана, полноценная рота. Надеюсь, что мне её дадут. Должны дать.

– Фролов, ну-ка бей не в полную силу! Забьешь же Егорьева! – я вовремя остановил болевой прием, а то спарринг-партнер Фролова уже бледнел.

Перед отъездом я имел разговор с Юрием Фёдоровичем Лесли, когда просил его передать в моё подчинение некоторых бойцов, которых заприметил во время операции по захвату золота Лещинского. Например, мне очень понравилось, как действовал фурьер Никифоров. Грамотно действовал, инициативно, собрано и решительно.

Я ещё не знаю, как происходит вообще-то комплектование Измайловского полка, могу ли я на это повлиять, однако хотелось бы иметь возможность самому отбирать состав моей роты. Наверное, вполне было бы достаточно подойти к непосредственному командиру с этим вопросом, но это если бы кто-то из них присутствовал в Петербурге.

К тому же Густаву Бирону пойти, как-то задобрить, может быть, хорошим вином или подарить одну из моих трофейных шпаг, ну и попросить об услуге. Уверен, что подобный подход действенен во все времена в нашем благословенном Отечестве, к превеликому моему сожалению. И можно было бы не плодить мздоимство, хотя бы мне, но… Нельзя такие ресурсы не использовать, чтобы получать больше возможности.

Да, вино и… флаг с французского фрегата. Его реплику! Белое полотно. Такие флаги можно вообще продавать на сувениры. Только ровно нарезать простыней. Не могу до сих пор отойти… Надо же – просто белый флаг на корабле!

– На сей час хватит! – заканчивал я тренировку. – Сержант Кашин, Подойдите ко мне!

Солдаты как стояли, так и рухнули на пыльную траву – то, что от нее осталось после нас.

– Отставить лежать пластом! Встать! Ходить и глубоко дышать! – приказывал я, когда увидел, как все полегли.

– Ваше высокоблагородие! – сказал, подойдя ко мне, Кашин и лихо пристукнул каблуками.

– Сержант, у меня есть к вам разговор!

Может быть, в боевой обстановке я и общался с Иваном Кашиным без официоза, но среди солдат он авторитет, потому теперь я старался всё-таки этот авторитет своего заместителя поддерживать.

Хорошо, чтобы мне ещё дали в роту нормальных офицеров, чтобы сработались. Все же с Кашиным уже есть взаимопонимание. Хотя была вероятность, что его повысят. Впрочем, повышение сопряжено с дарованием личного дворянства, а это серьезный шаг, на который вряд ли охотно пойдет командование. Потому всё осталось как есть.

Разговор был, действительно, серьезный. Я видел некую женскую особу, которая явно искала со мной встречи. Она не подходила близко, понаблюдала со стороны да и вышла со двора полковой канцелярии. Должна, значит, теперь ждать на выходе.

Дело табакерки начинает ожидаемо всплывать. И без Кашина эту проблему мне не решить.

– То, о чем я буду говорить… Сие похоже на недоброе дело. Токмо выслушай и… Мне помощь твоя нужна, не для себя, а для Отечества нашего, – несколько пафосно начал я сложный разговор.

– Всё ли ты понял, сержант? – отведя Кашина в сторону и объяснив ему суть предстоящего дела, строго спросил я.

– Не сомневайтесь, ваше высокоблагородие, возьму с собой Фролова и Бичуга, всё сделаем как нужно.

Тут он замялся, явно хотел задать какой-то вопрос, но не был уверен, что он уместен.

– Спрашивай! – сказал я, понимая, что лучше всё решить на берегу, чем идти в море с нерешёнными проблемами.

– Коли дело это государево, отчего же нельзя обратиться в Тайную канцелярию? – спросил Кашин.

– Оттого, чтобы нам самим не залезть на дыбу, – отвечал я. – Более того скажу: сие дело такое, что можно и на дыбу, токмо и получить чины есть возможность. Тут каждый решает за себя. Або пан, або пропал. Решай и ты.

– Я сделаю, что вы просите, ваше высокоблагородие, – не совсем уверенно отвечал Кашин.

Деваться некуда, на самом деле. Все делать самому просто нельзя. Мне нужна поддержка, хотя бы из ряда той, что «в сторонке постоять, пока люди договариваются». Да и не потяну я в одиночку чисто сработать двух казаков, когда придется.

Так что тут либо доверяться своим людям. Либо отдавать табакерку и не думать ни о чем, пока за мной не придут и не повяжут под белы рученьки. Нынче Анна Иоанновна олицетворяет Россию? Я не могу дельно на это повлиять, и не вижу иных достойных. Так что… Служу России! Вот будет лучше Отечеству от изменений, тогда я и подумаю, за кого вписаться.

А для того, чтобы служить России дельно и на что-то влиять, нужно становится сильным. Свой лимит «щедрости» у государыни я исчерпал. Ну не будет она ни завтра, ни через год, даже если я еще какой подвиг совершу, повышать меня в чинах.

