– И что? – бешусь я.
– Надо бы оформить опеку, как полагается.
– То есть если я оформлю опеку, то я не смогу ее изнасиловать? Это меня остановит?
Я не собираюсь этого делать, но меня бесят обвинения капитана. Я не хочу, чтобы меня пятнали этой грязью.
– Марк Александрович, следите за словами. Или я сочту их угрозой в адрес девочки.
Вдох, выдох.
– Я оформлю опекунство, если Вам от этого станет легче, – произношу, с трудом сдерживая ярость.
– Так положено. Или мы сочтем, что Вы просто сожительствуете со своей племянницей.
Все, я не хочу этого слышать. Ладони против воли сжимаются в кулаки.
– Мы можем идти или у Вас ко мне еще есть какие-то вопросы?
– Вы можете идти, – он спокоен, как скала, и это бесит еще сильнее. Я вылетаю из кабинета, даже не удостоверившись, что девчонка идет за мной. Меня трясет. Как вообще можно было подумать, что я позарюсь на … это? Она же еще ребенок, бесформенный, несуразный ребенок. Как можно ЭТО захотеть???
Падаю за руль и с силой хлопаю дверями. Она молча забирается на пассажирское сиденье.
– Как ты вообще могла заблудиться? – набрасываюсь на нее. Мне надо на ком-то выместить свою злость и она очень удобно оказалась рядом.
– Я просто гуляла и не заметила, как ушла далеко от дома, – оправдывается она.
– Зачем ты вообще далеко уходила от дома? – взрывает меня. Девчонка вздрагивает.
– Я просто гуляла, – орет она в ответ. – Я, что, не имею права погулять? И не надо на меня орать! Если бы ты дал мне свой номер телефона, я бы тебе позвонила, но ты мне его НЕ дал!
В машине становится тихо. Мы смотрим друг на друга разъяренным взглядом. Я вижу, как раздуваются ее ноздри, как напряжены ее губы, как высоко под футболкой вздымается грудь.
Черт побери, она права! Права и это выводит из себя!
Я срываюсь с места. Пальцы с силой сжимают руль.
– Я хочу есть, – негромкое, но твердое.
– Что? – мне послышалось?
– Я хочу есть, – повторяет громче.
Твою мать!
Молчу и выискиваю глазами в темноте вывеску какого-нибудь кафе. На глаза ничего не попадает и, как назло, на ум не приходит ни одного названия или адреса.
– Я же давал тебе деньги. На что ты их потратила?
– Я позавтракала. И положила деньги на телефон.
Вдох, выдох. Говорят, дыхательная гимнастика помогает успокоиться. Врут!
Наконец, взгляд цепляется за яркую вывеску. Пиццерия. Пойдет! Резко заворачиваю на стоянку и молча выхожу из машины. Девчонка не отстает. Внутри полно народу. Громкие разговоры, смех, детские визги. Мне хочется развернуться и тут же выйти.
– К сожалению, у нас все занято, – с виноватой улыбкой сообщает администратор.
Я выдыхаю облегченно.
– И, что, мне так и остаться голодной? – возмущается девчонка у меня за спиной.
Я молчу.
– Эй!
– Я не эй! – резко разворачиваюсь к ней. Она останавливается как вкопанная. В ее глазах снова страх, но лишь на мгновение.
– Я, правда, хочу есть, – заявляет решительно. – Почему мы не можем заехать в магазин и что-нибудь приготовить дома?
– Я не готовлю дома.
– Почему? – не отстает она.
Завожу машину.
– Давай закажем пиццу. У вас в Москве доставляют пиццу? – девчонка смотрит на меня дерзко.
Терпеть не могу пиццу и весь этот фаст-фуд. Тем более у себя дома. Достаю телефон и быстро нахожу кафе поблизости. Один короткий звонок. Есть свободные столики. Наконец, я накормлю это чудовище и она замолчит.
Мы ждем заказ. Я листаю статьи в телефоне. Она вертит головой, разглядывая обстановку. Останавливает взгляд на мне.
– А ты не будешь есть?
– Нет.
– Почему?
– Не хочу.
– Ты всегда такой?
– Какой? – смотрю на нее исподлобья.
– Злой.
– Всегда, – не хочу, чтобы она питала насчет меня какие-то иллюзии.
– Мама говорила, что злые люди злы потому, что они несчастны.
Долго и пристально смотрю на нее. Не моргает. Дерзкая. С характером. И наглая.
Приносят заказ. Она набрасывается на еду так, как будто не ела неделю. Я же дал ей достаточно денег. Она, что, все потратила на телефон или завтракала в самом дорогом ресторане?
– Кстати, как мне тебя называть? – спрашивает с полным ртом.
– Никак.
– Дядя?
– Нет.
– Эй?
Поднимаю на нее предупреждающий взгляд.
– Окей, тогда дядя, – кивает сама себе.
– Марк… Марк Александрович.
Смотрит недоверчиво.
– Прямо так? Марк… А-лек-сандро-вич?
– Да, прямо так, – киваю я, глядя в телефон.
– Кто тебе та женщина?
– Какая?
– С которой ты ночью пришел.
– Тебя это не касается.
– Жена?
Молчу.
– У тебя вообще есть жена?
– Нет.
– А ты был женат?
– Нет.
– Почему?
– Ты уже поела?
– Нет.
– Тогда ешь.
– Так почему ты никогда не был женат?
– Не хочу.
– А дети есть?
– Слава Богу, нет.
– Почему слава Богу? – не унимается она.
Я чувствую, как внутри меня все закипает. Бросаю на стол несколько купюр. Этого должно хватить.
– Жду тебя в машине.
Девчонка появляется нескоро. В руках небольшой сверток.
– Что это? – спрашиваю, когда она садится в машину.
– Завернули с собой, – гордо улыбается. – У тебя же нечего дома есть.
– Ты, что, не наелась?
– Наелась, но вдруг еще захочу.
Бросаю взгляд на часы. Почти десять. Когда она собирается еще есть? Не хочу ничего об этом знать.
Наконец-то, я дома. Хочу в душ, но не успеваю. Мое наказание уже оккупировало ванную. Можно и в гостевую, но я хочу в СВОЮ ванную. Жду десять минут, двадцать. Чтобы отвлечься, варю кофе. Выпиваю. Она еще не выходила. Стучу.
– Да? – спрашивает спокойно.
– Я тоже хочу помыться.
– Я сейчас.
После нее в ванной полный разгром. На раковине мокрое полотенце. МОЕ полотенце. На полу лужи воды. Мыло НЕ в мыльнице. А это что? Укрепляющий шампунь с маслом амлы… Гель для душа «Сочная дыня»… Скраб для лица…
Вдох-выдох.
– Алиииисаааа!
Я спокоен. Я спокоен. Вдох, выдох.
– Что? – спрашивает недовольно.
Оглядываюсь. На ней короткий тонкий халатик. Далеко не новый, судя по выцветшему рисунку. На голове чалма из полотенца. Поджимает босые ноги, на которых ногти тоже черные.