С другой же стороны, хватает и других людей, которые могут замолвить за меня словечко, если только будут высоко мотивированы это сделать. Будем мотивировать! Так что… Или я пан, или пропаду, но попробую. Редко кто возвышается без риска, да почти и никто.

Все… Решение принято, а значит иду поближе к дамочке, давая себя заметить. Жребий брошен, Рубикон переступил!

– Господин Норов? – когда я, якобы, направлялся в канцелярию Измайловского полка, меня окликнула девушка.

Я обернулся и посмотрел на ту, кто знает моё имя, но кого я никогда раньше вживую не видел. А вот на изображении… И всё-таки не всегда портреты врут. Когда-то я видел Мавру Шувалову, которая ещё не должна быть замужем за одним из виднейших людей елизаветинской эпохи, а значит, должна носить фамилию Шепелева.

Признаться, я несколько растерялся. Понятно, что именно она пришла за той самой табакеркой, которая никак не выходила у меня из головы. Кто-то же должен был её забрать. Я очень надеялся, что это будет мужчина. Впрочем, Апраксин же говорил, что вещица – для некоей дамы.

Очень не хотелось воевать с женщинами, хотя я прекрасно понимал, что порой они бывают столь коварны и жестоки, что могут выполнять обязанности мужчин… Я не о какой-то постельной пошлости, но знавал таких женщин, которые поистине были воительницами. Они, если и не имели отношения к военному делу, то своим характером и поведением зачастую давали фору практически любому мужчине.

Вот и эта Мавра казалась не дамой, а, скорее, спецагентом под прикрытием. И все равно, мой план уже мысленно пересматривался. Бить женщину? Нет, нельзя. Особенно в этом времени, особенно мне, который никогда не поднимал руку на женщину. Ну кроме только той эсэсовки в Берлине… Но она наставляла на меня пистолет, вот первой пулю и получила.

– Чем я могу быть полезным вам? – с обезоруживающей улыбкой спросил я.

Я чувствую, когда нравлюсь женщинам. Вот и эта девушка несколько смутилась, стараясь не прятать свои глаза, выглядеть безмятежно, но не сильно-таки это у неё получалось.

Говорят, что не бывает некрасивых женщин. Нет, бывают. Возможно, это дело исключительно вкуса, но не в меру широкое лицо Мавры, как и не совсем умело замаскированные оспины на этом лике, девушку привлекательной отнюдь не делали. А ещё она была полна. Полнота бывает разной, порой даже и весьма привлекательной. Но не в этом случае, когда ожирение явно выглядит болезненным.

– Вам передали вещь, которая адресована мне, – выдавила заученный текст Мавра.

– Могу ли я узнать имя столь очаровательной, обворожительной особы? А уже после поговорить о вещице? – спросил я.

Пусть не сразу, но Мавра смогла понять суть комплимента, и её лицо несколько покраснело.

– Сударь, позвольте мне остаться не представленной вам. Прошу простить меня, – явно нехотя произнесла Мавра.

Если она мне не представляется, то, выходит, рассчитывает, что я её не узнаю? Или же при следующей встрече, если таковая состоится, станет уже сильно поздно думать о чём-то, так как подарочек от Апраксина будет вскрыт, прочитан и сожжён. И тогда игра в инкогнито может восприниматься не более, чем флиртом на маскараде.

Нет, так не будет. Сегодня Мавре придется признаться и кто она и для кого старается.

– Как вам будет угодно, сударыня, – изобразив некоторое разочарование, отвечал я. – Вот только я не ношу с собой те вещи, которые могут оказаться дорогими, а то, что некий господин может подарить столь очаровательной особе, не может быть чем-то пустяшным!

Я говорил, а девушка всё морщила лоб, стараясь понять, о чём это я говорю, в чём смысл.

Жаль, но мои наработки по одариванию женщин комплиментами, видимо, опережают своё время. Это, как если бы я своей возлюбленной Нине в 1944 году сказал, что она «прикольная». Вот уж забавно… Представил, как Нина начала бы осматривать себя, кто и в какое место её уколол.

А вот Мавра сочла мою улыбку, посвящённую возлюбленной и собственной прошлой жизни, очередным эпизодом флирта и вновь на некоторое время смутилась. Но все же взяла себя в руки.

– Это весьма предусмотрительно с вашей стороны. И всё же как я могу забрать вещицу? – теперь уже Мавра показывала, что она не особо довольна.

– Если не сочтёте за труд, то я скажу вам, в каком трактире остановился. Вечером я буду там. Или же пожелаете, чтобы я взял вещицу завтра утром на службу? Тогда нам бы надлежало встретиться с самого утра, чтобы я успел расстаться с вещью, и она не препятствовала несению моей службы, – сказал я, а Мавра удивительно умными глазами посмотрела на меня.

В какой-то момент она отринула свою девичью скромность, хотя девицей вряд ли была, учитывая то, что должна была когда-то состоять в любовной связи с гольштейнским герцогом. Вот же этот герцог, отец Петра Ульриха, вероятного наследника российского престола! Герцог был особым ценителем женских прелестей, гурманом, раз смог разглядеть в этой женщине что-то привлекательное.

Впрочем, может быть, это как раз тот случай, когда женщину любят не за внешность, а за какие-то иные качества. Смогла же Мавра Шувалова устроить при дворе и своего мужа, и родственников супруга, особенно Ивана Шувалова, одного из основных фаворитов Елизаветы Петровны.

– Я приду к вам на постоялый двор. Уж простите, внутрь заходить не буду. Будьте любезны ожидать меня у входа не позднее восьми часов пополудни, – сказала девушка, изобразила что-то вроде книксена, развернулась и ушла.

Подождав, когда Мавра на десяток-другой шажков удалится, я проследовал за ней. Да, так и есть: два казака её сопровождали и стояли в стороне, не отсвечивая. Обстоятельства дела немного усложнялись. Не стоило думать, что близкая подруга Елизаветы, её, по сути, агентесса, будет ходить без силового сопровождения.

Уже через минуту увидел я и Кашина, который проследовал за Маврой, изучая свою цель. На этом я мог их оставить. Теперь должен сработать Кашин с сотоварищи. Мне нужно знать адресата. Да, это Елизавета Петровна, я почти в этом уверен. Но… Мало ли.

За то, что я сделал для сержанта, как и для остальных оставшихся в живых бойцов плутонга, они теперь были готовы за мной хоть в огонь, хоть в воду. Я показал такое отношение к солдатам, которого они ни у кого не смогли бы найти в эти времена.

Кроме того, мои бойцы прекрасно понимали, что те богатства, которыми уже владели и солдаты, и Кашин, пусть, конечно, в меньшей степени, чем я, – это всё не просто так. И сам сержант мне об этом говорил, мол, если я хочу что-либо сделать для своих же солдат, то я не должен бояться говорить о проблемах, а они, чем смогут, всегда помогут.

Когда люди повязаны кровью, когда они выкарабкались из серьёзнейших передряг, выхода из которых, казалось бы, нет… Когда люди повязаны общим преступлением, а то, что мы частично облегчили сундуки Лещинского – это преступление… Так вот когда существуют нормальные отношения, без унижения, оскорблений, но при этом не потеряна и субординация… Вот это всё вкупе даёт мне возможность говорить, что пусть не много, но людей для особых тайных дел я нашёл. Мало того, этим тайным делам, исподволь или даже напрямую, я их обучаю.

Мне нужно было самому себе ответить четко на вопрос, зачем я все-таки преступаю через моральные принципы и организовываю всю эту операцию. И ведь этот вопрос, если я не найду на него конкретного ответа, будет сопровождать постоянно, точить, заставлять сомневаться.

И, слава КПСС, или Богу, ответы есть.

Самое главное для меня – возвышение. Я должен становится больше, чем есть. Дальше только по протекции. Миниха? Вряд ли. Бирона? Еще более смешно. Он уже составил протекцию такую, что я не знаю, как распорядится двумя обещанными тысячами рублей на покупку поместья. А покупать придется. Это уже могут счесть за неуважение к трону.

Так что у башкиров землю покупать? В разгар восстания? Про Остермана я мало чего знаю, кроме того, что он должен быть еще тем плутом. Значит, нужно искать такие силы, которые могли бы способствовать моему росту. И предположения, кто это может быть есть. Сегодняшний вечер многое покажет.

Но потакать государственному перевороту так же нет желания. Я не приемлю договоров с врагом, пусть даже цель этих переговоров самая светлая, во имя всего доброго, против всего плохого. Если Елизавета Петровна рассчитывает совершить государственный переворот посредством войны России и Швеции, то это преступление, которое для меня никоим образом неприемлемо. Не может в российские дела вмешиваться будь кто, а уж тем более сильно ослабленная Швеция.

Второе – если заговорщики решатся и у них ничего не получится, то будет проведено расследование, а меня принесут в жертву, как удобную для всех фигуру. Следствие будет вести Ушаков, наверняка причастный к заговору. Уверен, что Мавра, как и я и другие косвенно причастные, останется без головы. И если я так рискую, то пусть это будет иметь материальный смысл

И третье… Да, Анна Иоанновна – далеко не идеальная правительница. Более того, она мне не нравится. Но я ей служу, да и не вижу, исходя из своего послезнания, что и Елизавета была бы великой правительницей, так что занимать чью-то сторону преждевременно. Лиза окружила себя неглупыми людьми, в этом был ее относительный успех в иной реальности. Да и то, там еще разбираться нужно, насколько они правильно правили именем дочери Петра.